Время новогодних чудес - Лариса Агафонова

ВАРЕНИКИ С СЮРПРИЗОМ

— Женщина, вы лимоны забыли, истошно завопила продавщица. — Вот сами забывают, а потом приходят с претензией: товар пробили, деньги взяли, а в пакет не положили. А мы и не лОжим в пакет, вы сами лОжите, да, видно, мимо.

Инга сначала вздрогнула от визгливого «ложите», режущего слух своей безграмотностью, и только потом поняла, что женщина с лимонами, а точнее, без лимонов, это она сама. Пришлось возвращаться к кассе и виновато улыбаясь, забирать тонкокорые солнечные лимоны с аккуратным носиком.

Запихнув забытые фрукты в и без того раздувшийся пакет, Инга неловко открыла плечом тяжеленную дверь супермаркета и вывалилась наружу, в вечернюю январскую стылость. Улица встретила спешащими ссутулившимся прохожими, которые прятались под капюшонами колкого снего-дождя, проникающего пол куртки, забивающегося под шапки и шарфы, упорно пытаясь испортить праздничное настроение.

Старый Новый год — чисто русская забава, попытка продлить праздник и впихнуть в себя после нескончаемых салатов, холодца и конфет вареники с сюрпризами.

Инга в этот раз не стала ждать сюрпризов на Старый Новый год, а удивила сама. Третьего января, когда глаза мужа уже могли фокусироваться на предмете больше пяти минут, а выхлопные газы после выпитого им коньяка немного улеглись и позволили находится ближе, чем пресловутая социальная дистанция, Инга инициировала серьёзный разговор.

Упав в кресло и прикрыв глаза, муж благосклонно махнул: «Мол, садись и вещай, что ты там хотела».

— Я от тебя ухожу, — сухо сказала Инга, продолжая стоять напротив. — Сегодня вечером перевезу вещи в свою старую квартиру. Разводом и разделом имущества займёмся после праздников. Детям я скажу сама. Свекрови, уж, будь добр, ты сообщи.

— Ты переела оливье? — раскрыл заплывшие глаза муж? — Пить ты не пьёшь почти, так что белочка отменяется. Это майонез тебе в голову ударил?

— Можешь сколько угодно упражняться в остроумии со своими так называемыми коллегами, а меня избавь от плоского юмора, — так же спокойно ответила Инга.

— Так это тебе бабы наши наплели что-то? — хохотнул муж. — Так не было ничего, Ингусь. Ну, корпоратив, ну, перебрал чуток. Так ведь в кафе нас не пустили, пришлось в офисе праздновать. А там только и оставалось, что пить да конкурсы устраивать. Но я ничего себе не позволял. Может, пару раз хлопнул кого спьяну по пятой точке, так это без всякого подтекста. Я только тебя люблю, ты же знаешь. Ну, мир? Ингусь, а дай мне таблеточку, — жалобно попросил он. — Башка трещит.

— Еще раз внимательно меня послушай, — Инга подошла ближе. — Твой корпоратив просто стал последней каплей. Тебе показать, какие фотографии мне прислали с ваших «невинных конкурсов»? Если раньше мне просто звонили и открытым текстом говорили, где ты и с кем развлекаешься, то сейчас в ход пошла тяжелая артиллерия. Кто-то уж очень хочет занять своё тёпленькое местечко рядом с тобой. Освобождаю с радостью и без сожаления.

— Ингусь, да это ж всё несерьёзно. Ну прости ты меня. С кем не бывает. Я больше никогда, точно-точно, — пошёл на попятную муж.

— Гриша, — она устало махнула рукой, — не трать слова на бессмысленные разговоры. Я всё решила. В конце концов, у меня есть гордость, хотя я её тщательно закутывала грязным тряпьем, чтобы не разглядеть очевидного. Я даже рада, что получила эти снимки. Такой повод просто нельзя проигнорировать. Я бы и тридцать первого уехала, но дети в гости нагрянули, свекровь нарисовалась. Пришлось терпеть. А теперь всё, ты свободен. Можешь продолжать свои конкурсы.

Выйдя из магазина, Инга в который раз прокручивала этот диалог, вспоминая свои эмоции, гордясь собой: ведь ни голос не сорвался, ни слёзы не накатили, даже руки не дрожали. Почти.

Впервые с двадцати лет она что-то сделала сама, не оглядываясь на мнение окружающих, не советуясь с Гришой, не опасаясь недовольства свекрови.

Тогда, в двадцать, она осталась совсем одна. После отъезда родителей в Америку, где отец собирался преподавать в университете свою ненаглядную математику, а мать не могла и помыслить, чтобы отпустить обожаемого мужа одного, Инге безумно хотелось создать семью. Ей до ужаса надоело бродить в гулкой тишине двухкомнатной квартиры с высоченными потолками и рыдать от одиночества. Гриша казался принцем на белом коне с массой достоинств и вообще без недостатков. К нему, правда, прилагалась свекровь, бдительно следившая за сыночком, но Инге, скучающей по матери, это тоже показалось достоинством. Вот бы заглянуть тогда в будущее…

Но Инга жила настоящим. Она с радостью вышла замуж за любимого и переселилась в их с матерью квартиру, а потом уже в их собственную, где родились и выросли сын и дочка, где строились грандиозные планы и воплощались мечты. И с тех пор жила только интересами семьи, скрепляя, цементируя, создавая уют и храня домашний очаг… Вот только, оказалось, что фундамент у дома оказался непрочным, а очаг недостаточно жарким.

«Ничего, — тряхнула головой Инга, — моя новая жизнь уже началась. То, что я не успела загадать под бой курантов, загадаю сегодня. Будем считать, что это была репетиция Нового года, а сегодня будет премьера».

Инга дёрнула рукой, чтобы смахнуть дождевые капли с лица, неловко перехватила покупки, и пластиковые бока пакета, не выдержав, с треском разорвались. Злополучные лимоны, оранжевые абхазские мандарины, картошка, сыр, зелёный горошек, тщательно упакованная селёдка и бутылка подсолнечного масла оказались в куче подтаявшего снега, щедро политого грязью.

Инга застыла посреди дороги, пытаясь осознать: вот сейчас она стоит перед этой кучей и ей предстоит как-то всё собрать, куда-то сложить и донести до дома. Она в очередной раз забыла, что её не ждет Гриша или Гришин водитель с машиной, что тащить покупки придётся на своих двоих. («Надо было забрать машину с дачи», — мелькнула запоздалая мысль).

И она снова накупила ненужных продуктов.

«Ну зачем тебе селёдка? Это свекровь, а не ты, обожает с ней салат. А килограмм лимонов? Это Гриша заедает коньяк целыми лимонами. Это сын, её как-то быстро повзрослевший Митька, в двадцать лет решивший сменить страну проживания, до сих пор может съесть сковородку жареной картошки, а дочь, хрупкая с виду, но в душе — стойкий оловянный солдатик, выбравшая специальность психолог экстремальных ситуаций, не может жить без твёрдого сыра. Из всех покупок только мандарины — твоя слабость. Можно было бы ими и ограничиться», — бормотала Инга, присев на корточки.

Прохожие обтекали её со всех сторон, не делая попыток помочь. Конечно, никому не хочется ковыряться в грязи, собирая рассыпавшиеся продукты. Все спешат на праздник, к еще не осыпавшейся ёлке, в уютное тепло, к любимым