В шаге - Никитин Юрий

Правда, оказавшись на своём этаже, выбросил из головы эту хрень, не интеллигент всё-таки, новое назначение поворачивал так и эдак, рассматривая как сбоку, так и снизу. Вопрос принимать или не принимать вроде бы неуместен, просто запросил время подумать, чтобы ещё раз посмотреть со стороны.

Быть директором, конечно, здорово. Царь и бог, но это значит резко ограничить свою исследовательскую работу. С другой стороны, можно её переложить на рядовых исполнителей, разбив на части. В любой творческой работе слишком много чёрного труда, пятеро сотрудников сделают её быстрее, чем я один, а мне можно тем временем подумать о следующем шаге.

Шествуя вдоль рядов с айтишниками, сделал крюк, чтобы пройти мимо стола, где Ежевика разрабатывает программу по нивелированию помех в облачных вычислениях восьмого порядка.

Издали показалась светлым лучиком в полутёмном зале, а когда подошёл ближе, а она вскинула голову и улыбнулась, сказал себе, что это вот и есть нечто чистое и одухотворённое.

Пару столетий тому сочли бы распущенной дрянью, но тогда телу придавали слишком большое значение, а сейчас: «Богу – Богово, Цезарю – Цезарево». Тем более что даже самые тупые и консервативные уже видят, как быстро человеческое тело в прежнем виде уступает, хоть пока и по частям, неорганике. Стоит только посмотреть на Марата, а кроме него даже в нашем институте есть и покруче, что продвинулись в замещении презренной плоти на благородные сплавы куда дальше в рискованные и неизученные области.

– Шеф? – сказала она чисто и трепетно, брови поднялись в радостном ожидании.

– Работай, негра, – буркнул я и пошёл дальше.

До конца рабочего дня поворачивал идею директорства так и эдак, уже не сомневаюсь, что приму, только старался понять, как справляться с громадиной, когда в одном здании окажутся и софтовики, и железнячники, что вроде бы одна команда, только запросы частенько противоположные.

Мою озабоченность заметили, но деликатно делают вид, что всё норм, только Ежевика ровно в шесть часов вошла в кабинет, постучала ногтем по браслету с часиками на руке, намекая, что пора покидать рабочее место, а то штрафы нас совсем разорят.

– Шеф, – сказала она ангельским голоском, – если что нужно, только свистните!.. Мы все сразу явимся.

– Без вас тошно, – буркнул я, взглянул на неё внимательно. – Чего такая весёлая?

– С вами общаюсь, – ответила она тоненьким, как у анимешного персонажа голоском, – разве это не радость?..

– У меня туго с юмором, – предупредил я, – за такое издевательство и придушить могу.

– Хорошо, – согласилась она. – Угостите ужином, тогда и душите, ладно?

Я подумал, кивнул:

– Если ты не слишком прожорливая, то ладно.

– Как птичка, – заверила она. – Самая мелкая!

Я поднялся, с чувством потянулся, разминая застывшее тело. Она сняла со спинки кресла мой пиджак и растопырила, предлагая сунуть руки в рукава.

– Оставь, – сказал я. – День тёплый, а тут никто не сопрёт.

– Не сопрут, – подтвердила она. – Такие носили ещё мои дедушка с бабушкой. Кому такой нужен?

– Мужская мода консервативна, – напомнил я. – Мы народ основательный. Это вы обезьяны в перьях.

Вышли вместе, воздух на улице жаркий, я даже рукава подвернул повыше, увеличивая площадь для впитывания солнечных лучей, что производят в коже ценные витамины.

Она огляделась, щурясь от яркого солнца, воскликнула радостно:

– Вон там мороженое! Лучшее в нашем районе!

– А за мороженое тоже можно придушить? – осведомился я на всякий случай.

– За такое можно, – заверила она счастливо. – Даже дважды.

На этот раз привычный секс тянулся дольше, проходил спокойнее, а когда всё закончилось, я продолжал держать её в объятиях, наслаждаясь непривычным чувством умиротворения и покоя.

Она же, едва отдышавшись, уткнулась лицом в плечо и спросила тихонько:

– Это что же… мы занимались любовью?

– Нет, – ответил я как можно обыденнее, – просто трахались.

Она помолчала, потом произнесла совсем шёпотом:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– А-а…

Мне почудилось в её голосе некоторое разочарование, промолчал, сама знает, какие именно гормоны побуждают к сексу, даже к беспорядочному.

Она отодвинулась и, лёжа на спине, поинтересовалась:

– Мне казалось, ты не энтузиаст нейролинка. Тогда почему возглавил отдел перспективных разработок?

Я ощутил облегчение, ещё не забыл время, когда женщины после секса обязательно интересовались, хорошо ли партнёру было, и приходилось врать, что просто восхитительно, лучше не бывает, теперь же в сексе тайн не осталось, все знают, что хорошо, что не очень, а что вообще ни в вагину, ни в Красную Армию.

– Потому и возглавил, – ответил я буднично. – Скептики непригодны, а энтузиасты опасны.

– А ты посредине? Ни рыба ни мясо?

Я ответил ровно, игнорируя подколку:

– Вижу плюсы и вижу минусы. Но прогресс не остановить, нейролинк всё равно будет. Или что-то подобное. Но мы можем сделать как злее и опаснее, так и человечнее. Потому и.

– Хочешь сделать злее, как вон требует Анатолий, или, ах-ах, с человеческим лицом?

Я покосился на её обнажённое тело. Лежит совершенно свободно поверх простыни, ничуть не рисуется, уже почти забыла, что только что был бурный секс, хотя вообще-то права, что в нём особенного, со всеми партнёрами одно и то же, но здорово, что переключилась так быстро. Раньше с голой женщиной о проблемах науки говорить было бы дурным тоном, как пить пиво прямо из бутылки или разговаривать с женщиной, держа руки в карманах.

– С человечьим, – ответил я. – Мы всё стараемся делать с человечьим, а что получается, то получается.

– Может, – сказала она, – лучше было бы поручить Анатолию?.. Он энтузиаст, всех бы бросил на прорыв…

– Он бы добился чуть раньше, – согласился я, – но руководство института у нас осторожное. Дескать, нельзя добиваться результата, не просчитав последствия.

– А ты такой, что всё учитываешь?

– Стараюсь, – ответил я скромно. – Не люблю неожиданностей.

Она повернулась к мне лицом, облокотившись на локоть, острые груди нацелились острыми алыми сосками.

– А у нас… всё ожидаемо?

Я хотел сказать комплимент, но ответил честно:

– Конечно. Мы в одном коллективе!.. Рано или поздно и до меня бы дошла очередь.

Она обиженно фыркнула.

– Ну ты совсем меня сдвинутой считаешь!.. Я здесь полгода, и за всё время по пальцам можно пересчитать, с кем имелась. Даже разуваться не придётся!..

Я великодушно отмахнулся.

– Это не важно. Я человек скучный, если до меня дошла очередь, то понятно, с другими ты уже задремала.

Она посмотрела внимательно.

– Ты не скучный. Ты… основательный. Такие мало острят, потому не блещут в компаниях, где все на ха-ха и гы-гы. Но мы, женщины, таких замечаем сразу.

– Гм, – сказал я, стараясь не показывать виду, что польщён, – чё, правда?

– Намекаешь, – спросила она, – почему не сразу полезла на тебя обеими ногами?.. Не поверишь, хотела, но как-то оробела, представляешь?.. А уже потом, когда в коллективе увидела, что ты не такой уж и ледяной принц, каким показался, начала подлещиваться к тебе и под тебя.

– Правда? – повторил я в изумлении. – Чёт не замечал.

– А что вы, мужчины, замечаете?.. Я старалась, из кожи лезла!

Я посмотрел с подозрением, говорит слишком серьёзно, только в глазах весёлые искры, слова врут, глаза говорят правду, а нейролинк скажет и то, что под правдой.

– Брехло, – сказал я с неудовольствием. – Ничего, вот запустим интерфейс в полную мощь, не спрячешься!..

Она с самым независимым видом повела голыми плечиками.

– Запустите? А как же непредвиденные трудности?.. Я слышала, чем дальше, тем глыбже!

Я поинтересовался с подозрением:

– Трудности производственные или политические?

– А что, есть и политические?

Я буркнул:

– Других не вижу. Если понимать под политикой движение всяких отморозков с высшим образованием. Они настоящие тормоза в обоих смыслах.