Скрытый Тибет. История независимости и оккупации - Сергей Кузьмин

Царевич Тогон-Тэмур в 1331 г. пригласил к себе Кармапу III Рангжунг Дордже, главу школы Карма-Кагью. Кармапа провел интронизацию Тогон-Тэмура, ставшего последним юаньским императором, правившим в Пекине. В это время в Тибете шла борьба за власть между последователями Сакья и Кагью. В 1354 г. власть захватил Джанчуб Тьелцен, последователь Кагью. В 1357 г. юаньский император признал его статус. Джанчуб провел передел земли землевладельцев, ввел единую ставку поземельного налога в 1/6 урожая, стал строить дороги, переправы, учредил патрульно-полицейскую службу, ужесточил монашескую дисциплину.

Монгольская династия, приходившая в упадок, была уже не в состоянии влиять на Тибет. В 1351 г. в Китае началось восстание Красных повязок — широкое движение крестьян против монгольского владычества. Движение расширялось, руководители разных группировок нередко враждовали друг с другом, входили в альянсы с монгольскими военачальниками, также враждовавшими между собой. Победителем вышел китайский монах Чжу Юаньчжан. В 1368 г. Тогон-Тэмур бежал из Пекина. Сохранились художественные переложения его причитаний по этому поводу: «О, мой Даду, исполненный из разных сортов драгоценностей! <…> О, мой Даду, служивший опорой всему монгольскому народу! <…> Мой дворец, построенный Хутухту, тростниковый дворец, в котором проводил лето хубилган Сэцэн-хан, Кибунг-Шаньду — все отобрали китайцы! А мне, Ухагату-хану, осталось только мое скверное имя — заигрывавшего с китайцами», и т.д.{99}

В хронике «Мин ши» сказано, что первый минский император Чжу Юаньчжан, памятуя о былых набегах тибетцев на государство Тан, отправил послание, в котором известил о смене власти в Китае.{100} Он послал в Тибет губернатора Шэньси, чтобы те, кто работал в канцеляриях при империи Юань, прибыли к китайскому двору для подтверждения своих должностей. В «Мин ши» сказано, что 23 августа 1374 г. чиновник Вэй Жэнь был повышен в должности от командующего гвардией Хэйчжоу до районного военного комиссара, стал самым высоким чиновником в Хэйчжоу и получил в управление Хэйчжоу, До-Кам и У-Цанг, то есть весь Тибет.{101} Но этот чиновник неизвестен в тибетской исторической литературе, а канцелярии для управления находились не в самом Тибете, а в приграничных районах около Хэйчжоу и Синина. Они не представляли реальной политической структуры в Тибете. Политической власти Мин в Тибете никогда не было — не было китайских законов, налогов и т.д. Это говорит о признании Тибета независимым государством в то время.{102}

Первые императоры государства Мин за образец внешней и внутренней политики, по-видимому, взяли китайскую империю Тан.{103} Вместе с тем, они были буддистами, считали китайский и тибетский буддизм равноправными. В Пекине изготовляли буддийские статуи по тибетским образцам, напечатали текст буддийского канона «Танджур».{104} В Пекине жили последователи Карма-Кагью. В 1407 г. их глава Кармапа IV Дешин Шег-па был приглашен в Нанкин, совершил обряд в память об отце и матери императора Чжу Ди (девиз правления — Юн-лэ). Китайский император и его супруга стали учениками Кармапы IV. Чжу Ди даровал Кармапе титул «Драгоценность религии, великий милосердный с Запада, могущественный Будда мира».{105} Он предложил ему власть над Тибетом и верховенство в буддизме Китая. Кармапа не принял предложение, сославшись на свое нежелание подавлять другие школы тибетского буддизма.

Приглашал Чжу Ди и Цонкапу, основателя школы Тэлуг, но тот отклонил предложение. Вряд ли он смог бы так сделать, если бы Тибет был частью империи Мин. После повторного приглашения Цонкапа отправил своего представителя — ученика Джамчена Чойдже Шакья Еше. Тот стал личным ламой императора. Ему был дарован титул «Всезнающий, чуткий и великодушный умиротворитель Вселенной, великий сострадательный, почитаемый всеми, великий царевич и лама из благополучного и прочного Западного царства, великий лама императора Джамчен Чойдже».{106} Лама вернулся в Тибет, получив много даров. В хронике «Мин ши» об этой истории сказано, что с того времени западные страны признали себя покорными ему.{107} В действительности этот лама не получил никакой политической власти. Титулы, присваиваемые в государстве Мин тибетцам, несли престиж и признание, а не власть.

Нет сведений о том, что тибетские религиозные лидеры вступали в отношения «наставник — покровитель» с другими минскими императорами. Китай и Тибет не заключали и каких-либо межгосударственных договоров. Мирное сосуществование было выгодно обеим странам. Тибет был занят внутренними проблемами — борьбой кланов за власть, а империя Мин — затяжными войнами с монголами. Во второй половине XIV в. китайские власти создали пограничную линию караулов между государством Мин и Тибетом. На границе возникли рынки по меновой торговле китайским чаем и тибетскими лошадями (их закупали для войны с монголами). В 1407 и 1414 гг. император Чжу Ди выражал желание восстановить почтовую связь с Тибетом.

Между обеими странами происходил обмен посланцами, тибетцы охотно ездили в империю Мин для торговли, за титулами, пожалованиями и т.д. Законодательство империи Мин детально регламентировало торговлю, в частности продажу чая тибетцам, его обмен на лошадей.{108} За контрабанду чая через тибетскую границу китайцы подлежали суровому наказанию, вплоть до четвертования. Люди, тайно селившиеся в приграничных областях, чтобы торговать чаем с тибетцами, подлежали аресту и отправке на каторгу. Так что торговля с тибетцами рассматривалась как торговля с другой страной. Выдаваемые минскими властями золотые пайцзы на ведение торговли тибетцы часто «теряли» — видимо, продавали другим, расширяя число имевших право торговли.

В Пекин из Тибета в середине XV в. приезжали с «данью» ежегодно до 3—4 тыс. чел.{109} Тибетцы привозили в дар лошадей, шерстяные ткани, войлоки и другие местные товары; китайский двор в ответ проявлял большую щедрость. Императоры Мин строили отношения с Тибетом так же, как и с другими независимыми государствами.{110} По-видимому, этот обмен становился обременительным для местных администраций. В 1569 г. вышел императорский декрет о том, что «данники» должны являться лишь раз в три года, их число ограничивалось, четко определялись пути следования.{111}

Внутренние междоусобицы в Тибете в конце XV—XVI в. велись под религиозными знаменами. При победе той или другой школы побежденных часто заставляли «сменить шапки» — то есть перейти в школу победителей. Войска области У, где господствовала школа Тэлуг, воевали с войсками Цанг, где преобладала Кагью. Как всегда в религиозных конфликтах, воюющие проявляли жестокость как к мирянам, так и к духовенству. Борьба велась с переменным успехом.

Хотя империя Юань развалилась, монголы все еще были могущественны. Несомненно, тибетцы понимали, что из сильных соседей им цивилизационно ближе монголы, чем китайцы. Наиболее активные контакты были в районе Кукунора, где племенной состав смешанного тибето-монголо-тюркского населения менялся в результате непрерывных войн. Среди народов Кукунора, особенно монголов и тибетцев, буддизм распространялся быстрее, чем среди северных племен. К монголам часто приезжали ламы разных школ тибетского буддизма.

В 1543 г. в Толунге, недалеко от Лхасы, родился Сонам Тьяцо, будущий Далай-лама III.{112},[3] Он был признан перевоплощением Тэдуна Тьяцо, прежнего настоятеля монастыря Дрепунг. Он поступил в этот монастырь, а впоследствии проявил блестящие способности наставника и ученого. Он стал настоятелем Дрепунга, приобрел популярность. Его часто просили о посредничестве. Он предотвращал кровопролитие и насилие. Например, в 1559 г. он предотвратил столкновение последователей Кагью и Гэлуг. В 1562 г. р. Кийчу прорвала дамбу, и вода затопила Лхасу. Сонам Гьяцо со своими сторонниками оказали большую помощь пострадавшим, помогли отремонтировать дамбу.

Далай-лама III Сонам Гьяцо (Chandra, 1999)

В 30-х гг. XVI в. западные монголы — ойраты, после поражений в войнах с Могулистаном в районе Хами, частью ушли к Кукунору. В 1550-х гг. там появился правитель тумэтов Анда (1507—1582), взявший титул Алтан-хан (в переводе с монгольского «Золотой царь»). Племя тумэтов в то время входило в состав ойратов. Алтан-хан имел титул «малого хана». Приняв буддизм, он хотел укрепить свою власть и распространить веру. Несомненно, перед ним были образцы Годана и Хубилай-хана. В 1576 г. к Алтан-хану обратились его сподвижники: «Ходят слухи, будто в Снежной стране… живет истинное воплощение Всевидящего и Милосердного. <…> Разве не замечательно было бы пригласить его и установить (союз) религии и правления, как при святейшем Хубилай-Сэцэн-хане и святом Пагпа-ламе в прежние времена».{113}