Лестница в небо или Записки провинциалки - Лана Райберг

— Провинциальная дурочка, — но обидеться не успела.

С тех пор, по-видимому, психика моя поставила перед сознанием мощную блокировку, и я никогда не сомневалась в правильности выбора, что касалось эмиграции как таковой, а жизнь в Майами постоянно пыталась осмыслить и оценить. Очевидно, чтобы не испугаться разрушений, оставляемых позади, и не дать ностальгии задавить себя, я сознательно не участвовала в разговорах, в которых критиковалась Америка и любые аспекты американской жизни.

Тамара жалела меня. Уж она-то знала, через что мне, нелегалке, предстоит пройти. Статус легального жителя может принести только замужество за гражданином страны. После преодоления первой вершины открываются новые горизонты — поиска своего места под солнцем и приличной работы. То есть впереди — годы учёбы и штудирования языка. Об этом я не думала и не пыталась осмыслить ширины океана, который предстояло переплыть. Назад дороги не было.

И ещё — поддерживала мысль о том, что когда-нибудь я приеду в Задорск навестить подруг, и новость эта, конечно, докатится и до него. Он узнает, что я живу в Америке, да не на какой-нибудь завалящей ферме в глуши, а в Нью-Йорке, что я богата и счастлива. Это будет моей маленькой женской местью. Только глупое тщеславие и ярость оскорблённого самолюбия давали мне силы жить, работать и терпеть.

Дня через три наступило отрезвление от щенячьей эйфории. Вид ползущего таракана уже не вызывал приступа буйного веселья. Стало очевидно, что семья моих спасителей, имея видимый материальный достаток — две машины, хорошую одежду и забитый деликатесами холодильник, всё же испытывает финансовые затруднения и живёт в постоянном страхе — потерять работу и опуститься на низшую социальную ступень. Николай, закончивший в МГУ исторический факультет, подрабатывал извозом в так называемом кар-сервисе, процветающем только в Бруклине, а Тамара, филолог по образованию, до глубокого вечера просиживала в ожидании клиентов в салоне парикмахерской, где она арендовала маникюрный столик. Вечерами до поздней ночи крутилась обычная семейная карусель — сделать уроки с Джулией, уложить спать маленького Томаса.

Горю желанием перейти на собственные хлеба. С одной стороны, своим благодетелям помогаю экономить на няне, с другой, становится уже невыносимой зависимость, да и хозяев утомляет затянувшееся гостеприимство. Николай, как ни тяжело ему со временем, возит меня в агенство, где набирают женщин по уходу за стариками. Он кокетничает с русскоязычной чиновницей. Навалившись грудью на стойку, жарким шёпотом обещает не остаться в долгу. Сотрудница, добрая украинская тётка, с жалостью смотрит на «русску дивчыну», которая, по выданной Николаем версии, сбежала от нещадно её колотившего американского мужа. Тоже шёпотом она подсказывает, как оформить бумаги. Парадокс — чтобы устроиться на любую работу, нужно доказать, что у тебя имеется опыт.

А как быть, если ты ещё не работала, совсем, или только приступаешь к новой трудовой деятельности?

Вечером на кухне сочиняем рекомендательные письма, числом три. Вернее, все три письма пишу я, изменяя почерка от лица Николая, Тамары и их соседки, якобы я ухаживала за их больными мамами. В письмах расхваливаю сама себя, какая я дисциплинированная, заботливая и аккуратная. Работодатели расписываются и указывают номера своих телефонов — из агентства могут позвонить, чтобы проверить достоверность. Приглашаем соседку Нину за стол. Николай, радостно потирая руки, разливает по стаканчикам водку из запотевшей бутылки

Боже мой, как же я люблю этих людей, о существовании которых не имела никакого понятия ещё неделю назад. Они мне стали роднее всех родных.

Веселье постепенно идёт на спад. Подперев голову рукой, Тамара рассказывает, как таскала с собой маленькой Джульку — вначале на курсы английского, затем — на занятия по осваиванию маникюрной профессии. Николай сразу сел за руль. Вначале ездил на машине хозяина кар-сервиса, выплачивая в конце дня сто долларов за прокат машины. Бензин за свой счёт, и в итоге оставались копейки. Приходилось работать по восемнадцать часов в сутки. Поднапряглись, купили машину, сразу стало легче. Тамаре тоже пришлось приобрести транспортное средство — курсы находились в труднодоступных для общественного транспорта районах Бруклина, в так называемых Чернушниках, где белой женщине на улице лучше не появляться.

Нина, соседка и приятельница Тамары, — бакинская еврейка. Евреям легче — их берёт под защиту хиас.

Итак, мы пили на кухне. На повестке дня стоял вопрос о моём трудоустройстве и необходимости замужества. Без замужества было не обойтись. В первую очередь — легальность. Без которой — ни счёт в банке открыть, ни учиться пойти, ни ссуду взять. Вроде есть человек, а вроде и нету его.

Сколько русских женщин похоронило себя в чужих семьях, на нелегальной работе — нянями и уборщицами! Скольких я потом перевидала — потухших, преждевременно состарившихся, поставивших крест на личной жизни, погрязших в чужих болезнях и кастрюлях!

Замуж мне хотелось и поэтому, и просто так — по зову пола, крови и устоявшихся традиций.

Опьяневшая Тамара заставляет меня пересказать Нине свои майамские приключения.

Они охали и ахали, просили описать наряды дам, убранство домов, машины и времяпровождение богатеев. В их глазах светилась неприкрытая зависть, восхищение и искреннее непонимание, как я могла отказаться от всего этого. Я не могла объяснить, почему мне было так плохо там. Нина, ярко крашенная брюнетка, мечтательно говорила:

— Уж я бы ласкала твоего пузанчика! Я за новую шмотку какого хошь мужика вытерплю! Мне как подарят чего, так я хоть с чёртом пересплю!

Меня шокировала циничная откровенность и практичный подход к отношениям полов.

— А как же любовь, уважение, элементарный интерес друг к другу, совместимость?

Пьяная Нина пророчила мне грядущие ужасы:

— Не ценишь ты себя, подруга! От такого счастья отказалась! Ну, чем так плох бы Дэвид? Ты дала ему? Не дала? Ну, и что жалуешься, что не кормил. Может, и не кормил от злости. Ух, я бы его раскрутила на подарки!

Тамара, опасливо поглядывая на мужа, изредка поддакивала. Я же совсем запуталась, и сама не могла толком объяснить, почему же не воспользовалась данной возможностью окрутить богатого мужика. То, что я не могла залезть в постель к Дэвиду, не испытывая к нему никакой симпатии, в расчёт не принимали — мне не верили.

— Тю, — возмутилась Нина. — Посмотрим, какой свободной ты себя почувствуешь, когда будешь получать пять долларов в час и брать бабку с проживанием, чтобы выжить и скопить крохи…

— А если будешь работать восемь часов в день, то, как заплатишь за квартиру, так и будешь сидеть в ней не жрамши, — пугали меня женщины. Я совсем сникла, бегство из Майами расценивала, глядя на себя глазами новых подруг, как глупость и недальновидность.

Неожиданно горячая поддержка пришла от Николая.

— Не дурите девке голову, балаболки! — прикрикнул он, — она нормальный человек, а эта ваша бабья шлюшья философия — выбирать себе мужа по его кошельку! И ты, Тамарка, вспомни, как сбежала из хорошей парикмахерской, когда хозяин стал тебя лапать! А он же богатенький! Что же меня не бросила?

— Коля, ну, он же бы противный, жирный, гадкий!

— А если не гадкий, а молодой и богатый? Бросила бы меня?

— Ну, что ты, Коля! — заныла Тамара.

— А я бы в проститутки пошла, — мечтательно протянула Нина. — А что, во всяком случае, честно. Заплатил — и к чёртовой матери. А то-любовь, морковь, и тут же сами запрыгивают на шею. (Нина работала медсестрой в госпитале, была незамужней. Своё крепкое материальное благополучие скрывала — с трудом удавалось избавиться от очередного альфонса, а с американцами встречаться не получалось. «Не завязывается контакт», — как она сама поясняла)

В незашторенное по причине забывчивости кухонное окно уже давно заглядывало круглое лицо луны. Скользко блестели в тарелке маринованные грибы, политые маслом. Краснела лужа пролитого Томасом клюквенного сока, пепельница была переполнена окурками. Кухня опустела — Тамара пошла провожать соседку до дверей, Николай укладывал детей спать, а я стала мыть посуду.

Глава 4

Посланница «Белого Ангела»

Итак, Айрина Ханигман. Имя будущей пациентки и её адрес мне выдали в агенстве с многозначительным названием «Белый Ангел», в котором учителями, инструкторами и секретарями были чернокожие женщины. Сердобольная хохлушка, непонятно каким образом затесавшаяся на государственную работу, — предел мечтаний всех иммигрантов, помогла мне устроиться на курсы. Рекомендательные письма, коробка шоколадных конфет и кружевной, собственноручно сплетённый, воротничок сделали своё дело.