Дерзкая галичанка - Наина Куманяева

Олег повел ее к Исаакиевскому собору, и сквозь легкую дымку тумана она увидела массивный купол, венчавший корпус. Однако Ганне, привыкшей к живописному стилю южный городов, увитых зеленью, с крышами, сверкающими на солнце яркой медью, как в Бухаресте, конструкция собора показалась весьма незамысловатой. Олег долго разглагольствовал о том, каким будет собор, когда его достроят.

– Папа описывал мне это сооружение. И в моем воображении собор казался более грандиозным, – высказала она свое мнение. – Вообще, мне кажется, что церквям должно быть свойственно тянуть ввысь, к Богу. Вы понимаете, что я имею ввиду?

– А-а… э-э-э, – протянул Олег, поскольку не любил демонстрировать собственную некомпетентность.

– Я говорю о соборе Святого Вита на Градшине в Праге. Он, правда, тоже еще не достроен, хотя его строят уже почти 500 лет – заметила Ганна, сама не обладавшая большим запасом знаний в этой области. – Великолепное старинное сооружение с летящим ввысь шпилем, богато украшенное резьбой по камню. Много лет тому назад Святого Вита замучили, но память о нем сохранилась навеки… А алтарь внутри церкви – просто чудо, – восторженно добавила она.

– Очень интересно, – кисло произнес Олег.

– Но я же выслушала все твои восторги относительно крепости и Адмиралтейства, – не преминула напомнить Ганна.

Олег посчитал ниже своего достоинства отвечать на подобную детскую выходку. Он с радостью заметил, что ей все смертельно наскучило.

– Не хочешь ли взглянуть на императорскую резиденцию?

– Это крайне интересно!

Зимний дворец показался ей не очень большим по сравнению с бесконечно тянувшимся фасадом дворца Хофбург на Градшине.

– У нас в существует поговорка, что «Хорош Париж, а живет и Курмыш», – холодно сказал Олег и велел извозчику трогаться дальше.

Ганна не терпелось спросить, что такое Курмыш, но она воздержалась.

* * *

Солнечный свет разогнал последние клочки тумана, и Олег с Ганной не спеша прошлись по оживленной торговой улице, где, по крайней мере, десяток франтоватых молодых людей пытались строить Ганне глазки. Но она ничем не дала понять, что осознает свою неотразимость. Наконец-то Олег впервые за день порадовал ее, решив прогуляться вдоль фешенебельных магазинов. Полки в них буквально ломились под тяжестью товаров, доставленных сюда со всего света. Ганна поохала над какими-то кружевами и настояла на посещении магазина с дамскими безделушками, проявив столь живой интерес к бордово-золотистому шелковому вееру с черными планками, что Олегу пришлось сделать ей подарок.

Девушка взяла веер и распахнула его с таким очаровательным кокетством, которого он в ней даже не подозревал. Веер порхал, подобно огромной бабочке, то открывая взору ее темные, жгучие глаза, то вновь скрывая их блеск. Олег нашел эти наивные ухищрения первобытного кокетства просто чарующими, но почувствовал сильное желание ограничить сферу их действия только своим домом. «Князь Поройцев, – подумал он, – такого кокетства не одобрит.»

– Потрясающе, не правда ли? – спросила Ганна.

– Где, черт побери, ты подцепила это словечко? Ведь еще и дня не пробыла в Петербурге. Должно быть, услышала от дворни?

– Нет, от Параши. Да, кстати, мне нужно несколько лимонов. Точнее, по одному каждый день для ухода за кожей. Конечно, я сама заплачу за них. Говорят, у вас это – деликатес. Но я скоро получу деньги.

– Насчет этих денег…

– У меня есть рекомендательное письмо на открытие кредита в вашем банке.

– Я решу этот вопрос сегодня после обеда.

Она подняла веер, затем медленно опустила его, приоткрыв нежную улыбку. Ручка в перчатке коснулась его пальцев.

– Что бы я без тебя делала, милый брат!

Так не пойдет! Она откровенно кокетничала с ним, и у него возникло желание ответить тем же.

– Рад, что угодил тебе, кузина, – быстро пробормотал он, подводя Ганну к дверям магазина.

– Мне кажется, тебе нравится помогать мне?

– Да, мне действительно приятно оказывать тебе услуги.

– Ты всегда хмуришься, говоря о приятных вещах? – поддразнила она.

– Просто солнце слепит мне глаза.

– Эта слабая маленькая свечка по-вашему солнце?! Вот в Валахии… Но… как у нас говорят, всякий кулик свое болото хвалит, – как бы спохватилась Ганна.

– Вот именно, – сказал Олег, смягчаясь.

Но больше всего Ганну интересовали дамские туалеты, и тут ее ждало сильное разочарование.

– Ужасно, – таково было ее заключение, когда, чуть позже, они прошлись по улице. – Разве у ваших дам нет фигуры, которую можно было бы выгодно подчеркнуть?

– Ну что ты, с этим все в порядке, и мне хотелось бы, чтобы ты убедила их не скрывать свои достоинства… А то, что ты видела называется «стиль императрицы», мода из Франции, – объяснил Олег. Он ненавидел этот покрой, при котором платья висели мешком от лифа до лодыжек, полностью драпируя все изгибы тела.

– Я вижу ваши дамы находят элегантным то, что мы в нашей провинции надеваем перед сном. По-моему, совершенно неприлично носить на людях ночные рубашки, но если мне для того, чтобы удачно выйти замуж, следует уродовать себя таким же образом, то… придется немедленно заказать несколько таких ночных сорочек.

– Ты же знаешь поговорку «По одежке встречают…» – с сожалением произнес Олег.

– Да, но особого ума от женщины никто не ждет. Особенно сами женщины. Да и мужчины тоже, – добавила она, бросая взгляд на парочку одетых в синие камзолы франтов, спешивших по улице. – Слушай, какие-то они у вас тут все одинаковые. Это что же, униформа такая? Неизменные синие камзолы и горчичные штаны? Я заметила, что и ты одеваешься так же.

– Ну… это не то, чтобы униформа. Просто сейчас такой стиль. И меня ты с ними не ровняй, я ношу мундир. Наверное сейчас модно казаться вроде бы ты тоже при государственном деле состоишь. Россия – страна чиновников.

– Вот как? – удивилась девушка. – А мне-то казалось, что Россия страна людей мастеровых, торговых, талантливых, творческих, воинов, наконец…

– Все это так, конечно, – поморщился Олег от того что разговор перешел на тему которая давно уже донимала его. – Однако поверь мне, что всеми этими людьми управляет в России чиновник. Допустим, ты руду нашел, завод поднимаешь, ан к тебе чиновник с государевыми предписаниями – туда руду продавать, а сюда не продавать, с теми водиться, а о других и не думай. И попробуй откажись. Или ты – полководец, у тебя сто тысяч войска, покорных твоему повелению, города и крепости от поступи твоих полков содрогаются. А пришлет тебе чиновник свое идиотское постановление – и все! Пропали твои победы. Отступай, поворачивай войско от верной виктории.

– И неужели всегда так было? – изумилась Ганна.

– Испокон веков. – заверил ее Олег. – Как было, так и будет продолжаться.

– Но ведь это ужасно!

– В том-то все и дело, что как ни странно, русский уклад жизни к этой манере приспособился, и мы продолжаем оставаться сильным, могучим и вполне жизнеспособным царством-государством. Даже ухитряемся одерживать какие-то победы. Флота вроде бы как нету, мнимый он, понимаешь, а туркам при Афонской горе жару дали! Надо же так было ухитриться.

Ганна с сожалением смотрела на него. Он был похож на взрослого мальчика, которому в детстве не дали наиграться любимыми игрушками, и вот теперь он видит своих солдатиков и кораблики лишь в витрине магазина и с сожалением понимает, что они уже не для него. Елена Матвеевна рассказала ей, что Олег неоднократно подавал прошения о переводе его либо в действующий флот, либо в армию, однако ни Чичагов, ни сменивший его де Треверсе не желали лишаться умного деятельного и грамотного чиновника и предпочитали держать его при себе, хоть и на вторых ролях. Она не стала добивать его напоминанием о том, что Сенявин, блистательно разбивший турок при Афоне, через год сдал свой победоносный флот англичанам и возвратился домой едва ли не на положении военнопленного вместе со всеми своими экипажами – горькая пилюля, которую русскому императору пришлось проглотить.

– Я вот думаю, что тебе бы так подошли более густые и насыщенные цвета – бордо или темно-зеленый, – мягко сказала она. – Но ты должен избегать вульгарного тона и отличаться от других, иначе не сможешь найти подходящую пару – богатую и красивую. Я думаю, тебе понадобится когда-нибудь nevastă?[13]

– Ты снова говоришь по-валашски, – заметил Олег, избегая, таким образом, необходимости отвечать на ее вопрос. Хорош бы он был в красном или зеленом камзоле! Как настоящий петух! Хотя, эти цвета хорошо сочетаются с его темными волосами и смуглым цветом лица.

* * *

Ганна упомянула о камзоле своего папы, привезенного в качестве образца для пошива новых. Может быть, кузен поможет ей с заказом?

– Плезон, – ответил он. – Вот у кого шьет вся столица. Вот человек, для которого не существует сословных предубеждений. Он начал обшивать еще герцога Савойского, а потом у него шила костюмы половина Версаля. Якобинство он мирно пересидел, а потом сразу же переключился на Директорию, однако, узнав, что большая часть старой клиентуры вновь собралась в России, перебрался сюда и вот уже пятнадцатый год обшивает тут весь beau-monde[14]. Я отвезу к нему камзол и сделаю заказ на другие. Прямо на этой неделе. Хотя нет, боюсь, что на этой неделе не получится, а вот на той… – При этих словах у него отчаянно зачесалось в затылке. Он уже полгода был должен Плезону за мундир, и денег на это в обозримом будущем не предвидилось.