Надрыв - Егор Букин

газами.

«Ты, наверное, разочарован во мне?»

Я вру абсолютно всем для поддержания какого-то непонятного образа, в то время как никакого разочарования к ней нет. Я разочарован в себе, потому что даже после всех страданий, после всех слез и криков, я готов был пойти к ней по первому зову, как собака.

Слышу тарахтение автобуса. Непроизвольно поймал себя на мысли, что хочу увидеть на потертой табличке семнадцатый маршрут. Это ее…

– …идиот, это же номер троллейбуса. Они здесь вообще не ходят.

– Я знаю. Я прекрасно это знаю, черт возьми!..

Я снова сидел в институте и всеми силами пытался отогнать от себя мысли о девочке, что сидела рядом со мной. Всего в каких-то паре сантиметров. Ее рука лежит недалеко от моей.

– Все повторяется, да?

Я опустил голову.

– А что, если такое бывает только раз в жизни? Такая любовь я имею в виду.

– Заткнись! Я убил ее! Ее нет!

Я краем глаза смотрел на ее руки. Те руки, которые я так мечтал сжимать в своих. А что сейчас? Что я чувствую, глядя на них? Я считаю их чужими, как в ноябре и декабре? И да и нет. Я считаю их своими? Точно нет.

Тогда что я чувствую? Я не понимаю.

Я перевел взгляд в сторону – за окном, в лучах солнца, грелись дома. Дрожал раскаленный воздух. Ветер лениво раскачивал позеленевшие кроны деревьев.

Почему все так? Почему все произошло именно так? Почему моя жизнь стала похожа на бесконечную мыльную оперу? Должен же быть внятный конец?! Должно же внутри меня все разрешиться? Должны же мы с ней хоть когда-нибудь нормально и искренне поговорить?

– Даже не думай. Такие отношения сведут тебя с ума. Сегодня: «Да, Саша», завтра: «Нет, Саша». Эта девчонка еще незрелая, она сама не знает, чего хочет.

– А по-моему она слишком зрелая.

– Дурак! Ну и дурак же ты!

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Я понимаю, что все ее действия абсолютно бредовые.

– Тогда что с тобой не так?

– Я не знаю!

Я ловил себя на мыслях, что хочу с ней заговорить. Не знаю, о чем. Просто заговорить. Просто что-нибудь сказать, чтобы она обратила на меня внимание…

– Какой ты жалкий.

И я пытался. Я комментировал что-то шепотом, кое-как шутил, но она молчала. Лишь изредка могла издать что-то наподобие смешка, а потом вновь погружалась в молчание. Теперь мы поменялись местами. Только если меня в то время никто спасти не мог, ее могли спасти все те люди, находящиеся вокруг. И она прекрасно общалась с ними на переменах. Забыть ведь можно кого угодно, главное, чтобы был кто-то, кто будет отвлекать.

На перемене, оставляя позади веселый смех, я вышел в коридор, чтобы выбросить затхлые мысли и выветрить запах отмерших чувств, в которые я сам тыкал палкой. Я должен избавиться от этого. Даже если во мне что-то разгорится с новой силой, она все равно оттолкнет меня. Я уже дал ей свой ответ. И не могу менять его.

– Или можешь?

– Не давай мне надежду.

– Да, верно, не можешь.

Он соврал.

10.06

Впервые за много месяцев я проснулся с ощущением легкости. Казалось, что с меня упали цепи, сковывающие движения.

Я собрался и вышел на улицу. Уже лето. Наконец-то долгожданный покой.

Я отправился в вояж по городу. Сидел на веранде кафе и ел мороженое, закинув ногу на ногу; гулял по аллеям; сидел около фонтанов; наслаждался солнцем; купался в речке.

Сейчас я как никогда сильно ощутил, что свободен. Да! Я свободен!

И среди всего этого отчетливее и отчетливее проступали мысли о том, что совсем скоро я уйду в другой институт и начну жизнь с чистого листа. С листа, где больше нет почерка Мари.

– Хочешь сбежать? – вдруг всплыло в мозгу.

Все вокруг сразу же остановилось. Солнце исчезло – мир покрыла огромная тень. Музыка волн, шепот ветра, разговоры, смех, щебетание птиц стихли – я остался один на один со своей мыслью.

– Да нет, это бред…

– От себя не сбежишь.

Плохо соображая, я перевел взгляд в сторону. В пустоте двигалась девушка. Мне показалось, что она очень похожа на Мари. Сердце больно ударилось о внутреннюю стенку груди. На мгновение я задохнулся. Кровь начала пульсировать в голове, а вместе с ней вернулись все звуки и цвета. Непонятное неистовое чувство набросилось на меня всей своей силой – будто в кулачной драке. Я даже пошатнулся.

– Нет, это не она. Показалось… – пробубнил я себе под нос, провожая девушку взглядом. – Откуда ей здесь быть? Она живет в другом районе. Нет, конечно, она могла приехать сюда погулять…

– Понятно, – вздохнул Голос. – От себя не сбежишь.

30.07

Я прислонился к кирпичной стене и с ненавистью посмотрел на шоссе, где проносились машины.

Но я не видел ни людей, ни машин, ни даже этого шоссе. Передо мной мелькало прошлое, и чем счастливее оно было, тем больнее становилось.

Вечера – они часто убивают.

Когда на небе загорается погребальный костер заката, когда облака пропитываются розовой кровью, в голове начинают всплывать ужасные, подчас непереносимые воспоминания. И каждый чертов раз это именно то, о чем ты, как думал, забыл. То, что ты, как думал, отпустил.

В один миг все предметы, на которые падают закатные лучи, становятся проклятыми; они преображаются, теряют свои изначальные свойства, впитывая давно забытое. Теперь каждый – каждый, мать его! – предмет напоминает о чем-то. Или о ком-то…

Мое сердце догорало в костре воспоминаний, как догорал в закате день.

С каждым днем я все более и более понимал, что вижу какие-то отсылки на прошлое абсолютно в каждом предмете. Все, что вертится вокруг меня, день ото дня зовет издалека несбывшуюся любовь, не давая мне возможности отдохнуть, мучая меня бесконечными мыслями и – к величайшему сожалению – продолжая мучить бесконечными надеждами.

10.08

Я запутался. Это так странно. Я чувствую себя совершенно искалеченным.

Вот ко мне подошла познакомиться девушка, а я просто не знаю, что делать. Уже лето, а я до сих пор сравниваю все лица с ее лицом. «Она красива, как Мари». Или «А она ничего, но Мари красивее».

– Что происходит? Я забыл ее. Столько недель я почти не вспоминал о ней, писал стихи о том, как победил чувства, начал наконец смотреть на других девушек, приготовился уйти в другой институт, но… тут это чертово лето! Оно просто убило меня.

Он молчал.