Выпускница Бартонского пансиона (СИ) - Дина Елизарьева

скажи, ты уже определилась с кандидатами?

— Ну, так, — замялась я, — если ничего рокового не случится, то 27-го проставлю, чтоб хоть кого-то. А что? Он тебе, случайно, не нравится? — вдруг мне подумалось, что наша беседа может стоить парню слишком дорого только потому, что мой выбор был первым.

— Нет, — успокоила меня Данка, — и насколько я знаю, никому из девчонок.

У меня отлегло от сердца. С этим парнем я однозначно могла найти общий язык, и меня пока не сильно пугало долгое ожидание на берегу.

Девушки уже переоделись и уходили за кулисы готовиться к выходу.

— Замечательно, — довольно подытожила я.

— Варьянка… — подружка упала на колени.

— Ты чего? — перепугалась я, опускаясь рядом с ней прямо в этой шикарной шуршащей чешуе.

— Запиши его вторым, — выговорила Данка в пол. — А первым Номер 2.

Я нахмурилась:

— С чего бы это? Кто это вообще такой?

— Мой утренний красавчик, — и слёзы потоком по щекам.

— Ничего не понимаю. Дан, — позвала подругу, упорно не поднимающую глаз, — он же тебе понравился. Хороший парень, животных любит.

— Он служит… служит… — она захлебнулась слезами, — в крепости… где мои умерли. А я… записала его первым.

Я решительно прижала светловолосую головушку к своему плечу, и Данка зарыдала.

— Кто тебе сказал? Может, это неправда?

— Нара рассказала историю про детёныша ульса. Он сначала подумал, что это лярча, понимаешь? Лярча! А там только одна крепость, я знаю. Ненавижу, ненавижу это место! — выкрикнула она с яростью.

В отличие от меня, не помнившей из прошлой жизни ничего, кроме имени, Данка хорошо помнила своих родителей, умерших в Южной Крепости. Мама сгорела от лихорадки, отец — через полгода от курения лярчи.

— Хорошо, — сдалась я. — Дан, я впишу, обещаю, прямо сейчас. Но, скорее всего, он меня не впишет. И потом, он же там не навсегда, может, его повысят и переведут в другое место? Не пожалеешь?

Подруга подняла голову к потолку и заморгала, пытаясь остановить слёзы:

— Хотя бы шанс. Передо мной четверо, не считая тебя, и все уже сдали записи.

— Могла бы сразу ко мне подойти, — я слегка обиженно толкнула её в плечо.

Голубые глаза с намокшими длинными ресницами глянули серьёзно, открывая для меня новую Данку в вечно легкомысленной хохотушке.

— Варька, я же знала, что ты даже не посмотришь на него, если будешь думать, что он мне понравился. Если не сойдётся, так тому и быть. Значит, судьба.

— Варьяна, через минуту на выход, — заглянула куратор.

Я одёрнула платье и, уже выходя, вдруг остановилась из-за пришедшей мысли:

— Данка, только если ты выйдешь замуж за любого сухопутника, то в итоге всё равно можешь оказаться в этой крепости. А Номер 27 — морской офицер, я точно знаю, он и пострадал в сражении с пиратами.

Данкины брови приподнялись в её излюбленном выражении «да ты что?!», но мне уже было некогда пояснять. Зазвучали плавные переливы флейт, рассказывающие о вольной жизни русалочьего племени, и я выплыла в круг чешуйчатых улыбающихся подруг.

Ужин не принёс ничего нового. В этот раз все ели быстро, словно надеясь приблизить развязку. А Вальс влюблённых зазвучал первой композицией.

Куратор устало вздохнула, забирая мою запись.

— Ты последняя, Варьяна. И стоило так долго тянуть? — она раскрыла сложенную бумажку с одним единственным номером и хмыкнула, — может, и стоило. Возвращайся, у тебя ещё три танца.

Последние танцы промелькнули слишком быстро и молчаливо. Чем дальше, тем торопливее стучало моё сердце, но вовсе не от близости молодых разгоряченных мужчин. Я прекрасно понимала, что каждый в зале уже сделал выбор, и не могла думать ни о чём, кроме своего решения. Кажется, мои партнёры тоже не находили пустых слов.

— Итак, дорогие выпускницы и гости, все готовы услышать решение своей судьбы? — торжественно вопросил директор. — По традиции начинаем с лучших воспитанниц нашего пансиона. Прошу лери под номером шесть выйти в центр зала.

В оглушительной тишине простучали мои каблуки. Я гордо подняла голову, ожидая самого грандиозного провала за всю историю пансиона.

Если я не записана у хозяина ульсёныша хотя бы последней, то ему даже не предложат этот вариант, а меня отодвинут в очередь после Томки. Тогда уже выбирать будут те офицеры, кому не повезло. Не я, а меня. Ещё не было случая, чтобы кто-то из девушек остался после выпуска. Возможно, я буду первой, хотя это не то, чем стоило бы гордиться.

Коленки мелко тряслись под пышной юбкой, а директор сверлил меня радостным взглядом, затягивая паузу.

— На этом листочке, — он поднял мою запись, — всего один номер! Кто же произвёл такое неизгладимое впечатление на лучшую выпускницу года? — он обвёл взглядом девушек и офицеров, выстроившихся полукругом за моей спиной.

Да ему бы в балагане работать!

— Это номер… Два!

Раздались дружные аплодисменты. Мой подбородок поднялся ещё на пару миллиметров.

— Сейчас мы узнаем, какие числа записаны на листе у офицера номер два.

— Не стоит.

Я резко обернулась и первым, что увидела, была пришпиленная бирка с цифрой 2. Он неслышно подошёл так близко, что я почти уткнулась носом в этот знак.

— Как это не стоит? — удивился директор, — вот ваша запись.

Бумажка вспыхнула у него в руках, моментально осыпаясь пеплом. Девчонки ахнули. Парни захлопали. Директор быстро опомнился:

— Что ж, тогда… первая пара утверждена. Поздравляю! Можете вернуться на место. Ждут ли нас сюрпризы со второй?

Стоя рядом с волнующимися девушками, я пыталась прийти в себя. Мимо ушей проскользнули объявления директора, главное, вот они — вторая и третья сложившиеся пары — стояли, сияя, рядом с нами.

— Лери номер двадцать три!

Данка вступила в центр.

— Указанный первым номер, к сожалению, уже занят, поэтому можете назвать любого из трёх оставшихся.

— Лер директор, — звонко начала Данка с полыхающими щеками, — я прошу прощения у тех, кому, возможно, дала надежду, но моё сердце покорил офицер, пострадавший на службе Империи. Номер 27. Если он не будет против, то прошу взять меня в жёны.

Тишину, повисшую после этого заявления, можно было резать ножом. Я выдернула руку из белоперчаточного захвата кавалера и громко захлопала. Остальные подхватили и хлопали, хлопали, хлопали, пока Номер 27 шёл к центру, пока директор искал его запись. И слова: "Не стоит", — перекрыли аплодисменты, а клочок бумаги знакомо вспыхнул и рассыпался в директорских руках.

— Спасибо, — прошептала я будущему мужу.

Данка плыла к нам под руку с морским офицером, и лицо её сияло тысячей солнц. Это стоило всего, что я могла бы для неё сделать.

Теперь оставалось дождаться конца очереди. Девушки одна за другой выходили в центр,