Главный редактор. Психологический детектив - Анастасия Ольшевская

– Да, видимо, бог здесь – я! – крепкая ладонь грохнула по столу. – Поэтому «Точка зрения» еще не превратилась в убожество, несмотря на ваши старания! – его взгляд метнулся к фотографии улыбающегося президента МВФ, а Игнатов снова стал пунцовым. – Мне нужен материал, который переплюнет засранцев из «Дельца». Или откуда они там? – еще один взгляд намертво пригвоздил Игнатова к креслу.

Мазуркевич прижала к плоской груди сухонькие лапки и испугано заморгала. Сотрудники притихли и молились, чтобы их не зацепила вспышка ярости. Босс слыл строгим, но справедливым. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: он не на шутку осерчал.

Женя покорно слушала вместе со всеми, как раздухарившийся Петушков завел пластинку о профессионализме, долге, бездарности и высоких целях. Понятно, лекция читалась, чтобы отвести душу. Она сочувствовала шефу, и ей хотелось придушить тупоголовую Мазуркевич, которая не понимала, когда и какой тон уместен.

Выговорившись, Петушков в расстройстве замолчал. Наступила тишина, нарушаемая лишь чириканьем воробьев за окнами да приглушенным гулом машин на улицах вечерней Москвы.

– Ладно, – мрачно подытожил он и уставился на свои холеные пальцы, – давайте к текучке. Что по финансовым рубрикам? И да, Сеня, заскочи ко мне после летучки. Покумекаем над твоим вице-президентом. Не было важных планов?

– Ничего срочного. Разумеется, зайду.

Женя отметила, что голос Семена Колесникова был ровным и спокойным. Будто не обрадовался, что его материал пойдет на первую полосу! И словно не переживает из-за сорвавшегося свидания (лично слышала, как ворковал по мобильному о встрече в восемь вечера). Впрочем, известно: когда начальство спрашивает, нет ли у тебя планов – это риторический вопрос. Если хочешь, чтобы твои публикации выходили в «Точке зрения», да к тому же – были гвоздем номера, по умолчанию нет иных планов, кроме этого.

Женя числилась в издании простым корреспондентом, и ее фамилия была не Колесников, а Мельникова. Поэтому она могла позволить себе планы и каждую пятницу виделась с лучшими подругами – Машей и Леной – в кофейне в центре города.

С работы до места встречи на Кузнецком мосту было две остановки метро. В хорошую погоду Женя любила прогуливаться пешком, но сегодня разбор полетов затянулся, и она опаздывала. На мобильном обнаружились пропущенные вызовы от Маши. Перезвонив, она услышала бодрое приветствие:

– Где шляешься, мать? Какого дьявола игнорируешь звонки?

– Пардон муа, Мусик. Летучку задержали. Но в следующий раз, конечно, прерву ор Петушка, чтобы побеседовать с тобой.

– Что, наконец-то уволили?

– Прекращай глумиться, а то приеду и съем твои пирожные!

– Если будешь залипать в редакции, то не успеешь. Я сегодня ненадолго.

– Что так? За полярным кругом обнаружили эдельвейсы и твой НИИ перебрасывают защищать процесс фотосинтеза?

– Откуда узнала?

– Профессионалы не выдают источники информации.

– Ладно, переживу. Через сколько прилетишь, мой маленький Вжик?

– Десять минут – и я у ваших ног.

– Отлично. Лелька сохнет от тоски по тебе. Так что поторопись!

Женя, Маша и Лена были ровесницами и познакомились благодаря факультетской тусовке. Со временем они стали не разлей вода, а их настоящие имена вытеснили ласковые прозвища. Женя получила при дружеском крещении имя Вжик – за энергичность и неугомонность. К Маше приклеилось незатейливое Мусик. А Лену еще в школе прозвали Лелькой, и теперь реальным именем называли разве что родители и начальство.

Мария Полежаева была среднего роста, миловидной, но склонной к полноте и недовольству этим обстоятельством. Вздернутый нос и пухлые губы на румяном лице делали ее похожей на пышущую здоровьем крестьянку. Это порядком бесило девушку. Особенное расстройство начиналось по весне, когда на молочно-белой коже высыпали веселые веснушки. Маша в гробу видала рецепт «полюби себя такой, какая есть» и вела ожесточенную борьбу с «деревенщиной в своем зеркале».

Елена Лейбниц считалась экспертом в вопросах красоты и стиля, и под ее чутким руководством рвение подруги было направлено в грамотное русло. Ряд экспериментов сделал из умненькой, но простоватой Маши нечто волнующе-летящее. Поколдовав над грубоватыми замашками, за пару-тройку месяцев Лена превратила их в бойкую, заводную манеру поведения. А когда вокруг обновленной Маши стали виться поклонники, ее признательность к подруге выросла до планетарных масштабов. Сама же Маша, не переносившая «расфуфыренных дур», признавала, что утонченная и холеная Лена – исключение из правил. «Взять – и из жирного хряка сварганить принцессу! Это ж какой талантище и благородство души! – восхищалась она. – Имей я внешность фотомодели и врожденное чувство вкуса, в жизни не стала бы взращивать себе конкуренцию!».

Лена в ответ смеялась и говорила, что ее призвание – делать мир лучше. Ее саму – эффектную брюнетку с короткой модной стрижкой, всегда стильно одетую, мужчины провожали восторженными взглядами. Пост редактора раздела светской хроники в развлекательном журнале «Звездная пыль» накладывал отпечаток – как минимум, по долгу службы она выглядела сногсшибательно. Встречи со звездами шоу-бизнеса, гламурные тусовки, открытия клубов и ресторанов обязывали блистать и очаровывать, чтобы добывать интервью. Оставалось загадкой, как ей удавалось совмещать ночной образ жизни с дневными задачами куратора глянцевого издания, а также с материнством, которое, как известно, круглосуточная работа без выходных.

После скоропалительного брака и развода у Лены на память о бывшем муже остался маленький Лешка. Маша любила приговаривать, что ребенок – единственная причина, почему та прощена в великолепии и до сих пор жива. Лена в ответ заявляла, что Мусик – экологически чистая балда, и что непозволительно сотруднику НИИ засорять мозг столь грязными мыслями.

Маша действительно работала в научно-исследовательском институте охраны природы и экологии в должности пресс-секретаря. В пиар-отделе ее ценили за организаторские способности, ответственность и неунывающий характер. Именно там она произвела фурор, явившись в образе очаровательной дамы и околдовав ведущего научного сотрудника. Спустя время флегматичный худощавый Константин предложил ей переехать к нему. Уже год молодые люди жили под одной крышей, и Маша не сомневалась, что Костя «скоро потащит в загс».

Подруги знали, что свить семейное гнездо – ее главная миссия. Даже горячо любимые уссурийские тигры и биосфера в целом не могли претендовать на первое место в списке жизненных ценностей Маши. Она объясняла это тем, что выступает за размножение любых живых существ: и тигров, и людей. Лена, не жаловавшая институт брака после неудачного опыта, скептически качала головой. А Маша предъявляла аргумент в виде ее малыша и загоняла в тупик вопросом: «Ты что, жалеешь о нем?» Лена боготворила сына, потому признавала поражение, и дебаты заканчивались.

Женя слушала эти разговоры с улыбкой: для нее создание семьи и рождение ребенка представлялось чем-то вроде переселения на Луну. Теоретически – любопытно. Но практическая потребность в путешествии отсутствовала. Кроме того, о замужестве не думалось в принципе: вся энергия и силы брошены на карьеру.

Да, конечно, мужчины важны. Однако ее романы не заходили так далеко, как у Маши. Впрочем, за нее радовалась и считала, что «шанс выживаемости этих отношений высок». Та же недовольно ворчала насчет Жениного неуместного аналитического подхода к любви, но, по сравнению со скепсисом Лены, эта лояльность утешала будущую невесту.

Хотя их жизненные приоритеты различались, молодые женщины крепко дружили. Часто общались по телефону, виделись пару-тройку раз в неделю, а уж пятничные посиделки давно стали традицией.

Запыхавшись, Женя вбежала в кафе. Лена и Маша расположились за столиком возле окна – уголок на веки вечные был закреплен за ними. Полюбившаяся кофейня на Кузнецком мосту отличалась от сетевых забегаловок и сохраняла самобытность. Владелец вложил душу в дело: это чувствовалось во всем, начиная с дизайна и заканчивая обслуживанием и меню.

Обстановка в приглушенно-коричневой гамме создавала мягкое настроение, а стилизация под старину выглядела естественной. Дореволюционная печатная машинка английской работы. Набор для письма с гусиными перьями. Антикварные книги, которые можно было полистать за чашкой ароматного чая. Уют старинной библиотеки переносил в начало XX века, а звон дверного колокольчика словно предвосхищал появление дамы из высшего общества под руку с почтенным джентльменом.

Женя, влетев на всех парах, всколыхнула журчащую, неспешную атмосферу заведения. Приветливо махнув официанту, она на ходу сообщила: «Мне – как обычно», и села за столик к подругам.