Чем женщина отличается от человека - Александр Никонов

Неестественный отбор

До России, слава богу, культурная революция с Запада пока что не докатилась. По себе сужу. Несмотря на то, что школу я закончил почти четверть века назад, на решение задачи про воздушный шар у меня ушло несколько минут. В отличие от хваленых французских бакалавров. И это, между прочим, еще не самое интересное, что я вам могу о себе доложить! Лет десять тому назад приключился со мной преудивительнейший случай. Сидел я как-то поздним вечером на кухне уставший, и вдруг вспомнил анекдот свой молодости. Звучит он так:

«Первая степень деградации инженера после окончания вуза – инженер забывает таблицу интегралов… Вторая степень деградации инженера – инженер забывает таблицу умножения… Третья степень деградации инженера – инженер надевает на лацкан «поплавок».

…Поплавок, как вы знаете, – ромбовидный значок о высшем образовании, уж не знаю, дают нынешним студентам такие или нет…

Вспомнился мне этот анекдот вот по какой причине – я вдруг подумал, что со времен окончания вуза прошло уже, блин, десять с лишним лет – и какая же у меня теперь стадия деградации? Значок я еще не ношу. Но это можно списать на полное отсутствие у меня пиджаков – некуда нацепить. Таблицу умножения, кажется, еще помню, хотя на многих строчках уже запинаюсь. А вот, скажем, площадь круга…

И тут – о ужас! – я вдруг понял, что не могу точно вспомнить площадь круга – то ли «пи эр квадрат», то ли «два пи эр квадрат». Это был явный заскок. Из тех, что случаются с каждым человеком, когда он внезапно забывает какое-то знакомое слово – смотрит на предмет и не может вспомнить, как эта штука называется. Фамилия, бывает, чья-нибудь иногда так выскакивает из головы. Кажется, еще минуту назад помнил, а тут вдруг – бац, ступор какой-то, вылетело слово. И чем сильнее хочешь вспомнить, тем больше клинч. В таких ситуациях нужно просто успокоиться и подумать о чем-то другом, и тогда через пару минут сбой программы рассосется, и нужное слово к тебе вернется само.

Я это знаю и знал. Но в тот раз изрядно перепугался: неужто я совсем стал дурак – забыл площадь круга? Неужели пора искать в кладовке ромбовидный значок с перекрещенными молотками? Я лихорадочно схватил ручку, кусок бумаги и решил просто-напросто вывести площадь круга, раз я ее так позорно забыл. Нарисовал круг, в нем – элементарный треугольник с высотой в радиус и основанием в «дельта икс». Взял интеграл по замкнутому контуру. И получил площадь круга – «пи эр квадрат». Без всякой двойки впереди. И тут же вспомнил, что двойка – у длины окружности.

Горд собой был до чрезвычайности. Напился чаю с лимоном… А ведь я мехматов не кончал. Самый обычный Институт стали и сплавов. Умели раньше делать специалистов!

Но – шутки в сторону. Когда я впервые ознакомился с рассказом математика Доценко о французском образовании, то всерьез задумался о судьбе нашей цивилизации. Ведь то, что сейчас происходит, – действительно катастрофа. Еще одно-два поколения таких ученых и – полный закат цивилизации. Здравствуй, варварство!

Абсолютно солидарен с Доценко в его оценках и академик Арнольд. Он, кстати, работал не только в Париже, но и в университетах и колледжах Нью-Йорка, Оксфорда и Кембриджа, Пизы и Болоньи, Бонна и Беркли, Стэнфорда и Бостона, Гонконга и Киото, Мадрида и Торонто, Марселя и Страсбурга, Утрехта и Рио-де-Жанейро, Конакри и Стокгольма. Оксфорде, Кембридже. Имеет возможность сравнивать. Везде – кошмар.

– Во Франции я читаю студентам такие же лекции, как и в Москве. Принимаю там экзамены. И вот во время письменного экзамена парижский студент спрашивает меня: “Профессор, я нахожусь в затруднении: скажите, четыре седьмых меньше или больше единицы?” Это студент четвертого курса, математик! Он провел сложные вычисления, решил дифференциальное уравнение и получил верную цифру – четыре седьмых. Но дальнейшие его расчеты шли двумя путями – в зависимости от того, больше или меньше единицы оказывается полученный результат. Все, чему я его учил – а это дифференциальные уравнения, интегралы и так далее, – он понял, но я его не учил дробям, и дробей он не знает…

На вопрос, почему же так происходит, обращенный к представителям западной элиты, наш неутомимый академик получил следующий ответ: «Американские коллеги объяснили, что низкий уровень общей культуры и школьного образования в их стране – сознательное достижение ради экономических целей. Дело в том, что, начитавшись книг, образованный человек становится худшим покупателем: он меньше покупает и стиральных машин, и автомобилей, начинает предпочитать им Моцарта или Ван Гога, Шекспира или теоремы. От этого страдает экономика общества потребления и, прежде всего, доходы хозяев жизни – вот они и стремятся не допустить культурности и образованности (которые вдобавок мешают им манипулировать населением, как лишенным интеллекта стадом)».

Возможно, насчет Моцарта и теорем академик и перегнул палку, но то, что структура мироощущения у быдла и человека разумного разная, то, что образование влияет на ценностные категории, – в этом у меня сомнений нет. Владимира Игоревича здорово пугает, что аналогичная ситуация грозит и России в результате проводимых у нас реформ образования, введения ЕГЭ (единый госэкзамен по тестам) и дальнейшего облегчения (отупления) школьной программы.

– Если так, у нас не только атомоходы будут тонуть, – полагает он, имея в виду печально известную подлодку «Курск».

А я вам больше скажу – хрен с ними, с атомоходами, у нас тут вся цивилизация под угрозой – из-за разрыва между тем интеллектуальным уровнем, которого требуют новейшие технологии, и тем уровнем, который обеспечивается средней школой. Разрыв растет. И это означает, что интеллектуальная прослойка общества тончает и лишается опоры в виде базиса среднешкольных знаний.

Сейчас процесс принимает необратимый характер, раскручивается положительная обратная связь по принципу «чем хуже, тем больше»: происходит «отбор по тупости» – уже второе поколение тупых профессоров преподает студентам и занимается отбором преподавателей на кафедры университетов – отбирают таких же, как сами.

Вот как описывает процесс этого отбора навидавшийся Арнольд в одной из своих книг:

«Рискуя быть понятым одними только математиками, я приведу… примеры ответов лучших кандидатов на профессорскую должность математика в университете в Париже весной 2002 года (на каждое место претендовало 200 человек).

Кандидат преподавал линейную алгебру в разных университетах уже несколько лет, защитил диссертацию и опубликовал с десяток статей в лучших математических журналах Франции.

Отбор включает собеседование, где кандидату предлагаются всегда элементарные, но важные вопросы (уровня вопроса «Назовите столицу Швеции», если бы предметом была география).

Итак, я спросил: «Какова сигнатура квадратичной формы xy?»

Кандидат потребовал положенные ему на раздумье 15 минут, после чего сказал: «В моём компьютере в Тулузе у меня есть рутина (программа), которая за час-другой могла бы узнать, сколько будет плюсов и сколько минусов в нормальной форме. Разность этих двух чисел и будет сигнатурой – но ведь вы даёте только 15 минут, да без компьютера, так что ответить я не могу, эта форма ху уж слишком сложна».

Для неспециалистов поясню, что, если бы речь шла о зоологии, то этот ответ был бы аналогичен такому: «Линней перечислил всех животных, но является ли берёза млекопитающей или нет, без книги ответить не могу».

Следующий кандидат оказался специалистом по «системам эллиптических уравнений в частных производных» (полтора десятка лет после защиты диссертации и более двадцати опубликованных работ).

Этого я спросил: «Чему равен лапласиан от функции 1/r в трёхмерном евклидовом пространстве?»

Ответ (через обычные 15 минут) был для меня поразительным; «Если бы r стояло в числителе, а не в знаменателе, и производная требовалась бы первая, а не вторая, то я бы за полчаса сумел посчитать её, а так – вопрос слишком труден».

Поясню, что вопрос был из теории эллиптических уравнений типа вопроса «Кто автор «Гамлета»?» на экзамене по английской литературе. Пытаясь помочь, я задал ряд наводящих вопросов (аналогичных вопросам об Отелло и об Офелии): «Знаете ли вы, в чём состоит закон Всемирного тяготения? Закон Кулона? Как они связаны с лапласианом? Какое у уравнения Лапласа фундаментальное решение?»

Но ничего не помогало: ни Макбет, ни Король Лир не были известны кандидату, если бы шла речь о литературе.

Наконец председатель экзаменационной комиссии объяснил мне, в чём дело: «Ведь кандидат занимался не одним эллиптическим уравнением, а их системами, а ты спрашиваешь его об уравнении Лапласа, которое всего одно – ясно, что он никогда с ним не сталкивался!»