Наша тайна - Барбара Делински

Грейс с минуту смотрела на нее, а потом, пробормотав что-то вроде «да, конечно», выбралась из фургона. Джил хотела окликнуть ее, но Дебора взяла сестру за локоть, и Грейс, гордо выпрямив спину, пошла прочь. Пройдя несколько шагов, она постепенно согнулась, обняв учебники, и стала вдруг очень маленькой.

Дебора обеспокоенно спросила:

— Может, нужно было оставить ее дома?

— Конечно, нет, — ответила Джил. — Ей необходимо чем-то заняться. — Она завела мотор и отъехала от тротуара. — У тебя все нормально?

Дебора вздохнула, откинулась на спинку сиденья и кивнула.

— Все в порядке.

— Правда?

— Правда.

— Хорошо. Потому что у меня новость. Я беременна.

Дебора моргнула.

— Мило. Хорошая шутка для того, чтобы поднять настроение.

— Я серьезно.

— Этого не может быть потому что: а) в твоей жизни сейчас нет мужчины, б) ты с утра до ночи вкалываешь в своей кондитерской и в) это было бы слишком много для меня на сегодняшнее утро, а ты не можешь быть такой жестокой. — Она посмотрела на сестру. Джил не улыбалась. — Ты серьезно? Но от кого?

— От донора спермы № ТХР334. Он блондин среднего роста, зарабатывает тем, что пишет книги для детей. Такой мужчина должен быть чутким и умным, а также творческой личностью, правда?

Дебора с трудом переваривала информацию.

— Мне нужно, чтобы ты обрадовалась, — предупредила Джил.

— Я рада. Я думаю. Просто… я не ожидала… Ребенок?

Джил кивнула.

— В ноябре.

Дата сделала новость реальной. Дебора любила детей и любила Джил, поэтому ей оставалось только раскрыть объятия, наклониться и обнять сестру.

— Ты действительно хочешь ребенка?

— Всегда хотела. Ты же знаешь.

— А работа?

— Ты же справилась в свое время.

— У меня был Грэг. А ты одна.

— Я не одна. У меня есть ты. Есть Грейс и Дилан. У меня есть… папа.

— Папа, о боже! — Ситуация усложнялась. — И ты ему еще не говорила.

— Конечно нет.

Значит, придется хранить еще одну тайну.

— Если тебе рожать в ноябре…

— Значит, уже восемь недель.

— Восемь? — Дебора ощутила запоздалую обиду. — Почему ты не сказала мне раньше?

— Я не была уверена, что ты позволишь мне это сделать.

— Позволю? Джил, ты всегда все решаешь сама. Всегда.

— Но мне хотелось, чтобы ты одобрила мое решение.

Дебора внимательно изучала лицо сестры.

— Ты не изменилась. Тошнит по утрам?

— Немного, время от времени. Чаще всего от радостного волнения.

— А ты уверена, что беременна?

— У меня два месяца нет месячных, — сказала Джил. — И я видела ребенка на ультразвуке, Дебора. Видела, как бьется маленькое сердечко. Доктор показывала мне на экране.

— Какой доктор?

— Анна Буркхарт. Она работает в Бостоне, и пожалуйста, — лицо Джил стало серьезным, — не говори, что ты злишься из-за того, что я не спросила у тебя, к кому обратиться. Я хотела выбрать сама. Мы обе знаем, что с папой будут проблемы. Но я его уже столько разочаровывала, что еще один раз ничего не изменит. Ты здесь ни при чем, я так и скажу папе. И я никому ничего не хочу говорить, пока не пройдет двенадцать недель.

— Ты только что сказала мне, — возразила Дебора. — Поэтому я уже при чем. Хотя бы потому, что должна хранить секрет. Что, если папа спросит?

— Не спросит. Он даже не догадается, пока я не поставлю его перед фактом. Он считает, что я не в состоянии построить нормальные отношения с мужчиной, а тем более завести ребенка. Возможно, в том, что касается мужчин, он прав. Я старалась, Дебора, ты же знаешь, но за последние несколько лет мне не попался ни один, хоть отдаленно подходящий на роль мужа. Папа был бы рад, если бы я вышла замуж за какого-нибудь отвратительного типа, лишь бы забеременеть традиционным путем. Но взять, например, тебя. Ты соблюдала все правила, а теперь тоже мать-одиночка.

Деборе не нужно было об этом говорить. Это напомнило ей обо всех совершенных ошибках, и в первую очередь об аварии. Она убрала волосы назад.

— Почему ты говоришь мне об этом сейчас? Именно в эту ужасную минуту, когда моя голова занята совсем другим?

— Потому что, — неожиданно жалобно ответила Джил, — как я уже говорила по телефону, после прошедшей ночи ты стала человечнее. Поэтому я подумала, что именно сейчас ты поймешь и все так же будешь любить меня.

Дебора уставилась на сестру. Джил только что усложнила ее и так не простую жизнь, но маленький ребенок — это маленький ребенок. Дебора наклонилась и взяла сестру за руки.

— У меня есть выбор?

* * *

Грейс стояла за школьным забором и грызла ногти, пока не прозвенел звонок. Тогда, запахнув поплотнее куртку, она побежала по дорожке и, присоединившись к другим опоздавшим, понеслась вверх по лестнице в здание школы.

Низко наклонив голову, она прошла к своей парте и совершенно не слышала, о чем говорил директор, пока тот не сообщил, что мистер МакКенна попал под машину, находится в больнице и заслуживает короткой молитвы. Грейс на минуту опустила вместе со всеми голову и помолчала, а потом выскользнула из класса как раз тогда, когда звонок прозвенел снова, и, присев у своего шкафчика, старалась не привлекать к себе внимания. Друзья остановились на пару минут поболтать.

— Вы знаете, что у Джарреда мононуклеоз?

— Почему это Кенни Барон изо всех сил старается стать президентом студенческого совета?

— А вы идете в субботу на вечеринку к Ким?

Грейс поднялась, только когда до первого урока оставалось несколько секунд. Мэган и Стефи подбежали и оттащили ее в сторону прежде, чем она открыла дверь.

— Мы все время пытались к тебе дозвониться, — прошипела Мэган.

— Где ты была? — спросила Стефи.

— Кайл сказал мне, что мистера МакКенну сбила машина твоей мамы.

— Ты там была? Что ты видела, Грейс? Это было ужасно?

— Я не могу об этом говорить, — сказала Грейс.

— Я думала, умру, когда увидела твою маму на улице, — тихо проговорила Стефи.

— Что она знает? — спросила Мэган у Грейс. — Она что-то заметила?

— Нет, — ответила Грейс.

— И ты ей не сказала? — спросила Стефи.

— Нет.

— И не говори, — приказала Мэган.

— Не скажу.

— Это хорошо. Потому что если мои родители хоть что-то узнают, меня запрут дома до осени.

Запрут до осени? Это Грейс пережила бы. Время наказания прошло бы, и стало бы легче.

3

Майкл Барр был в Лейланде уважаемым человеком. Он стал семейным врачом задолго до того, как семейные врачи вошли в моду, и всю жизнь проработал в этом городке. Майкл лечил три поколения местных жителей, и они платили ему своей преданностью.