Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой - Валерий Шамбаров

Культ кайзера пронизывал всю жизнь Германии. Он красовался на портретах не только в общественных местах, но и в каждой «приличной» немецкой семье, изображался в статуях, о нем слагались стихи и песни. Художники, поэты, музыканты соревновались в самой низкопробной лести. Известный ученый Дейсен провозглашал, что «кайзер поведет нас от Гете к Гомеру и Софоклу, от Канта к Платону». Историк Лампрехт утверждал, что Вильгельм — это «глубокая и самобытная индивидуальность с могучей волей и решающим влиянием, перед которым… раскрывается все обилие ощущений и переживаний художника». А выдающийся физик Слаби выводил доказательства, что не было случая, когда бы кайзер ошибся.

Кстати, Вильгельм с выводами Слаби согласился, глубокомысленно резюмировал: «Да, это правда, моим подданным вообще следовало бы попросту делать то, что я им говорю; но они желают думать самостоятельно, и от этого происходят все затруднения». Перед войной вышла книга «Кайзер и молодежь. Значение речей кайзера для немецкого юношества», где в предисловии указывалось, что Вильгельм — «источник нашей мудрости, имеющий облагораживающее влияние». Стоп… а вам, случайно, не кажется, что все это напоминает другого лидера Германии? Того самого, который ввергнет ее в следующую мировую войну? Да, напоминает. Но совпадения совсем не случайны. Ведь нацизм впоследствии рождался на базе пангерманизма, перенял основные его положения. А Гитлер достиг чрезвычайной популярности именно тем, что повторял приемы кайзера, но более умело и целенаправленно.

Неизменным оставался и культ армии. Военные обладали в Германии высочайшим статусом. Сталелитейные магнаты, фирмы Тиссена, Круппа, Сименса вкладывали огромные средства в пропаганду вооруженных сил. Школьники, и студенты оценивали сами себя главным образом с точки зрения способности стать военными. В дела армии не позволялось вмешиваться никому, ее представители были неподсудны для гражданских властей. Все ключевые решения принимал сам Вильгельм, и начальник генштаба имел к нему доступ в любой час дня и ночи. Но и армию кайзер воспитывал по-своему.

Еще во франко-прусской войне немцы отличились чрезмерной жестокостью. Жгли мирные деревни, казнили заложников. Эти качества культивировались и дальше. В речи перед новобранцами Вильгельм поучал: «Может случиться так, что я отдам вам приказ стрелять в своих родственников, братьев, знакомых, и даже тогда вы должны выполнять мои приказы безропотно». Когда случилась забастовка трамвайщиков, кайзер обратился к солдатам: «Я рассчитываю, что при вмешательстве войск будет убито не менее 500 человек». В 1900 г., отправляя экспедиционный корпус в Китай, он приказывал: «Пощады не давать, пленных не брать. Тот, кто попадет к вам в руки, в вашей власти». Германские военные приучались действовать именно так. В 1904–1907 гг. произошло восстание племен гереро в Юго-Западной Африке. Германские войска генерала фон Тротта «усмирили» их так, что из 200 тыс. человек народа гереро, в живых осталось около 15 тыс., да и тех загнали в пустыни Намибии. Нацизма еще не было, а это уже было…

Но военные приготовления Германии велись по двум направлениям, плохо согласующимся между собой. Армия готовилась для войны с Францией и Россией — для чего желательным был нейтралитет Англии. А флот наращивался для борьбы с Британией. Ряд деятелей во главе с адмиралом Тирпицем отстаивали другой вариант: для достижения мирового господства надо заключить союз с Россией и Японией и сражаться с Англией. Но они были в явном меньшинстве. Кайзер, правительство во главе с канцлером Бетманом-Гольвегом, армейское командование, промышленники, общественное мнение нацеливались против России и Франции. Надеялись, что Англия все же не вмешается. А флот нужен для того, чтобы заставить ее сохранить нейтралитет и после победы захватить французские колонии.

Но и против русских с французами Германия в одиночку воевать не могла, должна была держаться за союзников. Главным из них являлась империя Габсбургов. После того, как Австрия утратила влияние на Германию и Италию, в ней были проведены реформы. Чтобы предотвратить дальнейший распад империи, решили сделать опору на венгров и преобразовали страну в «дуалистическую», Австро-Венгрию — с двумя правительствами, двумя парламентами и одним императором. К 1914 г. трон занимал престарелый Франц-Иосиф.

Зоной своих «жизненных интересов» Австро-Венгрия считала Балканы. Но ее лихорадили серьезнейшие внутренние проблемы. Кроме двух «главных» наций, немцев и венгров, империю населяли хорваты, босняки, сербы, словенцы, румыны, чехи, словаки, поляки, итальянцы, галицийские русины. Они оказывались «второсортными» народами, среди них зрело недовольство. Решение проблемы предлагал наследник престола Франц Фердинанд — преобразовать Австро-Венгрию в «триалистическую» Австро-Венгро-Славию. Но немцы и венгры категорически противились, чтобы их уравняли в правах со славянами.

А главной головной болью для австрийцев считалась Сербия. Опасались даже не ее враждебных или подрывных акций. Боялись, что само по себе усиление Сербии подаст «плохой» пример славянам, входящим в империю Габсбургов, они выйдут из-под контроля, и держава развалится на кусочки. Поэтому в Вене приходили к выводу — необходимо при первом же удобном случае разгромить Сербию, обкорнать ее территории и посадить на престол собственных ставленников. Австро-Венгрия хотела только короткой и локальной войны, а то как бы большая война тоже не привела ее к распаду. Но для Германии локальная война требовалась, чтобы разжечь глобальную. Она всячески успокаивала союзницу — бояться нечего, вместе победим в два счета. А продвижение на Балканы Берлин всемерно поощрял, рассчитывал через австрийцев подмять этот регион под собственное влияние и соединиться с Турцией.

Османская империя (со средних веков за ней сохранилось и другое название, Великая Порта) занимала в планах пангерманизма очень важное место. Впрочем, отношения Берлина и Стамбула были далеки от искренности. Обе стороны темнили и полагали, что лишь используют друг друга. Немцы заверяли в лучших чувствах, но замышляли «мирное экономическое завоевание» Турции. Оно уже шло полным ходом. Англичан и французов вытеснили. В Турцию внедрились немецкие банки, фирмы, множились немецкие школы, миссионерские общества, продолжалось строительство Багдадской дороги. В 1913 г. в Берлине было создано особое делопроизводство по закреплению германского влияния в Османской империи, руководителем этого учреждения стал кронпринц Вильгельм.

Ну а лидеры «Иттихада» верили, что покровительство Берлина требуется им только ради собственного усиления, а потом от немцев можно будет избавиться. Младотурки насаждали идеологию патюркизма и панисламизма. Пантюркизм провозглашал превосходство «тюркской расы» над остальными. Правда, среди самих руководителей «Иттихада» почти не было чистокровных турок. В большинстве это были выходцы из Салоник, «отуречившиеся» греки, евреи, славяне, эмигранты с российского Кавказа. Но подобное несоответствие их ничуть не смущало. Масонов-младотурок трудно было назвать и правоверными мусульманами, они жили по-европейски, сплошь и рядом нарушали исламские законы. Панисламизм служил для них политическим инструментом. Доказывалось, что первенство в мире должно принадлежать мусульманам, а внутри исламского сообщества — «тюркской расе».

Идеолог панисламизма Сами Заде Сурея поучал: «Цивилизация до XX в. принадлежала только мусульманам; европейцы украли ее у мусульманского мира, присвоили себе, а мусульмане на определенное время, благодаря своей беспечности, отстали от них». Отсюда следовал призыв ко всем мусульманам объединиться вокруг халифа, т. е. турецкого султана. «Когда мы достигнем этой цели, мы, без сомнения станем нацией, господствующей над миром». В Стамбуле содержали политических эмигрантов из Египта, Туниса, Йемена, Индии — чтобы в нужное время поднять эти страны на «священную войну».

А главной своей целью младотурки видели создание Великого Турана. Вспоминали, что древние тюрки в VI в. образовали гигантский каганат, простиравшийся от Черного до Желтого морей — и турок объявляли их наследниками. Конечно, с научной точки зрения это было полной чепухой. Древние тюрки, родственные монголам, и османские турки — совершенно разные народы. Но стоило ли углубляться в подобные «мелочи»? Уж больно заманчивые открывались горизонты! Один из главных идеологов пантюркизма Зия Гекальп утверждал: «Политические границы родины турок охватывают всю территорию, где слышна тюркская речь и где имеется тюркская культура». Патетически вопрошал: «Где ныне Туран? Где же Крым? Что стало с Кавказом? От Казани до Тибета везде только русские». В газете «Тюрк юрду» («Тюркская родина»), ее редактор, эмигрант из России Юсуф Акчура писал о «единой нации всех тюркоязычных народов от Дуная до Китая».