Красавица - Ахдие Рене

Селина замерла, чувствуя, как в ее груди разливается воодушевление. Ритм барабанов вдалеке сплетался со звоном тарелок. А вскоре и звук трубы наполнил дрожащий воздух. Горячий бриз играл с кончиками черной атласной ленты на шее Селины, лаская ключицу. Хотя она и стояла на месте, ее сердце тянулось к музыке, будто бы взывающей к чему-то глубоко в ее теле. Селина никогда не переставала удивляться тому, как оживала с наступлением ночи. Как влюблялась в луну все больше и больше.

Каждый вечер, несмотря на толстенные стены монастыря, Селина тихонько постукивала пятками, подыгрывая карнавальным мотивам. Ритмы и мелодии, и нарастающий темп, которые она никогда прежде не слышала, завлекали ее, заставляя позабыть о словах божьих. В этом она была не одинока. Пальцы Антонии тоже замирали на страницах молитвенника, ее мысли тоже уносились вместе с музыкой. Даже Пиппа улыбалась.

И вот они здесь, у них есть шанс попасть в самое сердце празднества.

Парад приближался, и народ разделился, расходясь по боковым улочкам Французского квартала. Уличные торговцы начинали расставлять свои лотки и тележки с едой и напитками на углах, ставя их друг за другом, и в воздухе вокруг витали ароматы специй, земли, шум металлических колес, стучащих по камням. Селина двинулась вместе с пританцовывающей толпой, таща Пиппу за собой. Когда они свернули за угол, сладковатый аромат, какого Селина не вдыхала никогда прежде, разлился по воздуху.

– Cochon de lait![30] – выкрикнул мужчина с усами, покрытыми сажей, его голос пронизывал странный французский акцент. Он стоял над огромной телегой с тем, что походило на большого черного зверя из металла. Когда он открыл заслонку, Селина увидела жарящееся на крутящемся вертеле мясо, аромат горящих дров и сахарного тростника просачивался наружу. Мужчина полил запеченного поросенка какой-то смесью, которая пахла топленым маслом, белым вином, острым перцем и давленым чесноком. Вкусный дым поднялся от тлеющих углей, окружая улицу. Усатый мужчина ткнул вилкой в свиной бок, и кусок мяса упал на подставленный им ломоть хлеба. Народ тут же стал собираться вокруг повара и его металлического зверя.

Селина жутко жалела, что у нее с собой нет ни одной монеты. Чтобы хотя бы попробовать что-то столь аппетитное. Она знала, что подходить ближе к радостному параду – плохая идея, но эта беспечная радость так давно не оживляла ей душу. Она полагала, что так и должно быть, что это чувство вины за совершение такого непростительного преступления, как убийство.

Радость не живет в сердце, где царствует страх.

Пиппа увидела выражение лица Селины.

– Мы не можем здесь задерживаться, Селина, – сказала она мрачно. – Не можем смотреть парад.

– Знаю. – Селина сделала глубокий вдох. – Я просто представляю, что могли бы. Что задержались. И это было прекрасно.

Сочувственная улыбка изогнула губы Пиппы.

– Я тоже хочу посмотреть парад. Но если мать-настоятельница узнает, что мы ослушались ее указаний, что не пошли сразу же на встречу и сразу же не вернулись, она больше никогда не отпустит нас в город в одиночку.

– Конечно, – кивнула Селина. Однако ее ноги не сдвинулись с места.

– Прошу тебя, – продолжила Пиппа, взяв ее за руку. – Жизнь гораздо сложнее, когда люди вокруг не имеют в нас веры.

Селина вздохнула. Как всегда, Пиппа была права. В прошлом стремление Селины к безрассудным поступкам создало ей немало проблем. И фатальных проблем, как минимум единожды. Чувство радости, которое еще секунду назад расцвело в ее груди, завяло, как роза под солнцем.

– Ты права, – сказала мягко Селина. С сожалением. Она отвернулась от толпы и от всех своих притягательных мечтаний.

Они взялись с Пиппой за руки и отправились прочь от парада.

– Меня просто не завлекают приключения так, как тебя.

– В этом я сомневаюсь, – усмехнулась Селина. – Ты села на борт корабля, который отправлялся в неизвестные земли. – «И соврала ради меня сегодня», – добавила мысленно.

Невозможно было не заметить угрюмость, затмившую личико Пиппы. Любопытство снова завладело Селиной. Впервые за пять недель она увидела печаль в глазах подруги при упоминании ее прошлого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

А что, если Пиппа тоже скрывает страшный секрет?

Это казалось сомнительным.

– В Ливерпуле у меня ничего не осталось, – начала Пиппа, точно прочла мысли Селины. – Помимо знатного имени моей семьи и унаследованных долгов. Мой отец… потратил все наши деньги на азартные игры и падших женщин. – Она вздрогнула. – Лучше мне было уехать и строить собственную судьбу.

Любой, кто слышал это, понял бы, как сложно было Пиппе рассказывать о себе. Отчасти Селина испугалась, что Пиппа предпочла рассказать все именно ей. Она сжала руку Пиппы сильнее, однако все равно не смогла унять тревогу, уже зародившуюся внутри.

Пиппа будет рассчитывать на такую же искренность от Селины в ответ. На то, что Селина доверится ей и расскажет о своем прошлом. И, конечно, Пиппа поглядывала на Селину, пока они шагали по авеню Урсулин. Селине не нужно было спрашивать почему. Ее подруга ждала, когда Селина поведает ей свою печальную историю.

Поведает страшную правду.

Больше всего на свете Селина хотела рассказать Пиппе о том, что случилось. Но как Пиппа, ее единственный друг в Новом Свете, посмотрит на нее, если узнает, что Селина убила человека и сбежала из Парижа после этого? Пиппа говорила сама: что за монстр может отнять чужую жизнь? В лучшем случае она перестанет смотреть на Селину как на подругу. А в худшем?

Селине было страшно представить.

Исход все равно будет одним и тем же: у нее никого не останется. Так что Селина решила оставить правду при себе, вместо этого неопределенно пожав плечами. Мило улыбнувшись.

– Я понимаю твое желание строить собственную судьбу, – сказала она. – У меня тоже ничего не осталось в Париже. Для меня тоже было лучше начать все сначала, на новом месте.

Пиппа ничего не сказала. Какое-то время она еще смотрела на Селину. А затем кивнула, точно решив оставить все как есть. Пока что.

* * *

Две девушки пришли на улицу Руаяль, ища знак, на котором написано «Жак». Свернув за угол, они прошли мимо узкой улочки, подозрительно пропахшей помоями. В переулке не горели фонари. Он словно был отрезан от цивилизации.

Селина резко замерла, когда услышала чье-то дыхание в тени. Ее словно ударило молнией, и электричество побежало по коже. Мужчина закричал что-то, умоляя пощадить его, неразборчиво мешая английские и французские слова. Затем раздался удар, звук кулака по живой плоти.

Что, если всего в нескольких шагах от них происходит убийство?

Селина понимала, что разумнее будет продолжить свой путь. Так будет безопаснее.

Но если монстр отнимает чью-то жизнь, что за существо может отказаться от попытки спасти несчастного?

Пиппа дернула Селину за руку. Селина оставила это без внимания. Кого-то безжалостно избивали в подворотне до смерти. Притча о добром самаритянине зазвенела в голове, призывая ее к участию. Призывая действовать.

Мужчина снова закричал, и Селина сделала шаг вперед.

– Селина! – шепотом воскликнула Пиппа.

– Кто здесь? – раздался голос из подворотни.

Не моргнув, Селина тут же дернула Пиппу, прячась в тени рядом, сердце застучало в ее груди. Она выглянула из-за угла, в сторону переулка, дожидаясь, пока глаза привыкнут ко мраку.

– Нам не следует здесь быть, – шепнула Пиппа на ухо Селине, ее глаза широко раскрылись от ужаса, а дыхание сбилось. – Нам лучше уйти…

Селина прижала палец к губам Пиппы и покачала головой. И снова устремила свой взгляд на происходящее в потемках узенькой боковой улочки. Ей понадобилось всего мгновение, чтобы разобрать, что там происходит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мужчина лежал на боку среди сухих фруктовых очистков, его слова путались, но то, что он был в опасности, не вызывало сомнений. Он вскинул одну руку в мольбе. Его плечи тряслись от страха.