Танцовщица для небесного бога (СИ) - Лакомка Ната

Вдоль сцены стояли лампы в каменных чашах, один край которых был выше чем другой. Это позволяло направить свет на сцену, в то время, как беседка со зрителями оставалась в тени. Сидевшие на вершинах колонн слуги бросали душистые лепестки роз и чампаки. Лепестки летели, как бабочки, и так же, как ночные мотыльки, мгновенно сгорали, если касались пламени светильников. Но большинство лепестков падало на украшенную цветами беседку, где расположились отдыхающие боги, и воздух был напоен ароматами.

Несмотря на вечернюю духоту, здесь было прохладно от воды, фонтанов и громадных подвесных вееров, которые усердно раскачивали гандхарвы, призванные прислуживать гостям. Играла музыка, и на сцене распорядитель пира уже распевал молитвы великим богиням — покровительницам искусства — госпоже Сарасвати, госпоже Падме и госпоже Бхайрави. Все происходящее казалось прекрасным сном, чудесным видением. И также, как Джавохири, Анджали подумала, что это — самое лучшее место на свете, и что жить здесь — самое большое счастье.

Сахаджанья бегом домчала учениц до колонн и поставила последними в шеренге апсар, готовых выйти на сцену.

Прекрасные женщины в одинаковых шафрановых нарядах, с косами, украшенными жасмином, казались похожими друг на друга, как родные сестры. Джавохири и Анджали лишь совсем немного уступали им в росте. Апсары не обратили на новичков внимания, и переговаривались тихими, мелодичными голосами — будто журчала родниковая вода.

«Когда-нибудь и я стану такой же, — поклялась мысленно Анджали. — Нет! Я стану лучше их».

Распорядитель пира трижды ударил об пол тростью, увитой бубенчиками, и наставница Сахаджанья напутственно подшлепнула учениц:

— Просто танцуйте, как на занятиях, — шепнула она.

Вслед за старшими подругами Джавохири и Анджали вышли на сцену и заняли места у светильников.

Свет от ламп слепил, и Анджали не сразу разглядела зрителей, расположившихся в цветочной беседке. Зазвучала знакомая музыка, и тело отозвалось привычными движениями. Заученный и повторенный тысячу раз танец Анджали могла бы станцевать и с закрытыми глазами. Но сейчас ее взгляд был устремлен туда, в полумрак, где боги лакомились сладостями и наслаждались представлением.

Господина Каму Анджали узнала сразу, хотя до этого никогда не встречала — он возлежал на месте хозяина, на ложе, сделанном в виде раскрывшегося лотоса. Он был очень красив, но несколько изнежен — пухлощекий, с круглым животиком, и тремя складками на каждом боку. В гимнах, которые каждый седьмой день пели в его честь, он назывался «владыкой апсар, целительных и охраняющих здоровье», способным «послать пять стрел любви», «опьяняющим душу» и «губителем покоя». Ничего «губительного» Анджали в нем не увидела, как и в господине Читрасене, который находился на ложе, справа от хозяина праздника. А ведь о нем говорили, что он лучший воин во всех трех мирах, и что одно его появление на боле боя обращает в бегство тысячи врагов. Правда, лицо его было суровым, но напрочь лишенным божественной красоты — низкая переносица, толстый нос и тяжелый подбородок. Тяжелый, как слоновья ступня.

Анджали упрекнула себя за столь низменные мысли о великих богах, но в это время апсара, подававшая сладости на огромном плоском блюде, отступила на шаг в сторону, и она увидела господина Шакру. Он возлежал на ложе, осыпанном цветочными лепестками, подперев голову рукой, и говорил что-то смеясь господину Каме. Одна из апсар умащала ноги царя богов маслом, вторая кормила виноградом, отщипывая по ягодке и кладя в рот.

Шакра был одет в красные и золотые одежды, и его великолепного тела не было видно, но красота лица так и сияла, как солнце в ночи. Анджали едва не позабыла танцевальные движения, заволновавшись до глубины души.

Дайвики в золотых одеждах вышла на середину. Крылья из золотистого шелка трепетали на ее руках. Она встала, балансируя, на одну ногу, сильно согнув другую в колене, и раскинула руки-крылья, подражая полету божественного орла.

В любое другое время Анджали не отрываясь смотрела бы на орлиный танец, но сейчас всё ее внимание было приковано к цветочной беседке., и она следила за ведущей танцовщицей краем глаза — только чтобы не нарушить слаженность движений. В танце апсары окружили главную танцовщицу, опустившись на деревянный пол сцены и приняв изысканные позы. Полагалось смотреть на дайвики-орла, но Анджали посмотрела прямо в беседку. Господин Шакра забыл про сладости, смех и разговоры, он был увлечен представлением, и глядел на танцовщиц, не отрываясь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На мгновение Анджали показалось, что их взгляды — её и царя богов — встретились, но она ни в чем не была уверена — это могла быть лишь неверная игра теней.

Музыка смолкла на несколько мгновений, давая знак, что танец окончен, а потом тонко запела флейта-бансури, предлагая распорядителю праздника объявить следующее представление.

Но господин Шакра остановил распорядителя движением руки.

— Вон та, белая, — сказал он, кивая на Анджали.

— Подойди, — велел распорядитель праздника. — Царь богов зовет тебя.

Анджали робко приблизилась и поклонилась, коснувшись лбом основания ложа.

— Как твое имя? — спросил Шакра.

Анджали назвалась и только тогда осмелилась поднять глаза. Царь богов был совсем близко, она даже смогла рассмотреть родинку над правой бровью и ресницы — длинные и пушистые, как у Ревати. Вблизи он показался девушке еще красивее. Он глядел на нее с улыбкой и чуть мечтательно, как будто видел то, чего она сама о себе не понимала.

— Ты ведь еще ученица?

— Мой арангетрам[1] будет через три года, — ответила Анджали.

— Три года — это недолго, — заверил ее Шакра. — Ты не заметишь, как они пролетят. И тогда я смогу насладиться твоим танцем в полной мере.

— Почту за честь танцевать для вас, господин, — ответила девушка заученной фразой.

— Она необычна, — повторил он слова дайвики Шьяма-Мукхи, указывая на нее Каме и Читрасене. — Вот увидите, она далеко пойдет.

Младшие боги услужливо закивали.

— Я тоже обратил на нее внимание, как только она ступила на сцену, — важно заявил господин Кама. — В ней чувствуется сила, в каждом движении. Это очень, очень важно для танцовщицы.

— Да, сила! — засмеялся Шакра. — Если бы я не боялся преступить закон, я бы сейчас пощупал ее мускулы. Под этой гладкой кожей они так и играют, хотя сейчас совсем не заметны. Потрясающее единение формы и содержания, вы не находите?

И младшие боги снова закивали, показывая, что во всем согласны.

Анджали не понимала и половины их слов, слишком уж они были для нее мудрены, но взгляд Шакры согревал, манил, не отпускал, и она смотрела на него, чувствуя себя так, словно уже попала в Брахмалоку — священный город праведников, освободившись от перерождений и обретя вечную свободу.

Но тут взгляд царя богов скользнул поверх головы Анджали, и глаза его расширились, а губы приоткрылись, как у ребенка, заметившего сладости. Анджали ревниво оглянулась, чтобы увидеть, что привлекло его внимание. На сцену вышла дайвики Шьяма-Мукхи, изображавшая царицу змей. Ее темное полуобнаженное тело с острыми высокими грудями извивалось под музыку с гибкостью, достойной настоящей змеи. И эта змея бросала в царя богов взоры манящие, долгие и жаркие, как самая жаркая ночь.

Анджали схватили за плечи и оттащили, чтобы не мешала господину Шакре любоваться представлением.

Она не сопротивлялась, потому что в сопротивлении не было смысла. Одним своим появлением «черная и прекрасная» заставила царя богов забыть об Анджали и всех остальных апсарах вместе взятых. Глядя из-за колонны на танец Шьяма-Мукхи, девушка чувствовала себя униженной. Дайвики унизила ее своей красотой, своим искусством. Невольно Анджали начала повторять ее движения. Неужели, в этом сила над мужчинами? Даже божественными? В движениях? Или во взглядах?

— Перенимаешь знания? Ты умница, — похвалила ее наставница Сахаджанья, появившись из темноты, как ночная бабочка. — Но нам пора. Джавохири уже ждет в вимане.