Экипажи готовить надо - Анатолий Черноусов

Остановились на песне «Дан приказ ему на запад…»

— Понимаешь, можно так! — говорила Таня. — На сцене… стол, на нем табличка…

— «Запись добровольцев»!

— Да. Секретарь ведет запись… а хор за сценой: «Уходили комсомольцы на гражданскую войну…».

— И вот остаются эти двое… — продолжал Иван, представив себе уже почти всю сцену и радуясь, что дело-то, оказывается, не такое уж и сложное. — И он ей «напиши мне письмецо…»

— А девчонке красную косынку обязательно! Чтоб в духе времени… И всем котомки… тощенькие такие — в дорогу же!

— Слушай, Тань, а конец так: секретарь остается один… и поворачивает табличку другой стороной, а там: «Комитет закрыт…»

— «Все ушли на фронт!» — Таня шлепнула ладонью по столу. — И песенка удаляется, удаляется… Обязательно к баяну подключи негромко барабан.

Иван положил руку на плечо Пинигиной, которая (и он это отлично видел), глядя на вожатых, таких забавных в эти минуты, постепенно оживлялась, оживлялась, заражалась их выдумкой; брови ее раздвинулись, лицо просветлело.

Положил ей руку на плечо и сказал:

— Солистка у нас вот.

— Что вы, Иван Ильич, какая из меня солистка! — испугалась Мария Стюарт. — Я и пою-то, как… курица лапой!

— Ну да! — возразил Иван. — Помню я твою « молдаванеску »…

— А-а-а, — обрадовалась девочка. — Так тогда же надо было!

— Тогда печь дымила, дым шел, а теперь — «огонь». Понимаешь? Горим.

— Понимаю… Ну, а кто же солист?

— Да хотя бы Ширяев. Он у нас всех перекричит.

— Ой, перекричит! — вроде бы и возразила Пинигина, но возразила таким тоном и с таким выражением на лице, что ясно было: знаю, мол, Ширяева горластого.

— Ну, как?

— Ладно уж, — вздохнула Мария Стюарт, — попробуем.

Попрощались с Таней и отправились домой.

«Славная девушка, — думал Иван о Тане, — разом нашли общий язык. Вот и с Зоенькой… С ними чувствуешь себя свободно, говоришь без оглядки, с ними просто и хорошо. А с Ириной… Эта, наверное, много мнит о себе, воображает, что красавица… Нет, надо подружиться с Таней. Или с Зоей?.. Только не с Ириной. Только не с ней!»

Юрка Ширяев тоже поотнекивался для порядка, но по всему было видно, что предложение вожатого ему, Юрке, польстило.

Оставалось подобрать кого-то на роль комсомольского секретаря. Иван спросил у ребят, кого бы они предложили на роль секретаря?

— Бочу, Бочу! — со смехом закричали сразу несколько человек.

Бочей прозвали в отряде Севу Цвелева. Сева — серьезнейший толстячок. Голос у него почти бас, ходит Сева вперевалочку, перед тем, как что-нибудь сказать или сделать, подумает — голову набок.

Секретаря играть сразу же согласился.

— Секретаря? Это можно, — пробасил. — Это я обожаю. — И пригладил чубчик на своей запорожской голове.

Приступили к репетиции.

Глава 9

Иван сидел среди зрителей и отмечал про себя: дрогнул голос у солиста Юрки, слишком уж была убита горем Пинигина, кто-то из хора «дал петуха»… Но Боча настолько вошел в роль секретаря, настолько важно выдавал добровольцам красные книжицы и жал руки, что, в общем, инсценировка понравилась, вожатые с улыбкой оглядывались на Ивана и Анну Петровну, пришедшую на конкурс в самую последнюю минуту, Иван тоже поглядывал на педагога и в который раз за этот день думал: «Вот так-то, Анна Петровна!»

Лучше всех инсценировка удалась Тане Рублевой. Зрители, в основном пионеры младших отрядов, замерли, когда на сцену, где Витя Черевичкин беззаботно и самозабвенно гонял своих голубей, ворвались «фашисты». Все в черном: черные каски, черные френчи и черные же автоматы; белые только черепа и кости на рукавах…

Когда отряды стали расходиться по своим палатам, Иван подошел к стоящим в сторонке Ирине и Тане Рублевой.

— Ну, Танечка, — говорила Ирина, — ты просто молодчина! Где ты откопала этого мальчишку? Я чуть не заревела, честное слово!

Иван тоже наговорил Тане самых хороших слов, а Таня от смущения покашливала и часто-часто дотрагивалась пальцами до своих очков. Говорила, что она тут ни при чем, что она сама не ожидала…

Пошли втроем по затихающему лагерю.

— Они у меня любят все военное, — рассказывала Таня, — а какой я военный? Ну, сделали, что отряд — как подразделение: командиры, политруки, звания, погончики, обращение по-военному, автоматы смастерили, игру недавно провели, ну, а дальше? Понимаете, надо чтобы и другие отряды… Что-то массовое видится, грандиозное, чтоб захватило всех!

Иван вспомнил, как учил ребят ходить по компасу, и сказал, что это лишь начало всевозможных тренировок, которые он задумал. А после тренировок — сложный многодневный поход.

— Не знаю, как будет дальше, но пока мои ребятки довольны…

— Еще бы, — задумчиво сказала Таня. — У нас же ничего подобного нет. У нас же пионеры плавать-то сплошь и рядом не умеют! И мы их не учим!

— А вы, Ирина Дмитриевна, как считаете? — спросил Иван.

— Я недавно прочла, — чему-то улыбнувшись, сказала Ирина, — что древние греки о невежественном человеке говорили: он не умеет ни читать, ни плавать. Так что… я согласна — всему этому надо учить, только… — Она почему-то замолчала, так и не докончив начатой фразы.

— А походы возьми, — снова заговорила Таня. — Ходят в походы, но как! Отойдут километров пять по дороге, и стоп. Причем, котлы, палатки, рюкзаки везут на подводе. Ну, что это такое! Мальчишки… да они мечтают о трудностях, о настоящем! А тут… лишь бы птичка в плане стояла: был, значит, поход туристический. В газете еще напишут — пионеры-де ходят в походы, купаются, загорают…

— Слушайте, девушки, — сказал Иван, — давайте объединять отряды для всяких таких занятий, а?

— Тройственный союз? — обрадовалась Таня. — Согласна! — И протянула Ивану руку.

Он положил свою поверх Таниной.

— Ирина, твоя рука! — потребовала Таня.

— Ну, хорошо… — не без некоторого колебания сказала Ирина и осторожно коснулась Ивановой руки.

— Свершилось! — подытожила Таня. — В честь знаменательного события приглашаю к себе в гости, у меня есть такие вкусные вещи, что язык проглотите.

Посидели у Тани на террасе, похрустели свежими огурцами и, спохватившись, что спать осталось всего ничего, стали прощаться.

Иван пошел провожать Ирину. Они молча шли по дорожке мимо белеющих в темноте, притихших корпусов. Надо было о чем-то говорить и говорить обязательно интересно, Иван понимал это, но темы как-то все не находилось, и вдруг он почувствовал, что волнуется. «А что, если, — в панике подумал он, — так ничего и не придет в голову? Ведь до ее палаты уже недалеко… И она решит — ну и кретин, заснуть можно от скуки… Давай же открывай рот, ну же!» — он начинал злиться на себя, но мысли от этого только застряли, словно бы в узком проходе; так ученики, ринувшись из класса все разом, застревают в дверях.

— Правда, Таня славная? — спросила вдруг Ирина.

— Да-а! — почти что обрадованно подхватил Иван. — Очень! — И, торопясь, стал говорить о Тане Рублевой: и Танины техасы, и синяя курточка с погончиками, и толстые стекла очков, и прямые светлые волосы, и то, что она картавит слегка — все в ней необычно, оригинально, отлично! Иван был искренне благодарен Тане Рублевой, она второй раз выручает его сегодня.

— Не знаю почему, но мне кажется, она походит на Гавроша…

— Да, она прелесть… — немного принужденно сказала Ирина.

— Так вы завтра присоединяете свой отряд? — спросил Иван, довольный тем, что разговор-таки наладился.

— К вам с Таней?

— Ну да. Сразу же после уборки территории — к лесным воротам. Будем изучать компас, топографические знаки… А во время купания — учиться плавать!

— Пожалуй, но… — Ирина с минуту раздумывала, а потом, видимо на что-то решившись, спросила: — Вы не находите, что ваша программа несколько односторонняя? Не впадаете ли вы в другую крайность? В жизни часто встречаешь юношей и девушек… они отличные спортсмены, хорошо сложены, многое умеют и даже знают, но вот насчет интеллекта, кругозора, что ли…

«Ах, вот оно что! Она сомневается, не примитивы ли мы с Таней? Не стремимся ли и пионеров сделать примитивами?..».

— Да нет же, нет! У меня, например, и в мыслях-то не было превратить ребят в этаких ловких, проворных животных. Наоборот, я за сочетание в одном человеке…

— Всего прекрасного?

— Именно!.. И вы еще увидите, честное слово!.. — У него чуть было не вырвалось: «Ты еще увидишь, что не такой я, каким, наверное, тебе кажусь! Узнай сначала, а потом уж делай выводы…»

Но ничего такого Иван не произнес, хотя в тоне, видимо, это чувствовалось, потому что Ирина вдруг рассмеялась.

— Что ж, — сказала она, протягивая руку, — поживем — увидим. — Пожелала спокойной ночи и поднялась на свою террасу.