Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

Я думаю, тут вы правы – человеку нужна узда, может быть, и не тугая, но не позволяющая ему совершать насилие, убивать, воровать.

– Философ ты, Дема, однако... На всяк вопрос у тебя целая речь заготовлена. А вот скажи-ка мне – про "русских сатанистов" никогда не слыхал?

– Нет. Это что-то новенькое.

– Это действительно новенькое. Чисто американское явление, скажу я тебе. В Америке ведь модно быть сатанистом, геем или страдать аутизмом. Ах, это ведь так загадочно! Это так возвышает, это выделяет из толпы. Это говорит о принадлежности к избранным. В конце концов, это дает возможность за что-то побороться. Действительно, за что еще бороться в стране, в которой все зажрались, если не за права несчастного Сатаны! Люди не понимают, с чем они играют! А в Канаде появились еще и "русские сатанисты". Колдуны, по-нашему. Эти идиоты считают, что вступать в союз с Дьяволом, наступая правой пяткой на святой крест, бормотать богохульства на ломаном русском и портить настроение православным в храме, стоя спиной к алтарю – гораздо таинственнее и аристократичнее, чем делать то же самое на европейский манер.

– А у нас все только говорят и пишут, что колдуны – хорошие, славные такие ребята, порчу снимают, домовых выгоняют, любовь привораживают, в Бога верят. Без колдунов сейчас – ни ногой.

– Знаю, читал. Это не колдуны. Шваль болотная.

Демид вспомнил историю, которая произошла с ним однажды. На кафедру, на которой Дема работал ассистентом, повадился ходить мужичок. Он был неопрятен, бородат, лысоват, в мутно-зеленых глазах его временами вспыхивал ненормальный огонек. Не любил Дема таких людей. Этот называл себя колдуном, шлялся по комнатам, всюду совал свой острый нос и нудно выклянчивал всякие фетиши – крокодильи зубы, шакальи глаза, сушеные цветки аконита и прочую подобную дрянь. Его где-то шугали, а где-то и вежливо объясняли, что таковых предметов на кафедре не водится. Однажды поганец, обозленный отказами, пристал к девчонкам-лаборанткам, обещая им всяческие несчастья, размахивая руками и бормоча ужасные непристойности. Девчонки подняли визг и Демид, пересилив брезгливость, пошел разбираться с обнаглевшим кудесником. Он открыл дверь лаборантской и вежливо предложил:

– Слушай, мужик, ты мне надоел. Мотай отсюда. Чтобы я тебя тут больше не видел.

Но "чародей" решил наглеть дальше, выкатил глаза на Дему, и обдавая его запахом лука и гнилых зубов, заскрипел:

– А на тебе, жеребец окаянный, порчу нашлю лихую. Будет черный сглаз твое кости знобить, тело мучить!

Дема сгреб поганца за лацканы засаленного пиджака, приподнял так, что обшарпанные штиблеты колдуна оторвались от пола, и негромко, но внятно сказал:

– А вот за это – в лоб получишь.

Мужичок хотел крикнуть еще что-то страшное, но взглянул в глаза Демида и осекся. Взор его потух. Бормоча под нос, он выкатился за дверь и больше не появлялся.

Эту историю Дема любил рассказывать в компании и каждый раз она вызывала взрыв смеха. Все начинали рассказывать хохмы о своих встречах с "экстрасексами", энергоцелителями и колдунами. В Демином кругу этих людей всерьез не воспринимали.

Именно поэтому Демид и не решился рассказать эту историю сейчас – слишком уж серьезно относился к подобным вещам Николай. Непонятно было только, к чему вообще весь этот разговор о колдунах, сатанизме и прочем.

Демид огляделся. Они просидели целый вечер за неотрывным разговором, и было уже довольно поздно. Меж тем народ в ресторане вовсю гулял. Оркестрик на сцене играл танго, несколько пар исполняли какое-то подобие этого танца, большинство же, обнявшись, медленно передвигались на месте, соблюдая направление по часовой стрелке. У стены столы были сдвинуты – там, очевидно, происходил банкет. Красномордый толстяк в розовой рубашке и сдвинутым набекрень галстуком исполнял роль тамады и безуспешно пытался придать видимость единства застольному коллективу. Атмосфера в зале была пьяно-радушная, в такие моменты можно подойти к любому в зале, завязать беседу и через пять минут уже сидеть с ним в обнимку и вспоминать общих, в неизъяснимой закономерности выявившихся знакомых. Еще не наступило время хмельных разборок и мордобития в туалете, хотя, навострив слух, можно было услышать доносящееся с отдельных столиков извечное российское: "Серега, ты не прав!" как предвестник грядущих катаклизмов. Демид почувствовал явное перенасыщение – и едой, и питьем, и ресторанным шумом, и разговором.

– Николай Игнатьевич, спасибо за интересную беседу. Приятно было с вами познакомиться. Но, честно говоря, мне пора идти. Поэтому мне хотелось бы кратко поговорить о деле. – Хорошо было в ресторане, но Демид не был настроен на всенощное бдение с непременной утренней головной болью. – Итак, вы предлагаете мне работу телохранителя для вашей дочери. Вы считаете, что я вам подхожу. Обо мне, насколько я понимаю, вы достаточно информированы. Наверное, вы знаете, что последние полгода я отказывался от всех подобных предложений, но для вас я сделаю исключение. Я буду с вами работать и со своей стороны могу гарантировать, что с Джейн ничего плохого не случится. Только ради вас.

"Ради девчушки. В ней что-то есть".

– Спасибо, Дема. Мне подходишь только ты. Только ты. Я верил, что ты не откажешься.

– Еще вопрос: что будет входить в мою работу?

– Да ничего серьезного. Будешь забирать ее утром из гостиницы, отвозить на машине по ее делам. Будете, наверное, много ездить по селам – ее работа связана с русским фольклором. Ну, переводчиком будешь, если понадобится. Если ей захочется, отведешь