Разговор с родителями - Дональдс Винникотт

Вот еще фрагмент беседы.

МАМЫ:

— Миссис Т., как обстоит дело с ревностью среди ваших семерых детей?

— Ну, единственная ревность, которую я заметила, была между девочками.

— А сколько у вас девочек?

— Всего две. Понимаете — сначала мальчик, потом девочка, потом четыре мальчика и еще одна девочка. Джин все спрашивала, спрашивала и спрашивала, вы знаете: «Когда же будет маленькая сестричка?» Каждый раз это был мальчик, и она становилась раздражительной на день или два, но потом это проходило. Ну, а потом она однажды пришла из школы и обнаружила, что у нее появилась маленькая сестричка… И поначалу она, казалось, трепетала от восторга. Беда была в том, что я родила девочку 10-го, а 16-го Джин исполнялось семь лет — никаких гостей, конечно… Я не могла бы с этим справиться. И вот около месяца Джин каждый вечер приходила из школы, пила чай и сразу уходила в постель, где выплакивала себе глаза. Мы ничего не могли с ней поделать, она не хотела слушать… Но я думала, что в конце концов она справилась с этим, что она пришла в себя. И вот вчера малютка лежала больная в кровати, и я попросила Джин, так кротко, как только могла: «Джин, не принесешь ли ты мне ночную рубашку для Патриции?» И Джин отвернулась и сказала: «Нет, с какой стати? Пусть пойдет и возьмет сама — она уже достаточно большая.»

— Она продолжает ревновать?

— Да, похоже на то. Но все было так мирно с тех пор, как Патриции исполнилось шесть недель. Сейчас ей уже два года, и внезапно все вернулось опять. Я могу только надеяться, что мы и теперь сможем избавиться от этого.

— Джин не проявляет как-нибудь ревности к братьям?

— Нет.

Дональд Вудс Винникотт:

Сестренка Джин появилась на свет за неделю до ее седьмого дня рождения, и, когда из-за этого ей пришлось обойтись без праздничной вечеринки, она стала неистово ревновать. Этот первый припадок ревности длился шесть недель, и все началось снова, когда ей исполнилось девять, а сестре — два года. Джин не возражала против рождения четырех мальчиков (всего в семье семеро детей) и, на самом деле, всегда просила о сестренке. Я думаю, сестра, которую вы получаете в действительности, совсем не обязательно та самая, о которой вы мечтали.

Теперь еще один рассказ.

МАМЫ:

— Миссис Г., а как обстоят дела у вас? Вы сталкивались с ревностью?

— Да, у нас это было. Моей девочке, — сейчас ей четыре с половиной, — исполнялось три года, когда родился мальчик… Она была в восторге от того, что у нее будет маленький братик, или вообще, маленький ребенок. Но обнаружилось — почти с самого начала — что если я держу младенца, то она обязательно должна пойти и сесть на колени моему мужу, и наоборот. Она хотела, чтобы я читала ей, пока кормлю ребенка, или, по крайней мере, сидела около меня.

— Но это как-то разрешилось?

— Да, действительно. Ревность сошла на нет, и все было тихо до тех пор, пока брату не исполнилось — наверное, год или около того — он стал вставать, играть в манеже и так далее. И тут возникла куча неприятностей с игрушками. Я достала для него ее прежние игрушки, и, конечно, она узнала их… И тут же: «Это мое, мое, мое…» И началось — она хотела снова играть своими младенческими игрушками, и пришлось купить еще игрушек, которые были исключительно его, а то не было никакого покоя.

— А она не хотела играть его игрушками?

— Нет-нет, она бы ни за что к ним не притронулась… Но когда видела, что он берет ее игрушки (хоть она и не притрагивалась к ним года два), то снова хотела играть с ними. И это тоже затихло, более-менее благополучно… Теперь ему восемнадцать месяцев, и все начинается снова, потому что он не сидит на месте и хватает ее вещи.

— …Что-то вроде перетягивания каната?

— Да-да, в самом деле. Она подкладывает свои вещи — я ей всегда говорю: «Положи на стол, где он не достанет.» Но она положит их где-нибудь низко и поворачивается спиной. А он подходит и начинает таскать их по всему дому, и тогда она приходит в ярость. Но на самом деле она очень терпелива с ним.

Дональд Вудс Винникотт:

Этой девочке было почти три года, когда родился брат. Она была в восторге от этого, но чувствовала, что младенец вытесняет ее, когда он на коленях у матери. И тогда она шла к отцу. Когда младенцу был год, а ей четыре, она стала недовольна тем, что он претендует на ее игрушки. Хотя она уже давно забросила их. Вы заметили, что она кладет свои игрушки там, где брат может их достать? Мать говорит, что она очень терпелива с ним, и у меня есть чувство, что ей на самом деле приятно, когда он берет ее игрушки, хотя она и протестует. Возможно, она воспринимает ситуацию и с его точки зрения, а не только со своей.

Теперь, когда вы услышали эти рассказы, не кажется ли вам, как и мне, что вся эта ревность является частью здоровой семейной жизни?

* * *

Я задавал себе вопрос: как и когда начинается ревность? И что должно занимать ее место до того, как слова «ревность» или «зависть» могут быть применены и иметь смысл? Я добавил слово «зависть», потому что ревность и зависть очень тесно связаны. Ребенок, который ревнует к новому младенцу, завидует, что он или она владеет вниманием матери. Я замечу, что матери, которые говорили о своих детях, ни разу не упомянули о ревности у ребенка, которому было бы меньше пятнадцати месяцев. Интересно, что бы вы сказали об этом? Я думаю, что можно обнаружить признаки ревности раньше, чем в пятнадцать месяцев, но ненамного. В девять месяцев, например, ребенок слишком мал, слишком незрелая личность, чтобы ревновать. В год, вероятно, тоже; может быть, как отдельные проявления. Но в пятнадцать, безусловно, да. Постепенно, так как дети растут, возникает ревность по поводу более сложных вещей. Но вначале довольно очевидно, что ревность касается нарушенных отношений или угрозы обладанию, которое заменяет отношение. Основой ревности является отношение к матери, а с течением времени присоединяется отношение к отцу. Мы обнаруживаем, что многие из ранних случаев ревности, очевидно, связаны с матерью и часто группируются вокруг кормления. Это потому, что для младенца кормление жизненно важно. Для матери кормление — только одно из того многого, что она делает для ребенка, но и для нее оно может быть очень важным. Вот фрагмент разговора между несколькими мамами.

МАМЫ:

— Между ними двадцать два месяца разницы, и когда он родился — я рожала второго дома — мой мальчик увидел его, когда тому было всего несколько минут… И несколько дней все шло нормально. Затем он увидел, как я кормлю, и с тех пор месяца два он стоял и орал каждый раз, когда я кормила младенца… И я ничего не могла поделать. Я пыталась по-всякому успокаивать его и давала ему все, что могла, но это очень трудно, когда кормишь ребенка… И он все стоял и кричал. Но примерно через два месяца это прошло и он, казалось, совсем преодолел свою ревность. А потом, когда младенец начал сидеть — в семь или восемь месяцев — опять начались те же представления, я имею в виду не крики, а ревность.

— А моя была немного младше. Я должна сказать, что меня удивило, что она не брала бутылочку — одно время — она забыла, как сосать. Я поразилась, потому что она пришла (я кормила маленького) и тоже захотела сосать. И я подумала: хорошо — но она не стала… Как только она устроилась у груди, то вроде бы почувствовала отвращение. Я думала: хорошо, сделай глоток, если хочешь, посмотрим, что из этого выйдет… И она подходила несколько раз — еще совсем недавно, как бы в шутку. Я ее не прогоняла, я сказала: давай, сделай глоток, но она не хотела. А теперь она захотела бутылочку (я кормлю теперь маленького из бутылочки) И я дала ей плохую, маленькую — бедный ребенок — ну просто символически, понимаете.

— Моя старшая дочь сидит у меня на коленях, когда я кормлю малыша… Я кормлю грудью, так что можете представить, какой это кавардак. (Смех) Она обожает его, понимаете, похлопывает по головке и гладит… Но ей все-таки пока только семнадцать месяцев, так что тут все по-другому.

— У нас была ревность между двумя старшими, с третьим — нет. Но первые два… Моя девочка, когда родился второй, хотела сидеть у моего мужа или требовала чего-то особенного — чтобы я читала, пока кормлю малыша и все такое… А потом эта фаза прошла, и теперь мальчику семнадцать месяцев. Между ними просто жуткие войны бывают. Что есть у одного, тут же хочет другой… Конечно, был период, когда она могла брать у него все, что хотела — она на три года старше его… Но теперь у него мертвая хватка, и он орет — не кричит, а просто яростно орет на нее. Но оба они очень нежны с третьим, делают жесты и все такое… И ни один из них вроде бы не проявляет ревности к младшему.

— Это, на самом деле, не ревность, когда они борются за обладание чем-нибудь, это…

— Это потому, что они хотят внимания.

— Да, я понимаю.

— Понимаете, маленькая кукла, которую я дала мальчику — девочка же совершенно выросла из таких вещей… Из-за того, что я дала ему, она немедленно захотела эту куклу. А если бы я не дала ее малышу, а просто положила бы на стол, и дочка могла бы взять, если бы захотела, то она и не обратила бы никакого внимания.