В стране мехов - Верн Жюль Габриэль

— Какая удивительная страна! — говорила миссис Барнет. — Какая разница между этим полярным краем и вечнозелеными равнинами Австралии! Помнишь, милая Мэдж, как нас мучила жара на берегу залива Карпентария? Помнишь это неумолимо палящее небо, без единой тучки, без облачка?

— Нет, дочка, — отвечала Мэдж, — я не умею вспоминать. Ты хранишь в памяти пережитое, а я все забываю.

— Как, Мэдж! — воскликнула миссис Барнет. — Ты позабыла, что такое тропический зной Индии или Австралии? У тебя не осталось воспоминания о муках, которые мы испытали в пустыне, когда у нас не было ни глотка воды, когда солнце жгло чуть ли не до самых костей и даже ночь не приносила облегчение страданиям?

— Нет, Полина, нет! — отвечала Мэдж, плотнее закутываясь в меха. — Ничего не помню. Посуди сама, как мне помнить обо всех этих мучениях? О каком-то там зное, о муках жажды, — да к тому же помнить об этом в то время, когда кругом нас сплошной лед и мне достаточно опустить руки за край саней, чтоб набрать полные пригоршни снега! Мы тут дрогнем под медвежьими шкурами, а ты толкуешь про какую-то жару! Вспоминаешь палящие лучи, когда здесь апрельское солнце не в состоянии растопить даже сосульки у нас под носом! Нет, дочка, и не думай убедить меня, что где-то существует тепло, не уверяй, будто я когда-то жаловалась, что мне слишком жарко, — я все равно не поверю!

Миссис Барнет не могла удержаться от улыбки.

— Видно, ты сильно промерзла, бедняжка Мэдж? — проговорила она.

— Конечно, дочка, промерзла, но не скажу, чтоб эта температура мне не нравилась. Напротив. Такой климат, должно быть, очень полезен, и я не сомневаюсь, что буду прекрасно себя чувствовать в этой части Америки! Положительно, это превосходная страна!

— Да, Мэдж, страна восхитительная, и мы еще ничего не видели из тех чудес, которые в ней таятся! Но дай нам только добраться до берегов Ледовитого океана, дай наступить зиме с ее горами льда, с ее снежной шубой, полярными бурями, северным сиянием, с россыпью ярких звезд, с долгой шестимесячной ночью, и тогда ты поймешь, как разнообразно повсюду и всегда творение создателя!

Так говорила миссис Барнет, увлеченная своим живым воображением. Глушь, суровый климат — все ей было нипочем: она не желала замечать ничего, кроме удивительных явлений природы. Инстинкт путешественницы был в ней сильнее разума. В этом студеном краю она видела только его поэтическую сторону, его грозную красоту, овеянную легендами, увековеченную сагами, воспетую бардами оссиановых времен. Но более положительная Мэдж не закрывала глаза ни на опасности путешествия к далеким областям Арктики, ни на лишения, ожидающие их во время зимовки меньше чем в тридцати градусах от Северного полюса.

Сколько сильных выносливых людей уже погибло здесь, не выдержав усталости, лишений, моральных и физических мук, свирепого мороза! Правда, отряду лейтенанта Джаспера Гобсона не предстояло проникнуть в самые высокие широты. Он не должен был непременно достичь полюса, по примеру всех этих Парри, Россов, Мак-Клюров, Кинов, Мортонов. Но дело в том, что за пределами Полярного круга опасности не возрастают пропорционально высоте широт — они повсюду более или менее одинаковы. Да, Джаспер Гобсон не предполагал забираться выше семидесятой параллели! Все это так. Однако нельзя забывать, что Франклин и его несчастные спутники погибли от холода и голода, не переступив даже шестьдесят восьмого градуса северной широты!

В санях, занимаемых мистером и миссис Джолиф, велась тем временем совсем иная беседа. Возможно, капрал во время проводов хватил лишнего, ибо происходило невероятное: он вел спор со своей маленькой женушкой. Да! Он ей противился, что случалось с ним лишь при самых исключительных обстоятельствах.

— Да нет же, миссис Джолиф, — твердил он, — не бойтесь! Бояться совершенно нечего! Управлять санями ничуть не труднее, чем колясочкой, в которую впряжен пони, и будь я проклят, если я не справлюсь с какой-то собачьей упряжкой!

— Я не сомневаюсь в твоей ловкости, — отвечала миссис Джолиф. — Я прошу тебя только умерить свой пыл. Смотри! Ты уже опередил всех, и — слышишь — лейтенант Гобсон кричит, чтобы ты вернулся на свое место в хвосте отряда!

— Пусть его кричит, миссис Джолиф, — пусть кричит!

И, вновь хлестнув собак бичом, капрал еще наддал ходу.

— Осторожней, Джолиф! — останавливала его жена. — Не так быстро, тут же спуск!

— Спуск! — отвечал капрал. — Вы это называете спуском, миссис Джолиф? Да тут, наоборот, подъем!

— Говорю тебе — спуск!

— А я говорю — подъем! Смотрите! Вон как собаки тянут!

Но сколько он ни уверял, будто собаки тянут, они не тянули вовсе. Напротив, тут был спуск, и очень заметный. Сани летели с головокружительной быстротой и уже сильно вынеслись вперед. Мистера и миссис Джолиф то и дело встряхивало. Толчки, происходившие от неровностей снежного покрова, все учащались. Супругов кидало то вправо, то влево, ударяло друг о друга и подбрасывало ужасающим образом. Но капрал ничего не желал слушать — ни увещаний жены, ни криков лейтенанта Гобсона. Тот, понимая, как опасна такая бешеная езда, тоже погнал свою упряжку в надежде перехватить неосторожных, — а за ним и весь поезд пустился вскачь.

Капрал между тем знай себе мчался! Он упивался сумасшедшей скачкой — жестикулировал, кричал, размахивал своим длинным бичом, словно заправский погонщик собак.

— Замечательная штука этот бич! — восклицал он. — И здорово же эти эскимосы им владеют — как никто!

— Но ведь ты-то не эскимос! — кричала его жена, пытаясь, но тщетно, схватить за руку своего неосторожного возницу.

— Говорят, — продолжал свое капрал, — говорят, будто эскимосы умеют стегнуть любую собаку по какому им месту вздумается. И что будто они даже могут оторвать кусочек собачьего уха концом этой твердой жилы. А ну-ка, попробуем…

— Не пробуй, Джолиф, не пробуй! — вскричала его испуганная до последней степени жена.

— Да не бойтесь же, миссис Джолиф, не бойтесь! Я свое дело знаю! Вот как раз пятая справа чего-то там пошаливает. Сейчас я ее проучу!..

Но, видимо, капрал еще не совсем был «эскимосом» и не достаточно освоился с употреблением бича, ремень которого достает на четыре фута дальше первой пары собак, — ибо этот бич, со свистом развернувшись во всю длину, обратным взмахом нечаянно обвился вокруг головы самого почтенного Джолифа и сорвал с него меховую шапку. Шапка взлетела высоко вверх, и, если б не этот плотный головной убор, капрал, вне всякого сомнения, оторвал бы кончик собственного уха.

В тот же миг собаки шарахнулись в сторону, сани опрокинулись и чету Джолифов выбросило в снег. К счастью, снег был мягкий, и супруги не ушиблись. Но какой конфуз для капрала! Как уничтожающе глянула на него его жена! И каких только упреков не выслушал он от лейтенанта Гобсона!

Сани были подняты, но было решено, что бразды правления не только по части хозяйства, но и по части собачьей упряжки по праву перейдут отныне в руки миссис Джолиф. Пристыженный капрал должен был подчиниться, и отряд после этой небольшой задержки двинулся дальше.

Следующие пятнадцать дней прошли без особых приключений. Погода все время благоприятствовала путешественникам, температура была сносная, и 1 мая отряд прибыл в форт Энтерпрайз.

6. БИТВА «ВАПИТИ»

Со дня выезда из форта Релайанс экспедиция покрыла расстояние в двести миль. Собаки бежали дружно, и путешественники, пользуясь продолжительными сумерками, не выходили из саней день и ночь, так что, когда, наконец, показалось озеро Снэр, на берегу которого стоял форт Энтерпрайз, они буквально валились с ног от усталости.

Этот форт, всего несколько лет назад основанный Компанией Гудзонова залива, представлял собою в сущности лишь пост малого значения, служивший складом съестных припасов. Тут, по пути от Большого Медвежьего озера, расположенного милях в трехстах к северо-западу, всегда останавливались отряды, сопровождавшие обозы с мехами. Гарнизон форта насчитывал всего двенадцать солдат, самый форт состоял из одного деревянного дома, окруженного частоколом. Как ни мало комфортабельно было это жилище, но спутники лейтенанта Гобсона с радостью воспользовались его кровом и два дня отдыхали после первого длительного перегона.