Токийский декаданс - Рю Мураками

В тот день, когда исполнилось полгода после аборта, я отправилась в обувной магазин на Гиндза за розовыми сандалиями. И пока продавец рассматривал следы от ожогов на моей ноге, я захотела заняться сексом с моим мужчиной. Я позвонила в его фирму, но он был на вызове, тогда я пошла с первым незнакомцем, заговорившим со мной, и переспала с ним. После этого мне впервые заплатили за секс.

Мне понравилось, как мужчина рассматривал красивый розовый рубец от ожога на моей правой ноге. Цвет шрама был необычно прозрачным, словно лепесток бутона розы. Поэтому я решила найти себе мужчину, который будет целовать мой розовый шрам.

Потом в течение года я рассталась со своим таксистом. Он попал в аварию, на шее у него красовался медицинский воротник, и в таком состоянии он хотел заняться со мной сексом. Я ударила его, он ответил, но я сломала ему палец и плюнула в него. Этому я научилась с тех пор, как занялась проституцией. На тот момент у меня было уже около трехсот тысяч заработанных денег, и я была преисполнена уверенности в своих силах.

Поначалу я работала в эскорт-услугах, но все изменилось после моего одиннадцатого клиента. Он поцеловал мой шрам и связал поясом от кимоно юката, а во время второй встречи уже кожаным ремнем и капал на меня воском от свечи. У меня остались такие приятные воспоминания, что я решила перейти в садомазо клуб на Акасака. Тогда мне было двадцать пять с половиной лет.

Когда мне исполнилось двадцать шесть, позвонил парень, сломавший мне нос. Сказал, что очень хочет встретиться, и довольно быстро появился в моей квартире на Ёёги. Теперь он носил бороду, и от прикосновения к растительности на его лице мне начало казаться, будто и не было семи лет нашей разлуки. Он очень интересно рассказывал о партизанах. Утром следующего дня он ушел и больше никогда не возвращался, но после нашей встречи, если по телевизору показывали новости о Ближнем Востоке, я всегда переживала за арабов.

Каёко была старше меня на четыре года. Она была достаточно известна и снималась в порно. Я подружилась с ней. Уже через два дня после того, как меня переманили в клуб, где она работала, я стала сниматься в порно сама. Это было довольно просто: я сначала сидела на полу верхом на бутылке из-под фанты, а потом четыре часа занималась онанизмом. Каёко с девчонками хвалили меня. Там был один парень, помогавший с освещением, ему не было еще двадцати. Он сказал мне, что актрисой можно только родиться. В тот день я слишком много занималась онанизмом, но все же мы пошли с ним в район Синдзюку и пили до одури, любуясь на реку Добугава.

В комнате у него было много книг. Он с удовольствием выслушал мои рассказы про арабских партизан. Я завела разговор и о моем носе и шрамах на ноге, а он сказал, что такие вещи сильно ранят женское достоинство. Мне так понравился его ответ, что я решила жить вместе с ним у меня. Он приехал с Хоккайдо, в Токио учился в фотошколе, имел белую, как у девушки, кожу и был очень умным. Его звали Тоуру. Тоуру уважал меня за то, что я была садомазо-хисткой, ведь, по сути, мне не было необходимости продавать свое тело. Еще Тоуру много меня снимал. Он любил безлюдные парки, станции метро поздно ночью, когда уже отошла последняя электричка, заброшенные квартиры. Он снимал меня в подобных местах постоянно, а еще водил в кино, театр и на концерты и познакомил со своими друзьями.

Один раз во время съемок порно он снова пришел помогать с освещением. Я везде платила за него, потому что у него не было денег, и его это напрягало, вот он и пытался заработать хотя бы немного. Но все пошло не так хорошо в этот раз. Двое моих партнеров переусердствовали, когда вставляли в меня вибратор, мне стало больно, и я заплакала по-настоящему. Тоуру разозлился и заорал на них, чтобы они прекратили. Его избил порноактер, бандит, весь в татуировках, и еще оператор добавил от себя. В тот день я поняла, что Тоуру любит меня.

Он сказал мне, что что-нибудь придумает с деньгами, и запретил сниматься в порно. Он позвонил родителям, у которых была фирма по обезвоживанию продуктов на Хоккайдо, наврал, что ему нужно семьсот тысяч на немецкий фотоаппарат, и мы на эти деньги уехали на остров Гуам на пять дней. Там было очень жарко, мы постоянно занимались сексом и загорали. Под солнцем мой шрам на ноге изменил цвет и стал темным. Когда мы вернулись в Токио, деньги закончились.

Тоуру позволял мне работать в Эс-эм-клубе. Он считал, что у женщины должна быть свобода выбора, и к тому же думал, что при моих наклонностях необязательно заниматься сексом в прямом смысле этого слова. Я, в свою очередь, избегала разговоров о том, чем занимаюсь, при нем. Но однажды мне предложили сто тысяч иен за анальный секс, и я согласилась. У клиента в члене было вживлено с десяток силиконовых шариков. Он измазал меня маслом, истратил целых три тюбика, а потом начал иметь меня в анус. Моя задница потеряла девственность с каратистом, в нее свободно мог поместиться тот кусок мыла, который он хотел когда-то запихнуть в меня, поэтому я спокойно согласилась на секс. Но клиент так долго трахал меня силиконовыми шариками и еще засунул в анус свечу, что все порвал мне. Было очень больно, и текла кровь. Я не могла этого долго скрывать, и, когда мы ужинали спагетти, Тоуру заметил мое состояние. Он стал выспрашивать меня, и я ему все рассказала. Его тут же стошнило. Он начал было осматривать мои повреждения, пытаясь чем-нибудь полечить, но оттуда вдруг начала вытекать сперма того мужика с силиконовым членом. Он возмутился, но лично я не видела ничего предосудительного в этом и намекнула ему, что это стоило целых сто тысяч. На следующий день он ушел, оставив мне письмо. Задница заживала шесть дней.

Я снялась в пяти порнофильмах. Старалась, чтобы снимали только мое тело, а лица не было видно. Я очень уставала, но делала это отчасти потому, что втайне надеялась встретиться с Тоуру. Получилось это у меня всего один раз после его ухода. Я направилась в школу, где он учился. Когда он увидел меня, переменился в лице, подошел, взял за руку и пожелал мне счастья. Я, плача, пожелала ему того же, села в такси и уехала. Таксист увидел мой нос и спросил, занималась ли я боксом. Это стало последней каплей, я сорвалась, набросилась на него с заднего сиденья, схватила за шею и начала душить. Машина пошла влево, задела ограждение и врезалась в грузовик, стоявший на парковке. Таксист разбил голову, я тоже ударилась головой, и мое правое глазное яблоко сместилось к носу.

Я провалялась в больнице два месяца. С фирмой по вызову такси мы договорились обойтись без суда. Один раз меня навестил тот самый пудель, с которым мы прожили шесть лет. Наверное, услышал об аварии на работе.