Дворы Хаоса - Роджер Желязны

Линии… Трещины расширяются, чернота наплывает, чтобы наполнить собой… Темные полосы пробегают мимо, вверх, вниз, наслаиваясь друг на друга… Расставленная сеть, труд гигантского невидимого паука, ловушка для миров…

Вниз, вниз и вниз… Вновь земля, морщинистая и кожистая, как шея мумии… Беззвучен наш пульсирующий переход… Умирающий гром, стихающий ветер… последний вздох Папы? Теперь побыстрее и прочь…

Сужение линий, утончение мелких деталей, блекнущих в солнечном пекле… И все же еще быстрее…

Приближающийся всадник… Рука ложится на рукоять одновременно с моей… Это я. Я сам, возвращающийся назад? Одновременный салют друг другу… Друг сквозь друга, воздух будто касание воды, что высыхает в мгновение… Это зеркало Кэрролла[8], это Ратн-Я, это эффект Тир-на Ног’т… И по-прежнему далеко-далеко слева корчится что-то черное… Мы мчим по дороге… Она ведет меня дальше…

Белое небо, белая земля, и нет горизонта… Бессолнечно и безоблачно… Только черная нить там, далеко, и сверкающие пирамиды повсюду, массивные, сбивающие с толку…

Мы устали. Мне не нравятся эти края… Но мы обогнали того, кто бы нас там ни преследовал. Натягиваю поводья.

Я устал, но вновь ощущаю внутри странную жизненную силу. Она словно поднимается из груди… Талисман. Конечно. Я вновь сделал попытку выжать из него эту силу. Я почувствовал, как она растекается по моим членам, задерживается в кончиках рук и ног. Почти и как будто…

Да. Я потянулся и наложил волю на пустое геометрическое пространство. Оно стало меняться.

Движение. Пирамиды перетасовывались, темнея на ходу. Они сжались, они расплавились, они стали камнями. Мир перевернулся вверх тормашками, и я как будто уперся ногами в подкладку облака, наблюдая, как внизу-вверху проблескивает некий ландшафт.

Мимо меня, вверх, струился свет от золотого солнца под ногами. Это тоже прошло, и курчавящаяся земля потемнела, полыхающие воды поднялись, чтобы вытравить исчезающую землю. Выпрыгнули молнии, чтобы вонзиться в мир над головой, чтобы разбить его на части. Мир местами распался, и его куски падали вокруг меня.

Они принялись кружиться в накатившей волне тьмы.

Когда вновь появился свет, на этот раз голубоватый, у него не было источника, и он не освещал никакой земли.

…Золотые мосты пересекают пустоту длинными узкими лентами, один из них сверкает под нами прямо сейчас. Мы вихрем мчимся по нему, застывшему в холодной неподвижности статуи… Это длится, наверное, век. Феномен, схожий с гипнотизирующим действием скоростного шоссе, накатывает на меня, опасно убаюкивает.

Я делаю все, что могу, чтобы ускорить наш ход. Проходит еще один век.

В конце концов далеко впереди — темная размытая клякса, наша станция назначения, растущая, несмотря на нашу скорость, очень медленно.

Ко времени, когда мы достигаем его, он огромен — остров в пустоте, поросший золотыми металлическими деревьями…

Я останавливаю движение, которое занесло нас так далеко, и мы движемся вперед собственными усилиями, въезжаем в лес. Трава, похожая на алюминиевую фольгу, хрустит под ногами, пока мы проезжаем среди тех деревьев. Странные плоды, бледные и блестящие, свисают с ветвей вокруг. Не слышно никаких звуков зверей. Прокладывая путь в чащу, мы подъезжаем к небольшой прогалине, по которой жидким серебром протекает ручей. Там я спешиваюсь.

— Брат Корвин, — вновь раздается голос. — Я ждал тебя.

IV

Я посмотрел в чащу, посмотрел, как он выходит оттуда. Я не вынул своего оружия, как и он не вынул своего. Но мысленно потянулся в Талисман. После упражнений, которые только что завершил, я осознал, что могу этой штукой делать куда больше, чем просто контролировать погоду. Какова бы ни была сила Брэнда, я чувствовал, что сейчас у меня есть оружие, чтобы впрямую противостоять ему. Талисман запульсировал мощнее, как только я обратился к нему.

— Перемирие, — сказал Брэнд. — О’кей? Может, поговорим?

— Не вижу, что еще мы можем сказать друг другу, — сказал я.

— Если ты не дашь мне шанса, то никогда не узнаешь наверняка, разве не так?

Он подошел и остановился метрах в семи, перекинул зеленый плащ через плечо и улыбнулся.

— Хорошо. Говори, что бы это ни было, — сказал я.

— Я пытался остановить тебя, — сказал он, — мне нужно было добраться до Талисмана. Теперь ты знаешь, что он собой представляет, и понимаешь, насколько он важен.

Я ничего не сказал.

— Папа уже воспользовался им, — продолжал Брэнд, — и мне жаль, но я принес дурную весть: он не преуспел в том, что собирался сделать с его помощью.

— Что? Откуда ты знаешь?

— Я умею видеть сквозь Тень, Корвин. Я думал, наша сестрица нашептала тебе больше по этому поводу. Небольшим ментальным усилием я могу достичь любой точки, какую бы я ни выбрал. Естественно, меня заботит результат последнего деяния отца. Так что я наблюдал. Он умер, Корвин. Усилие для него оказалось чрезмерным. Он утратил контроль над силами, которыми манипулировал, и был разорван ими, пройдя чуть больше чем полпути сквозь Образ.

— Ты врешь! — сказал я, дотрагиваясь до Талисмана.

Брэнд покачал головой.

— Признаю, что готов пойти на ложь, чтобы достичь своих целей, но на этот раз я говорю правду. Папа мертв. Я видел, как он упал. Затем птица принесла тебе Талисман, как он того и желал. Мы остались во вселенной без Образа. Безобразной вселенной.

Я не хотел ему верить. Но существовала возможность, что Папа потерпел поражение. Насколько трудна и опасна задача, уведомлял меня единственный эксперт в этом деле — Дваркин.

— Поверим на мгновение в то, что ты сказал, тогда что же случится дальше? — спросил я.

— Все распадется, — отозвался он. — Уже сейчас Хаос бьет ключом, чтобы заполнить вакуум в Янтаре. Явью становится огромный вихрь, и он растет. Он распространяется во все стороны, уничтожая теневые миры, и не остановится, пока не дойдет до Дворов Хаоса, приведя все творение на круги своя, и Хаос как прежде будет править всем.

Я был ошеломлен. И я с таким трудом свалил из Гринвуда, прошел через все, добрался сюда, чтобы достичь вот такого финала? И я увижу, как все будет вырвано из смысла, формы, содержания, жизни, когда нас подтолкнут к чему-то вроде вселенской смерти?

— Нет! — сказал я. — Не может быть.

— Если только… — тихо сказал Брэнд.

— Если только что?

— Если только не будет начертан новый Образ, новый порядок, созданный для сохранения прежнего состояния.

— Хочешь сказать, надо вновь окунуться в ту чехарду и закончить работу? Но, по твоим словам, того мира больше нет.

— Нет. Конечно, нет. Месторасположение не важно. Где бы ни находился Образ, там и будет центр. Я могу сделать это прямо здесь.

— Думаешь, что можешь преуспеть в том, что не вышло у Папы?

— Мне придется попробовать. Я — единственный, кто знает достаточно и у кого есть достаточно времени перед тем, как придут волны Хаоса. Слушай, я признаю все, что, несомненно, рассказала тебе Фиона обо мне. Я злоумышлял и действовал. Я заключил сделку с врагами Янтаря. Я пролил нашу кровь. Я попытался выжечь твою память. Но мир — а я тоже живу здесь — будет сейчас уничтожен. Все мои планы — все! — станут ничем, если не сохранится хоть какая-то мера порядка. Наверное, я был обманут повелителями Хаоса. Мне трудно это признать, но сейчас я вижу подобную возможность. Хотя еще не поздно сорвать их планы. Мы можем выстроить новые бастионы порядка прямо здесь.

— Как?

— Мне нужен Талисман… и твоя помощь. Это будет основание нового Янтаря.

— Предположим — arguendo[9] — я тебе помогу. Будет ли новый Образ таким же, как и старый?

Брэнд покачал головой.

— Такого быть не может — не более, чем тот, который пытался воссоздать Папа, будет похож на Образ Дваркина. Двум авторам не воспроизвести один и тот же сюжет на один и тот же лад. Личных стилистических различий нельзя избежать. И неважно, сколь упорно я буду стараться сдублировать Образ, мой вариант всегда будет слегка, но отличаться.

— И как же ты это сделаешь, — спросил я, — если ты не полностью настроен на Талисман? Тебе понадобился бы Образ, чтобы завершить процесс настройки — а, по твоим словам, Образ разрушен.

— Я сказал, что мне нужна твоя помощь, — заявил Брэнд. — Есть еще один способ настроить человека на Талисман. Он требует помощи того, кто уже настроен. Тебе потребуется спроецировать себя сквозь Талисман еще раз и взять с собой меня — внутрь и сквозь изначальный Образ, что лежит там.

— А потом?

— Ну, когда испытание высшим порядком пройдет, я буду настроен, ты отдашь мне Талисман, я нарисую новый Образ, и мы займемся делами. Все замкнулось. Жизнь продолжается.