Начинаем жить - Кожевникова Марианна Юрьевна

— Значит, собираешься рукопись для миледи делать? — осведомилась Ляля, сделав упор на «миледи», напоминая, разумеется, о «Трех мушкетерах».

— Подумаю, — ответил Миша в тон Ляле и по-мушкетерски покрутил воображаемый ус.

Ляля вздохнула. Она ждала совсем других новостей. Ждала, когда же разъяснится история с письмом Джона Брука, который спрашивал Мишу, не хочет ли тот прочитать курс лекций в Америке. Интересно, американец просто почву прощупывал и в случае согласия собирался предложить свои услуги в качестве посредника, то есть готов был искать университет, где захотят послушать Мишу? Или этот университет уже был и Мише предстояла поездка? Может быть, долгая. И может быть, не только Мише… И тогда… Ляле страшно было даже подумать, что наступит тогда. Она старалась не думать. Но думалось без всякого ее на то согласия. И она жила в непрестанном напряжении. Неделю, вторую, третью…

Однако за первой ласточкой другие так и не прилетели, и Ляля отвлеклась от ожидания, склонившись к мысли о личной инициативе заграничного коллеги мужа.

Они доели мороженое и встали из-за стола.

— Поезжайте! — дала команду Ляля. — Глядишь, вернешься засветло.

После мороженого Иринка совсем успокоилась: в животе и вправду похолодало, никакой пожар ей не был страшен, и согласилась взять с собой только верного друга, поросенка Васю, он уже хорошо знал бабушку с дедушкой, потому что ездил вместе с ними в дом отдыха.

— Убери, мама, зверей обратно. Пусть меня дома ждут, — распорядилась она.

Ляля обрадовалась, что дочка им доверяет, и еще раз пообещала, что зоопарк будет в полном порядке. Подумала про доверие и вспомнила слова одного психолога из телевизора, он ей сразу понравился — интеллигентный такой, приятный, лицо тонкое, благородное. А сказал психолог вот что: в человеке заложено базовое доверие и базовое недоверие. Базовое доверие способствует росту и развитию человека. Базовое недоверие — его безопасности. Однако недоверие энергоемко и ведет к неврозам. Коротко и ясно. А доверие ведет к расширению внутреннего мира. Тоже ясно. Вот и пусть Иркин мир расширяется. Тут же Ляля вспомнила про английский язык и про англичанку. А для себя она чего хочет? Расширяться или невроз? Вот в чем вопрос! Получилось в рифму, и Ляля засмеялась. И продолжала смеяться, но уже с ехидцей, потому что она будет расширять свой внутренний мир на базовом недоверии. Не доверяет она англичанке!

— Миш! Я решила! Буду с тобой английским заниматься! — крикнула она мужу.

— Умница! — крикнул он в ответ. — А мы с Иринкой на рынок заедем, старикам провизии купим, они просили масла постного и сахара на варенье. Я — умница?

— Умница! Ты тоже очень большая умница!

Миша надеялся проскочить без пробок — выехали рано, день будний, глядишь, и обойдется. На рынке он мигом управился, купил масло, сахар и еще всякой всячины. То, что Ирка любит. То, что старикам нравится. Ирке йогуртов, старикам колбаски. Овощи. Печенье, конфеты. Затоварил багажник — и в путь! Иринка тихонько беседовала с Васей на заднем сиденье, он включил ей сказку, а сам, глядя на серую ленту дороги, всерьез задумался.

Новость у него была, и серьезная.

Предложение, о котором написал Джон Брук, наконец обрело реальные очертания. И были они весьма отличными от тех, что намечались сначала. Университет в небольшом американском городке предлагал Мише читать у них полгода спецкурс. О семье ни слова.

Ну и как мог Миша сообщить такую новость Ляле? Он, видите ли, укатывает, а они с Иринкой остаются… Такое у них уже было, и совсем недавно — они жили порознь, теперь соединились вместе и вовсе не для того, чтобы расставаться. Значит, нужно узнать, можно ли ехать с семьей. А если ехать с семьей, то смешно снимать Лялю с места на полгода. Она потеряет работу, он потеряет работу — ждать их никто не станет. Гастролеры не работники. Значит, нужно закрепляться всерьез в Америке. И если смотреть правде в глаза, то вопрос ставился совсем иначе — хотят они с Лялькой махнуть отсюда туда или нет?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Многие ребята уже махнули. Судя по слухам, пристроились неплохо — завели себе дома и машины. Вот и у них будет дом, машина, возможность ездить куда захочешь, комфорт, покой, какого здесь не дождешься. У них ребенок. Нужно подумать о ребенке. Но если они решат всерьез туда перебираться, то, может, и не стоит торопиться и бояться временных разлук? Он туда съездит на разведку, поймет, как это осуществить. Ляля здесь посидит полгода, займется всерьез языком. А там уж они рванут!

Миша никогда не спешил с новостями. Он сначала должен был себе уяснить, что заложено в этой новости, какие изменения, какие проблемы? Проблему он понял. И готов был к ее обсуждению. Обсуждать они будут проблему отъезда. Именно обсуждать, потому что готового решения не было. И он это, собственно, Ляле высказал. Сказал же он ей — без тебя ехать никуда не хочу. И действительно, никуда не хотел без нее ехать. И готов был обучать ее английскому. Значит, лично для него вопрос формулировался так: он готов ехать куда угодно, но только с Лялей, а Ляле для того, чтобы ехать в Америку, нужен английский. Вот теперь, когда все стало ясным и обозримым, можно было новость сообщать.

Чем дольше Миша думал, тем отчетливее видел расклад. Он поедет, подготовит почву, Ляля за это время выучит язык, а там, глядишь, они и переберутся.

В глубине души Мише льстило, что его оценили как специалиста, и не где-нибудь, а в Америке. Ему ли не знать, какие люди прилагали усилия, чтобы уехать. А его зовут, приглашают. Приятно. Почетно. Он даже как-то подтянулся за рулем. Самоуважение не последняя в жизни вещь. Ляле тоже должно быть приятно, что муж у нее выходит на международный уровень.

Свернув на дорогу, ведущую к поселку, Миша вмиг скатился с международного уровня на деревенский. Ухабы, ямки, ямищи. «Там небось таких дорог и в помине нет», — подумал он, поглядывая критическим взором на разномастные домики, теснящиеся вдоль проселка.

Он и впрямь вдруг почувствовал себя иностранцем — европейцем, американцем, — только что из Англии приехал и опять скоро уедет. Хорошо, что удалось принять участие в конференции, хорошо, что заметили его доклад. Ляля ему помогла, она прочный, надежный тыл, он прошел боевое крещение и спокойно мог двигаться дальше.

Иркина сказка давно кончилась, и она показывала Васе в окно разные домики. «Скоро совсем другие увидит», — подумал Миша. Иринка попросила поставить ей «Золушку», но оказалось, что они уже приехали.

— Вылезаем, — распорядился Миша, остановив машину перед воротами.

— Папа, подожди, — зашептала ему дочка. — Я хочу свой новый дождевик надеть, тогда вылезу.

— Ирка, не дури, жара на улице, а ты в дождевике! Курам на смех.

— Не на смех! Не на смех! — заспорила Ирина. — Скажи, что тебе жалко!

Она уже распустила губы, готовясь зареветь во весь голос, а этого Миша допустить не мог. Он мигом достал из стоящей на сиденье сумки желтый дождевик и протянул дочке.

Наталья Петровна первая увидела машину перед воротами и пошла открывать. Она, конечно, рада была Иринке, но… В общем, когда вынуждают человека, не очень-то он радуется, а скорее даже огорчается… В Москве столько дел…

Миша въехал на участок, и из машины вылезла Иринка в желтом дождевике.

— Баба Ната, — закричала она, — смотри, какой у меня петушон!

Наталья Петровна посмотрела на капюшон, на Иринку, и сердце у нее защемило: как побледнела-то в городе, с личика спала! Сейчас она ее быстро козьим молоком отпоит! И ягоды, ягоды побольше! Посмотрела и кинулась обнимать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Цыпляшка моя родная! Петушон ненаглядный!

И куда все огорчения делись! Сняла с цыпляшки дождевик, поздоровалась с Мишей и скорей, скорей за дом малиной с куста кормить. Прикипела она сердцем к цыпляшке. А в Москве и вправду без нее обойдутся. Милочка уже десять раз бы приехала, если бы мать ей была нужна. Не пешком же ходит, на машине ездит. И масла могла бы привезти родителям. И сахара.