Звезды светят на потолке - Юханна Тидель

— А… да… — растерянно отвечает Бритта и, слава богу, забывает спросить Йенну, придет ли ее мама.

Один за другим появляются родители, осторожно заполняя зал. Лица расплываются в серьезных родительских улыбках. Бриттины откормленные бока тоже занимают немало места, да еще и шевелюра пышно уложена феном.

— Как мило, как мило! — повторяют родители, увидев накрытый стол и украшения на сцене.

— Очень приятно! — отвечает Бритта, протягивая каждому руку.

При каждом рукопожатии вздрагивает Бриттина брошь: то ли кошка, то ли осел. Кто бы это ни был, брошь уродливая. Йенне брошки никогда не нравились.

Постепенно все устаканивается, все на своих местах. Родители усаживаются на стулья, у каждого красная салфетка и белый стаканчик. Ученики за отдельным столом. Йенна и Сюсанна сидят вместе. Йенна то и дело оборачивается, глядя на дверь.

— Твоя мама придет? — шепчет Сюсанна.

— Говорила, что постарается, — отвечает Йенна, не сводя взгляда с дверей.

Сюсанна умолкает — вот и хорошо, Йенна занята своими собственными мыслями — своим собственным, привычным беспокойством.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приди. Иначе все только и будут думать, что о Йенне.

Где Йеннина мать?

Не знаю. Наверное, не придет. Ее никто никогда не видел.

А отец?

Нет, он-то вообще сбежал. Когда она была маленькая.

Родителям наливают чай, кофе, угощают булочками.

А Йенниной мамы все нет.

— Можно здесь курить? — слышится чей-то голос.

Это Модная Мамаша. Сильно накрашенная, в красном платье, туфли на высоких каблуках.

— Ну, можно или нет? — продолжает она, с ухмылкой оглядываясь вокруг и размахивая незажженной сигаретой.

За ученическим столом раздаются взрывы хохота. Уллис смеется громче всех и говорит, что мать, наверное, совсем чокнутая, но Юхан и Пол возражают: ты чего, она крутая! Как и сама Уллис.

— Угостишь? — кричит Юхан Модной Мамаше, а Уллис фыркает: «Заткнись!»

Модная Мамаша встает из-за стола, покачивается и чуть не опрокидывает стул, но отец Юхана успевает схватиться за спинку и удерживает его на месте. Родители, сидящие рядом, облегченно вздыхают.

— Кто спросил? — ухмыляется Модная Мамаша, не замечая конфуза со стулом.

— Я, — отвечает Юхан, — мужчина в самом расцвете сил!

— Ну уж, не сказал бы! — дразнится отец Юхана.

Йенна видит, что все прислушиваются к происходящему, — а как же иначе? Раздается смех, но в глазах у всех странный блеск, и атмосфера какая-то неприятная. Как будто мысли просвечивают насквозь, вылезают наружу. Тут уж улыбкой не поможешь.

Бритта тоже смеется, но немного: чтобы сразу как можно вежливее объяснить, что в школе не курят, лучше выйти на свежий воздух. Модная Мамаша отмахивается и снова садится, еле удерживая равновесие: «Она что, пьяная?» — шепчет кто-то.

— Попозже, красавчик! — говорит Модная Мамаша, посылая Юхану воздушный поцелуй.

— I can’t wait![4] — отвечает Юхан, и Йенна не сомневается, что у него в штанах стоит.

У Юхана встает при слове «девчонка».

А когда они классом идут в бассейн (Йенна ненавидит бассейн, ненавидит, ненавидит бассейн!), где вокруг куча девчонок в мокрых купальниках, у него сразу же начинаются трудности. Плавки сильно жмут. Йенна находит это довольно мерзким. Он должен держать себя в руках.

И еще Йенна находит это довольно интересным.

Юхан-Стояк.

За всеми этими мыслями, этими словами Йенна почти забыла, что у нее болит живот: боль почти отпустила. Но вот отворяется дверь, и живот снова схватывает. До этой самой секунды она очень хотела, чтобы мама пришла. Но как только Йенна ее видит, желание пропадает — ей стыдно, ужасно стыдно, и вдобавок стыдно за то, что ей стыдно!

Мама.

У мамы на лбу капли пота: она с трудом поднялась по лестнице, и вот теперь она стоит, прислонив — блин, блин, блин! — костыли к двери. Блин, блин, блин! — ну зачем только Йенна уговорила ее, ну о чем она только думала?

Весь зал уставился на запыхавшуюся маму. На ней платье, хоть она и не любит платья. Но, кроме домашнего костюма и широкого платья, ей ничего не надеть. Все остальное слишком обтягивает отекшее от кортизона тело.

Мамин взгляд блуждает среди сидящих за столом, она старается сделать несколько шагов. Один из мужчин подбегает к ней: надо ли чем-то помочь? Йенна слышит — и все слышат, потому что в зале совершенно тихо, — что мама просит чаю. Конечно, сейчас он принесет чаю. «Нелегко вам приходится, пожалуй!»

Мама, наконец, добралась до родительского стола.

— Ты не собираешься здороваться? — Сюсанна дружелюбно толкает Йенну в бок.

— Попозже. Пусть спокойно выпьет чаю.

— Ну да… Но…

Сидящие за столами снова принимаются беседовать, Йенна пьет морс — очень много морса. Сюсанне не сидится на месте.

— Как хорошо, что она пришла, — заводит она, а Йенна и рада бы согласиться, но у нее не выходит.

Рада бы болтать, как все, но и это не получается.

Мысли только о том, как высидеть до конца и не сбежать.

К ужасу Йенны мамина соседка по столу вдруг произносит, указывая на костыли:

— Ох, и что же это с вами приключилось?

Мама делает глоток чая, ставит на место чашку и отвечает, глядя прямо в глаза соседке:

— У меня рак.

Спокойно, как ни в чем не бывало — красиво. Но для других рак — это не спокойно и не красиво. Рак — это слово, которого никто не хочет слышать, которого никто не в силах вынести, с которым никто не знает, что делать! А мама просто и честно отвечает на вопрос, она всегда отвечает просто и честно, она ничего плохого не имеет в виду, но Йенне от этого не легче! Ведь теперь все есть, как есть: соседка на мгновение замирает, потом внезапно краснеет и начинает извиняться и охать, стараясь скорее дожевать еду.

А Йенна.

Йенна сидит, уставившись в тарелку, и надеется, она так надеется, что никто за столом не слышал, что сказала мама.

Глава 18

Йенна больше не завтракает.

— Ты вообще ничего не будешь? — мамин голос доносится из спальни, где она теперь все чаще лежит.

— Ты вообще ничего не будешь? — бабушкин голос доносится из кухни, где она все чаще готовит.

— Нет, — отрезает Йенна.

Она выходит из квартиры, сбегает по лестнице, толкает дверь плечом и упирается в Сакке.

— Оу! — восклицает Йенна, уткнувшись ему в грудь.

— Ой, блин, — отвечает Сакке и не успевает увернуться от Йенниного хвостика, который хлещет его по лицу.

От ужаса Йенна роняет сумку. Случайно столкнуться с Сакке — об этом она только и мечтала. Но не сбить с ног!

Идиотка она, вот кто.

— Привет, — бормочет Сакке, пока Йенна собирает разлетевшиеся по полу бумаги, книги и ручки.

— Привет, — отвечает Йенна, чувствуя себя особенно мелкой и ничтожной — на корточках.

— Как дела? — спрашивает Сакке.

— Отлично, — отвечает Йенна. Неужели он и правда спросил, как дела? — А у тебя как?

Неужели она и правда решилась спросить? Сердце стучит, руки трясутся, ноги дрожат, а Сакке такой красивый, ужасно красивый — эти черные волосы и куртка с капюшоном. Даже чуть-чуть щетины на щеках. Йенна стоит так близко, что ей и это видно.

— Здорово, — говорит Сакке, нервно шаря в карманах. — Я забыл кое-что, только что вспомнил.

— С кем не бывает, — отвечает Йенна, чувствуя, что говорит, как бабушка. Да, от такой жизни умом тронешься.

— Точно, — соглашается Сакке, — с кем не бывает.

Он кивает, шарит в карманах, пожимает плечами, вздыхает.

— Ну ладно. А ты на дискотеку в пятницу идешь? — спрашивает Сакке.

— Дискотеку?

— Ну да. В доме культуры. Там в пятницу дискотека.

— Да? — неуверенно произносит Йенна, но тут же добавляет: — A-а, в эту пятницу? Я думала, в следующую.

— Нет, в эту, — ухмыляется Сакке — точнее, улыбается, и, боже мой, какой же он красивый.

— А, ну тогда я приду. Конечно.

— Здорово. Но сейчас мне надо забрать… ту вещь. Увидимся.

В кармане Сакке раздаются начальные аккорды какой-то рок-композиции, и он достает мобильный, бросает извиняющийся взгляд на Йенну и исчезает вверх по лестнице.

Но что-то остается: не только запах одеколона, не только мелодия мобильного, которая будет играть в голове у Йенны весь день, — что-то еще, более теплое.

Оно остается в теле Йенны.

Ему там хорошо.

— Поэтому нам надо, надо пойти на дискотеку в пятницу!

Йенна трясет Сюсанну так, что у той чуть очки не слетают с носа.

— Ну заче-ем, — ноет Сюсанна, надевая куртку. — Нам же не нравятся дискотеки.

— Да мы никогда и не были на дискотеке, на настоящей! Откуда нам знать, нравятся они нам или нет? Мне очень, очень надо пойти, неужели ты не понимаешь?

Йенна призывно глядит на Сюсанну.