Алхимик - Питер Джеймс

По возвращении в Британию он три года работал в программе исследований в Королевском фонде изучения раковых заболеваний. Затем включился в работу отдела клинических испытаний в «Бендикс Шер» и через два года возглавил его. В тридцать шесть лет он стал самым молодым в истории компании руководителем ключевого отдела. Десять лет спустя, в 1986 году, он был назначен исполнительным директором. Его предшественник погиб в авиакатастрофе. Реактивный лайнер компании при таинственных обстоятельствах разбился, когда директор летел с рабочим визитом на завод «Бендикс Шер» на Филиппинах.

Если Рорке оказался на самом верху благодаря врожденным качествам лидера и силе личности, то Кроу, как показалось Монти, был скорее манипулятором. Она не чувствовала к нему неприязни, но в то же время не испытывала той симпатии, которую вызывал у нее Рорке. Тем не менее она понимала, как это важно для ее отца: один из руководителей компании — ученый. По крайней мере, с ним можно говорить на одном языке.

Дик Баннерман кинул в рот ломтик сыра и задумчиво прожевал его.

— Сэр Нейл, одно обстоятельство всегда вызывало мое любопытство — ваша одержимость секретностью.

Монти обеспокоенно посмотрела на троих мужчин. Эти слова были первым выражением настороженности ее отца. Кроу бесстрастно разломил бисквит, и в тишине этот звук прозвучал как выстрел.

Рорке улыбнулся и выразительно развел руки.

— Весьма разумный вопрос, доктор Баннерман.

Монти отметила, что, несмотря на дружескую атмосферу ланча, их хозяева не сделали перерыва, чтобы расслабиться, и сразу же перешли к сути дела.

— Вы увидите, — продолжил Рорке, — что наша индустрия сталкивается с оппозицией самого разного происхождения. Люди протестуют против повышения цен на некоторые лекарства, забывая, что сегодня создание нового лекарства и вывод его на рынок стоит более ста миллионов фунтов, а срок действия нашего патента весьма ограничен — мы еле успеваем окупить расходы. И среди общества защиты прав животных встречаются очень неприятные фанатики. Откровенно говоря, они столь же опасны, как и политические террористы. Мы храним информацию о секретах нашей компании, только чтобы уберечь акционеров, директоров и наших сотрудников. Все очень просто.

— Вы готовы сообщить мне имена акционеров?

Быстро обменявшись взглядом с Кроу, Рорке добродушно улыбнулся:

— Сегодня мы собираемся сделать вам предложение, доктор Баннерман. И если вы примете его, уверен, вы убедитесь, что у нас нет никаких секретов от вас.

Дик Баннерман откинулся на спинку стула и в свою очередь уставился на двух своих собеседников.

— Итак, что за предложение?

— Первым делом мы хотели бы предложить вам небольшую экскурсию, познакомиться с кое-какими исследованиями, которыми мы занимаемся, и продемонстрировать наше техническое обеспечение… если у вас есть на это время…

Подойдя к дверям, Рорке открыл их. Переступая порог, Монти поймала взгляд Рорке, который ей подмигнул.

Они вернулись в лифт, который поднял их сюда. Рорке посмотрел на объектив над дверью и четко произнес:

— Шестой этаж.

Дверь закрылась, и лифт мягко пошел вниз.

— Как он работает? — спросила Монти.

— Сочетание визуального и голосового опознания, — с довольной улыбкой сказал Кроу. — Система компьютерной идентификации. Компьютер, опознав внешность человека, получает указание найти ее в базе данных, где имеется и образец голоса, после чего принимает команду. Или отвергает ее.

Лифт остановился, и они вышли в широкий коридор с бледно-зелеными стенами, пол которого был затянут изумрудно-зеленым ковровым покрытием. Одна стена была значительно ярче другой, словно на нее падали лучи солнца, пробивавшиеся сквозь невидимые оконные проемы. Двери могли гордиться элегантными бронзовыми ручками, и, если не считать небольших смотровых окошек, прорезанных в некоторых из них, и легкого едкого запаха, этот коридор напоминал скорее пятизвездочный отель, чем лабораторный корпус.

Рорке вставил карточку в приемную щель, набрал на клавиатуре определенную последовательность номеров и вежливо пропустил вперед Монти с отцом. Они вошли в другой, столь же роскошный и очень длинный коридор. По обеим сторонам его тянулся ряд табличек с названиями отделов, графики, правила министерства здравоохранения и социальных служб и всевозможные плакаты. Вот это было куда более знакомо для Монти, да и запах кислоты, неизбежный в лаборатории молекулярной биологии, тут чувствовался сильнее.

— На этом этаже и на следующих двух над ним мы ведем чисто генетические исследования, — сказал Кроу, — а также сопоставляем результаты с нашими исследовательскими центрами в Рединге, Плимуте, Карлайле, Берне, Франкфурте и Шарлоттесвилле.

— Вы, кажется, возводите новую лабораторию в Слоуше, не так ли? — спросил Дик Баннерман.

— Да, — подтвердил Винсент Кроу. — На пустом месте ставим совершенно новый исследовательский кампус. По его завершении, а это произойдет через три года, он даст приют крупнейшей в мире лаборатории трансгенетики.

— И вся она будет размещаться под землей? — продолжал расспросы Дик Баннерман.

Кроу застыл на мгновение и тут же улыбнулся.

— Трансгенетика — да. А я и не знал, что об этом известно общественности.

— Насколько я знаю, двадцать семь акров подземных лабораторий? — сказал Баннерман и остановился, потому что его внимание привлек экран компьютера на стене, который выполнял роль электронной доски объявлений. На экране высветилось заглавие: «Новости „Бендикс Шер“, а под ним вспыхнуло сообщение: „Матернокс-11“: получено одобрение Управления по контролю за продуктами и лекарствами».

— Двадцать восемь акров, — уточнил Кроу.

— Почему под землей? Из соображений безопасности?

— Совершенно верно.

— И вы считаете, что такая среда будет способствовать работе? Что люди будут выкладываться изо всех сил?

— Как вы находите здешнюю атмосферу, доктор Баннерман? — спросил Кроу.

— Она производит сильное впечатление, — ответил тот. — Это я должен признать. И мне трудно поверить, что тут нет никаких окон.

— Слоуш ничем не будет уступать этому зданию. В формуле дневного света нет никаких тайн — строго говоря, большая часть его спектра довольно плохо влияет на организм. Мы просто использовали данные науки — усилили полезные качества и отфильтровали плохие. Здесь, в здании Бендикс, производительность труда на тридцать процентов выше, чем в обыкновенной рабочей обстановке.

— Хотел бы я посмотреть, как вы пришли к этим данным, — скептически произнес Баннерман.

Монти предостерегающе посмотрела на отца. Пока все шло хорошо, и Монти не хотела, чтобы он все разрушил внезапной вспышкой темперамента.

— С большим удовольствием, — ничуть не смутился Кроу. — Мы были настолько уверены в этих данных, что установили искусственное дневное освещение в наших новых больницах, и убеждены, что оно значительно сократит время выздоровления.

Дух новаторства, царящий в «Бендикс Шер», восхитил Монти. В этом, можно сказать, футуристическом здании, в присутствии столь могущественных и влиятельных людей она испытала чувство, будто ей позволили стать привилегированным членом сообщества, работающего на переднем краю науки.

Рорке провел их в обширную лабораторию, где Монти от зависти потеряла дар речи. Ей никогда и нигде не доводилось видеть такого оборудования, такого порядка: тянулись ряды и ряды белоснежных поверхностей, оснащенных первоклассной лабораторной техникой. Сотрудники, все в белоснежных халатах, казалось, наслаждались пространством и атмосферой сосредоточенной работы; Монти едва ли не физически ощущала, как у нее на глазах происходит нечто очень важное.

Указав на телевизионную камеру над дверью, ее отец с подозрением спросил:

— А это зачем?

— Обеспечение безопасности, — ответил Кроу. — Если кто-то засиживается за работой допоздна или даже в уик-энд и происходит несчастный случай, людям может понадобиться помощь. Служба безопасности присматривает за тем, что происходит в лабораториях, и, соответственно, успевает быстро реагировать.

Рорке провел их и через большинство других лабораторий. Они были разными по величине, но все одинаково хорошо оборудованы. Монти сравнила эту роскошь с их убогим пристанищем викторианских времен. Лаборатория генетических исследований Баннермана могла десять раз разместиться на единственном этаже этого здания. Монти охватил гнев при мысли о том, как они с отцом вели безнадежную борьбу за выживание. Гнев по отношению к правительствам, которые десятилетиями не обращали внимания на важность научных исследований, ко всем этим организациям и фондам, которые заставляли ее отца унижаться в просьбах хоть толики денег. Она посмотрела на него, питая тщетную надежду, что великолепие этого места и его заставит испытать волнение.