Морской узел - Александр Граевский

Мы пробыли в Чердыни недолго, но этот исключительно своеобразный город запомнился на всю жизнь. Русская история Чердыни (а у нее есть многовековая история до завоевания этого края Московским государством в 1472 году) связана с развитием торговых путей с Камы на Вычегду и Печору. Издревле удобную «географическую ситуацию», иначе говоря, возможность попасть из одной речной системы в другую, использовали предприимчивые торговые люди.

Именно для нужд торговли строили Северо-Екатерининский канал. А на Печору существовал другой путь, и в начале этого пути стояла Чердынь. Местные богатеи Алины, Могильниковы и другие возвели в городе каменные хоромы. И рядом с ними — крепкие амбары. Так и стоят до сих пор — дом и амбар, дом и амбар...

Современное строительство еще не задело Чердынь. Случилось так, что этот город остается пока в стороне от столбовой дороги промышленного развития. Здесь практически нет промышленных предприятий. И, видимо, именно поэтому облик города почти не изменился, сохраняет многие черты старины, имеет неповторимое, свое лицо.

Чердынь стоит на высоком берегу Колвы, с этого обрыва вид открывается замечательный. Виден и знаменитый камень Полюд, что стоит на Вишере, возле Красновишерска. До него по прямой — добрых полсотни километров. Полюд, кстати, для чердынцев — своеобразный барометр. Хорошо его видно — к хорошей погоде. Скроют гору тучи — жди дождя...

Как только удалось договориться с шофером попутной машины, которая могла доставить нас вместе со всем имуществом и лодкой в Ольховку, так и стали грузиться.

Дорога мощному ЗИЛу, на котором мы добирались до Ольховки, выпала не из легких. Но замечательная машина уверенно преодолела размытые дождями проселки и старые, уже полусгнившие гати, проложенные по болотам. Без особых происшествий добрались до берега Южной Кельтмы.

Всякое плавание, по-моему, начинается с погрузки. На сей раз нам предстояло плыть на стандартной дюралевой лодке, достаточно вместительной, да и к тому же имеющей крытый носовой отсек. Загрузили мы ее быстро и, кажется, довольно удачно. Поставили мотор и даже... завели его. Я не случайно подчеркиваю этот факт. Увы, мотор у нас был не первой молодости и доставил нам в дальнейшем немало неприятностей.

Они, помнится, начались уже на первых километрах пути. Мотор капризничал, глох, не желал заводиться. Владимир Петрович, научный работник, и Славка, студент, пополнявшие обязанности мотористов, взмокли, пока с ним возились. Мы же — трое остальных участников экспедиции — в это время нещадно мерзли и кляли на чем свет стоит технику, которая подводит.

Но, как бы там ни было, экспедиция началась.

В нашу задачу входило доплыть до Канавы и вернуться назад, по пути сделав археологическую разведку, то есть, попросту говоря, осмотреть все прибрежные места, где могли бы находиться древние поселения, заложить там пробные шурфы. Такая работа была необходима для того, чтобы в будущем начинать раскопки, если это потребуется, уже не вслепую.

Об археологах можно сказать, что они сродни геологам. И те и другие идут впереди строителей. Для археологов это особенно верно в тех случаях, когда они идут впереди строителей гидростанций. Ведь выше каждой плотины разливается искусственное море, навсегда скрывая под водой старые берега. А именно на берегах селились наши далекие предки — других дорог, кроме рек, в нашем лесном краю практически не было. Поэтому в районах, подлежащих затоплению, всегда в широких масштабах ведутся археологические поиски. Не успеешь обследовать такой район — навсегда погибнут для науки данные, которые, может быть, представляют большую ценность. Значительные раскопки велись, к примеру, на тех берегах, которые затопило Камское море.

Ну, а разве берегам Южной Кельтмы, Джурича, Северо-Екатерининского канала грозит такая участь — быть затопленными новым водохранилищем? Что ж, утвердительный ответ на этот вопрос дать нельзя, но возможность такая не исключена.

В печати уже не раз поднимался вопрос о перебросе части стока северных рек Печоры и Вычегды в Каму и дальше — в Волгу и Каспий. Осуществление такого грандиозного проекта поможет решить сразу несколько важных проблем. Во-первых, пополнятся водные ресурсы Каспийского моря, которое с каждым годом мелеет, отступает от портовых городов, создавая трудности для судоходства и вызывая сокращение рыбных запасов. Во-вторых, можно будет часть воды использовать для орошения засушливых степей, где при этом условии возможно получение богатых и устойчивых урожаев. И, наконец, в-третьих, воды Печоры и Вычегды, пройдя через турбины камских и волжских гидростанции, позволят выработать дополнительные миллионы киловатт-часов электроэнергии.

Выгоды, таким образом, налицо. Но для осуществления грандиозного инженерного замысла есть несколько проектов. Один из них наиболее подробно освещался в газетах и журналах. По этому проекту должно быть создано три больших водохранилища — на Печоре, на Вычегде и на Каме. Из Печорского водохранилища вода по каналу поступает в Вычегодское. Оно, в свою очередь, каналом соединится с Верхне-Камским водохранилищем, которое должна образовать плотина Верхне-Камской ГЭС выше города Соликамска. Каналы, соединяющие водохранилища, представят собой настоящие искусственные реки — широкие, глубокие, полноводные. Причем канал, соединяющий Вычегодское водохранилище с Верхне-Камским, должен пройти примерно там же, где был проложен старый Северо-Екатерининский канал

Будет осуществлен этот проект или нет, сейчас сказать трудно. Может быть, соединение Печоры с Камой проведут другим путем (об этом я расскажу в другом месте). Но археологам ждать окончательного решения вопроса не приходится. Надо успеть сделать многое, и времени терять нельзя. Поэтому и двинулись мы с разведкой.

Три года прошло с тех пор, как впервые удалось побывать мне в этих краях. И за эти годы даже здесь, в глухомани, произошли заметные изменения. Может быть, такому впечатлению способствовало и то, что сама Южная Кельтма выглядела сейчас по-иному. Я уже говорил, что весна на этот раз была очень поздней. Ее следы были видны повсюду, особенно на реке. Черный оттенок воды уступил место желтоватому, глинистому. Река текла в берегах, но уровень ее значительно превышал летний. По воде плыли клочья пены, травинки, ветки, много всякого мусора. Никаких лилий и в помине не было. По берегам цвела мать-мачеха, местами вода, вновь поднявшись после временного спада, затопила желтый цветочный ковер. Цветы под водой выглядели как-то неуютно.

Правда, в том, что река поднялась, было свое преимущество: перекаты исчезли. Но все же красоты, на мой взгляд, больше было тогда, когда Южная Кельтма стояла в полном летнем убранстве.