Бабушка на сносях - Наталья Нестерова

Лика и Лешка подарили Ирине Васильевне книгу «Ландшафтный дизайн на шести сотках», а потом, призвав всех к молчанию, вкатили в комнату главный подарок — велосипед. Молчание затянулось.

Я кашляла, чтобы не смеяться, — представила, как непросто будет упитанной Ирине Васильевне удерживать в равновесии центр тяжести на маленьком сиденье.

— Полезная вещь! — пришел в себя Митрофан Порфирьевич.

— Спасибо, я давно такой хотела, — вежливо и неискренне проговорила Ирина Васильевна.

Когда рассаживались за стол, я тихо спросила Лешку:

— Велосипед — твоя идея?

— Ага! На даче нет велосипеда — это же глупость!

— Циолковский! — обругала я сына.

— Кто-кто? — не понял Лешка.

— Циолковский токарный станок на свадьбу жене подарил, ему станок нужен был для опытов.

— Берем пример со старших гениев. — Лешка раскаяния не испытывает и скромностью не отличается.

Тонкие материи, вроде взаимоотношений с новой родней, он во внимание не принимает. Я к вам хорошо отношусь? Хорошо! В случае нужды кровь свою отдам? Отдам! Чего еще нужно?

Ирине Васильевне и Митрофану Порфирьевичу нужно, чтоб все было как у людей. Чтобы мы приезжали каждый выходной на дачу, ели свое варенье и свои огурцы, обсуждали проблемы всходов помидоров и заморозков в период цветения вишни. Чтобы копались в огороде и окучивали картошку. Шесть соток могут занять столько рабочей силы, сколько этой силы имеется. Конечно, Ирина Васильевна и Митрофан Порфирьевич от помощи отказываются — на словах. На деле им было бы по меньшей мере странно, если бы мы прохлаждались в тенечке, когда они корячатся.

Мне же мило в шезлонге с книгой посидеть.

Лешке — погонять мяч, пожарить шашлыки, врубить музыку на полную громкость. А летрушку-зеленушку мы на рынке купим.

И получается: нас тянут в нормальную жизнь родни, а мы сопротивляемся. Я противлюсь замаскированно и идеологически. Лешка — не задумываясь и природно. Его природа состоит из науки, спорта и узкого круга личностей: Лики, меня, отца, друзей — тех, с кем ему интересно. Заставить его общаться с неинтересными людьми практически невозможно. Лешка признает обязанности, но отрицает повинности.

Ирина Васильевна и Митрофан Порфирьевич — очень милые, хорошие люди. Я бы даже сказала, интеллигентные люди с неинтеллигентными профессиями. Она — кладовщица, он — слесарь. Работают на заводе… «Серп и молот»? «Молот и серп»? «Красный богатырь»? «Богатырь в красном»? Не помню.

За столом, кроме хозяев и нас, присутствуют две соседки-подружки Ирины Васильевны и сестра Митрофана Порфирьевича с мужем. Звучат тосты за здоровье именинницы, споро поедаются салаты, студни — народ с работы, голодный.

Поднимается с фужером Лешка. Сейчас брякнет что-нибудь не в дуду. Так и есть.

— Всем известно, как много придумано анекдотов про тещу. Теща — любимый фольклорный персонаж. «Почему?» — спросим мы.

«Ответь себе на досуге», — хочется сказать мне.

Ирина Васильевна улыбается натужно и слегка испуганно. Митрофан Порфирьевич хмурится. Лика замерла от дурных предчувствий.

— Потому что, — как ни в чем не бывало продолжает Лешка, — народ любит своих тещ! Смеется над ними, потому что любит! — повторяет он, замечая на лицах присутствующих непонимание.

«Ох, сыночек! — думаю я. — Будет тебе смех! Сквозь слезы!»

— Так какой анекдот? Расскажи! — перебивает муж сестры.

— Например… — с ходу соглашается Лешка, большой знаток фольклора.

Я изо всех сил лягаю его под столом ногой.

— Э-э-э! — запинается Лешка. — Примеры в данном случае не существенны. Множество проведенных ранее экспериментов доказывают верность моей теории. Давайте выпьем за мою тещу, она же, не побоимся этого слова, мать моей любимой жены!

Все сдвигают фужеры.

Ирине Васильевне после сегодняшнего вечера западет в голову мысль, что единственный зятек рассказывает про нее анекдоты и проводит эксперименты. Эта глупость со временем обрастет массой деталей, подтверждающих неблагонадежность Лешки. Так рождается неприязнь и семейные драмы. Втолковать это Лешке невозможно. Он слишком умный, чтобы понимать простые вещи.

На горячее подается запеченная рыба, мясо в горшочках и рассыпчатый вареный картофель. Все выглядит очень аппетитно, но гости, как говорится, подорвались на ерунде — на закусках и без энтузиазма ковыряются в тарелках. А впереди еще десерт — торт домашнего изготовления, щедрый на жиры и холестерин.

Лешка насытился, заскучал, хочет домой. Обращается ко мне:

— Ты еще побудешь? Мы поехали.

Лика слышит его вопрос и постановление. Не отрывая взгляда от тарелки, тихо произносит:

— Я не поеду. Нужно помочь маме убрать после гостей. Вы поезжайте, я дома Заночую.

— Твой дом в другом месте! — злится Лешка.

— Тише! — пинаю его локтем. — Всякое растение, даже самое мощное, произрастает из семечка, мелкого и подчас глазу незаметного. Чтобы не росло, нужно не сажать.

— Ты тоже ударилась в сельскохозяйственные забавы? — хмыкает сын.

— Я имела в виду семена раздора.

— Мура! — отмахивается Лешка. — Ну что? Ударим по мясу? Тебе положить?

— Имей терпение в очереди, — говорю я, вяло жуя, пытаюсь зайти с другого конца.

— Маман! Ты сегодня весь вечер притчи толкаешь. Коэльо начиталась?

— Представь, что ты в очереди, — продолжаю я. — В очереди к врачу, к академику, которому ты принес свою статью, за театральными билетами, за колбасой, за пивом, наконец. Мы большой кусок жизни проводим в очередях. И хотя это время тратится впустую, без него не получить желаемого.

— Ладно! Я не отъезжаю! — Лешка рассмеялся.

Юмор заключается в каламбуре. На их молодежном, сленге «отъехать» — значит прийти в восторг, получить удовольствие. (Купил классный диск. Послушал — отъехал.) Этот глагол также синоним выражению «напиться пьяным». (Слабак!

Стакан принял и отъехал.) И третье значение — умереть, преставиться. (Мой дедушка давно отъехал.) Вот Лешка и смеется довольно — употребил слово в четырех значениях, и все подходят.

Мы давно и неделикатно шушукаемся втроем.

Поворачиваюсь к соседке справа, она же соседка по лестничной клетке Ирины Васильевны.

— В ее-то годы и рожать! — говорит соседка. — У самой внук уже в первый класс пошел.

Тема меня живо заинтересовала.

— Женщина в возрасте родила? — уточняю.

— Да, пятьдесят три года, завсекцией трикотажа в нашем магазине.

— Хватит тебе о всякой грязи говорить! — одергивает соседку Ирина Васильевна и брезгливо морщится.