По высочайшему велению - Александр Михайлович Пензенский

фон Коттена из Михайловского сада. Если бы кто-то мог заглянуть за спину неизвестного, то увидел бы, что шкаф двусторонний и соединяет два кабинета, притворяясь предметом мебели в обоих помещениях.

– Коля, я восхищен твоим мастерством вербовки!

Кулябко картинно поклонился.

– Я иронизирую, болван! Почему ты сразу с порога весь план ему не выложил? Ну или опубликовал бы в газете и дал почитать, идиот! Положение у нас, конечно, трудное, но не настолько же, чтоб вовсе забыть об осторожности!

– Господин п-полковник! Вы, конечно, выше п-по званию и занимаемой должности, но я бы все-таки п-попросил! – вспыхнул Кулябко.

– Ну-ну, не горячись, вон аж заикаться начал, на дуэль еще меня вызови. Я готов, но только по-родственному, на вениках можно, – примиряюще усмехнулся неизвестный.

– Просто твой тон, Александр… Иванович. Ты злоупотребляешь нашим родственным положением!

– А ты злоупотребляешь моим служебным, и, как по мне, ты от этого в гораздо большей выгоде, – улыбаясь одними губами, парировал поименованный Александром Ивановичем. – Ну ладно тебе, садись, давай кофе попросим и побеседуем, – примирительно добавил он, глядя на поникший силуэт бравого жандармского подполковника.

После того как принесли чашки, Александр Иванович сделал глубокий глоток и заговорил уже в совершенно другом, более деловитом ключе:

– Положение тебе известно. Увы, мы остались без исполнителя. И это крайне плохо, учитывая, сколько времени пришлось убить на подготовку. Конечно, мы сами хороши: надо было в любом случае предусмотреть дублера, но что уж руками разводить, нужно срочно искать замену, у нас на все чуть более двух недель. Теперь о Богрове. Твой протеже – личность сомнительная, и ты сам это понимаешь. Он не просто не из идейных, он из разуверившихся. И обратить его в нашу веру за несколько дней мы не сможем. Но раз нет другого кандидата, нужен иной рычаг на этого. Он же работал на тебя? Чем его можно зацепить? Выдал товарищей, раскрыл оружейный склад, растратил партийную кассу?

– Увы, Саша. Он даже от жалования отказался. И выдать никого не успел: сбежал в Петербург.

– Значит, нужно сделать так, чтоб выдал. У тебя же есть специалисты по чужим почеркам? Он ведь писал согласие на сотрудничество? Вот и сделай так, чтобы несколько прошлых громких твоих арестов было совершено по его показаниям.

– Ты предлагаешь фальсифицировать его д-донесения? Т-ты в своем уме? – снова принялся спотыкаться в словах Кулябко.

– Вот только не надо изображать из себя херувима! Я прекрасно осведомлен о твоих возможностях и способностях. И донесения сделай, и расписки в получении денег не забудь. Тем более что эти бумаги послужат единственной цели: помочь ему преодолеть сомнения. Пообещай Богрову, что в случае успешного исхода всего дела эти документы станут замечательным дополнением к его финансовому вознаграждению. Итак, решено: назначь ему встречу завтра у себя дома. И прямо отсюда отправляйся готовить «аргументы».

* * *

Когда на крыльце «Шато-де-Флер» появился Кулябко с незнакомым Богрову высоким усатым господином в партикулярном платье, Дмитрий резко отступил в тень дерева. Подполковник и его спутник коротко попрощались – причем Богрову показалось, что Кулябко как будто бы даже поклонился, значит, неизвестный был выше рангом – и разошлись в разные стороны. Так как маршрут Николая Николаевича интереса не вызывал, Богров, выждав некоторое время, направился за важным незнакомцем, взяв за дистанцию шагов пятьдесят-семьдесят.

Преследуемый неспешно двинулся к выходу из сада, пересек Царскую площадь[10] и направился вверх по четной стороне Крещатика. О слежке он не задумывался: очевидно, несмотря на знакомство с жандармским начальником, к Охранному отделению отношения не имел – там любой филер обязательно бы проверил наличие наблюдения.

Поравнявшись со зданием почты, господин скрылся внутри. Выйдя минут через десять, так же беспечно и не торопясь проследовал в обратном направлении. Проводив его до дверей «Европейской», Богров остановился в нерешительности. В любое другое время он бы не преминул войти внутрь и за малую мзду наверняка бы узнал об интересующем его господине много полезного – гостиничные служащие очень незаметны, но при этом весьма наблюдательны. Однако сегодня у входа в отель вместо обычного ливрейного швейцара стоял жандарм с самым серьезным видом и при шашке, и вошедшему он отдал честь, несмотря на его цивильный костюм. Так что приставать к кому бы то ни было с расспросами решительно не хотелось.

Пришлось отправиться домой и ждать очередного приглашения.

Молодой человек не заметил, что из окна второго этажа гостиницы из-за портьеры за его терзаниями наблюдал тот, кто являлся их причиной. Дмитрий Григорьевич, увы, переоценил свои ищейские способности и явно недооценил искушенность оппонента.

У Александра Ивановича Спиридовича опыт обнаружения слежки был весьма богатый, особенно в Киеве, да и отношение к Охранному отделению он имел самое непосредственное: до 1905 года он возглавлял Киевское подразделение охранки, то есть являлся в некотором роде предтечей Николая Николаевича Кулябко. Поэтому знакомый силуэт Богрова он заметил еще в парке, подтвердил свою догадку возле первой же витрины, а теперь с легкой полуулыбкой наблюдал за ним из окна. Его очень интересовал этот молодой человек, ибо от него зависел исход дела, весьма опасного, но сулящего невообразимую выгоду.

А выгоду Александр Иванович не просто любил, но и старательно извлекал из всяких, даже неприятных, жизненных обстоятельств. Знакомые в глаза называли его баловнем судьбы, зачастую не предполагая, какими сложнейшими комбинациями порой заслуживалась благосклонность этой капризной барышни. Когда молодой поручик Спиридович неожиданно попросил перевода из армии в жандармский корпус, многие крутили у виска, а некоторые даже открыто перестали подавать ему руку. Но когда Александр Иванович сначала попал в личные помощники к звезде московского политического сыска Зубатову[11], а после, всего спустя три года, возглавил Охранное отделение в Симферополе, а затем стал главою Киевского, в тридцать лет надев погоны подполковника, шептунов поубавилось, а вчерашние порицатели пополнили ряды завистников. И даже провал собственного протеже и тайного агента-провокатора в Киеве, наградившего Спиридовича пулевым ранением легкого, обернулся для него очередной наградой и карьерным взлетом: с поста начальника Киевского Охранного отделения он переместился не просто в столицу, а во дворец, возглавив охрану императорской семьи. Теперь уже шептались о том, что будто бы Спиридович лично спланировал покушение на самого себя ради мученического ореола и возможности любоваться своим отражением в зеркальном паркете Зимнего дворца.

А все благодаря матушке, даме хоть высокородной, но обладающей поистине купеческим складом ума.

– Сашенька, – говорила она, – поверь мне, благородства происхождения уже достаточно, чтобы умный человек слыл среди знакомых порядочным и честным, но ум ему дан именно затем, чтоб не связывать себя узами условностей и