Заветы жизни. Из жизни и учения архимандрида Епифания Феодоропулоса - Епифаний Феодоропулос

Батюшка говорил, что Бог хочет, чтобы мы, из послушания Ему, жертвовали даже своими благими устремлениями. Такая жертва более приятна Богу, чем все наши хорошие намерения.

Для подтверждения он приводил пример с Авраамом, приносящим в жертву Исаака, цитировал из книги «Бытие» повеление Божие: «…возьми сына единственного твоего (делая ударение на этом слове), кого ты любишь (снова ударение)… и принеси его во всесожжение» (Быт. 22, 2).

* * *

Из следующего примера хорошо видно, как отец Епифаний отсекал свою волю.

Однажды летом, когда строительство в монастыре было в самом разгаре, шла закладка фундамента и возводилось новое крыло здания, два брата открыли батюшке свои помыслы, пожаловавшись на утомительность работ. Он с пониманием отнесся к помыслам, хотя они были явно не без примеси самооправдания. Братья получили хороший урок. Вот примерно то, что сказал Старец:

— Ах, отцы, отцы, если бы вы знали, как мне приходится подавлять свои желания. В жизни я люблю лишь две вещи — читать и писать, но сейчас и этого утешения у меня нет. Это лишение я переживаю так же остро, как человек, потерявший то, что приносило ему в этом мире великую радость. Изучая Священное Писание или святоотеческие творения, я, оставив землю, восхожу на Небеса. В отношении же письма я заранее прошу у вас прощения за то, что сейчас скажу, но, поверьте, это правда… Я замечаю, что когда другие пишут что‑нибудь, то зачеркивают, пишут, снова зачеркивают, снова пишут… Когда же мне приходится писать, то «в безумии говорю» (2 Кор. 11, 23) — я пьянею, не успеваю записывать свои мысли, которые переполняют меня, чувствую, что мое перо как бы окрыляется. Я вновь прошу у вас прощения, что вынужден говорить, но, поверьте, если бы я захотел, то мог бы написать больше. Один митрополит говорил, что Священный Синод должен был бы заключить меня в каком‑нибудь монастыре, предоставив возможность заниматься только лишь писательской деятельностью. Еще раз простите меня. «Я дошел до неразумия, хвалясь; вы меня к сему принудили» (2 Кор. 12, 11).

И закончил:

— Но, несмотря на свою тягу к писательству и любовь к науке, я подавляю их и сижу за телефоном, который постоянно звонит, решаю те или иные проблемы либо часами исповедую, причем не только образованных, но часто и простых, безграмотных людей. Я вовсе не умаляю Таинство Исповеди перед трудом писателя, но ведь исповедовать может любой священник. А что делать? Разве я просил, чтобы мне звонили и спрашивали совета, или, может быть, я зазываю на исповедь? Просто именно в этом, а не в науке и писательстве, которые так меня притягивают, я прозреваю для себя волю Божию.

Дети и родители

Иногда Старца упрекали в том, что своим нежеланием стать епископом он вредит Церкви. Тогда, в виде апологии своей деятельности, отец Епифаний говорил, что один из самых существенных его вкладов в жизнь Церкви заключается в том, что он убедил многих супругов, не решавшихся иметь более одного или двух детей, изменить свое мнение.

* * *

Батюшка никогда не ругал родителей за тот шум, который иногда поднимали их дети во время богослужения. Наоборот, подчеркивал:

— Неразумно, с одной стороны, поощрять благочестивых родителей за чадородие, а с другой — запрещать им водить детей в храм.

Как‑то раз один малыш, выразив бурную радость при виде отца Епифания, сказал своим родителям:

— Этот батюшка все позволяет делать, да еще и угощает.

Вероятно, он имел в виду то, что батюшка давал ему возможность поиграть, не ругал его и всегда угощал шоколадными конфетами. В шкафу в исповедальне Старца всегда были шоколадки — обязательное угощение для малышей, которые приходили к нему и рассказывали о своих грехах: поссорился с братишкой, стащил у него три конфеты… Затем они становились на колени под епитрахиль и отец Епифаний, как положено, читал им разрешительную молитву.

* * *

Духовная забота батюшки простиралась как на взрослых, так и на детей.

— Однажды утром, — вспоминает духовное чадо батюшки, — я позвонил отцу Епифанию и спросил, можно ли ненадолго зайти к нему. Он ответил:

— Если ты придешь до 11 часов, то у меня будет время принять тебя. Но к 11–ти я ожидаю митрополита… мы должны будем рассмотреть один вопрос… владыка пробудет достаточно долго.

Когда в 10.30 я подошел к кабинету, мне сказали:

— Сейчас у батюшки посетители, подождите немного.

Минут через двадцать открывается дверь и выходит батюшка в сопровождении мальчика и девочки. Они, взяв у батюшки благословение, ушли.

Я тогда был сильно взволнован своими проблемами, меня терзали различные помыслы, но батюшка отвлек меня от них:

— Несчастные дети: их родители разводятся! По словам рассказчика, эта мимолетная встреча с отцом Епифанием врезалась в его память намного сильнее других, которые иной раз длились часами.

Близость к духовным чадам

В одном многоэтажном доме с батюшкой жили два мальчика, его духовные дети. Один из них — бедный, лишенный родительской ласки сирота. Однажды батюшка сказал ему:

— Поскольку на твою долю выпало много скорбей, попрошу тебя о двух вещах: во–первых, называй меня «папа», а во–вторых, обращайся ко мне на «ты», как если бы ты обращался к своему отцу.

Тут подошел другой мальчик:

— Геронда, можно и я буду говорить с Вами на «ты»?

— Нет, ты не говори со мной на «ты». Потому что, если тебе это позволить, ты потом сядешь на голову.

* * *

В другой раз духовный сын спросил отца Епифания:

— Геронда, можно говорить с Вами на «ты»?

Батюшка ответил:

— Если это поможет тебе крепче любить и больше слушаться своего духовника, тогда — пожалуйста! Если же нет, тогда нельзя.

Исключительное внимание

Батюшка, как известно, мог одновременно заниматься несколькими делами. Часто во время разговора он читал или писал. Один из посетителей возмутился:

— Геронда, Вы ко мне невнимательны. Я Вам говорю, а Вы читаете.

Батюшка оторвался от книги, снял очки и с улыбкой спросил:

— Повторить Вам Ваши слова?

И слово в слово повторил все, что тот ему сказал.

— Продолжайте дальше, — предложил он.

* * *

Духовная дочь батюшки вспоминает:

— Как‑то раз в машине мой супруг рассказал батюшке об одной проблеме. Ответа не было. Нам показалось, что отец Епифаний либо прослушал, либо не придал большого значения тому, о чем его спрашивали. Однако на следующий день батюшка сам позвонил нам и предложил свое решение проблемы.

Сам о себе

Мои собственные планы всегда рушились. Поэтому я вручаю свою жизнь Промыслу Божию.

* * *

Самое тяжкое страдание для меня — знать, что я огорчил любимого человека.

* * *

Даже если бы Священным Писанием и Священным Преданием не было учреждено целомудрие ради Христа, я изобрел бы его для себя.

* * *

Я оставил себе лишь одно право: не иметь никаких прав.

* * *

Я могу предоставить Богу не благочестивую жизнь, но только лишь мой скромный труд.

* * *

Дети мои, терпите друг друга. Я не могу показать Господу ни больших подвигов, ни великих добродетелей, но с дерзновением прошу Его: «Господи, как я терплю и переношу столько прихотей и немощей ближних, так и Ты потерпи меня». И верю, что Он терпит.

* * *

Самая счастливая минута за весь день для меня та, когда я после повечерия, делая земной поклон, говорю: «Отцы и братия, простите мя грешнаго, и Пресвятой Бог простит вас».

* * *

Многим не нравится, когда им указывают на их ошибки, мне же, напротив, это доставляет удовольствие.

* * *

Мне хочется, чтобы те, кто находится рядом со мной, не были грустны, но благодушествовали. Я никого не зову к себе, никого не держу, но никого и не гоню. Кто хочет — приходит, кто хочет — остается, кто хочет — уходит. Никого я не воспринимаю как своего последователя или поклонника.

* * *

Я терпимо отношусь к людям лишь до тех пор, пока их спасению не угрожает никакая опасность.

* * *

Не знаю, вознаградит ли меня Бог за что‑нибудь, но уверен, что за две вещи я не лишусь награды.

Первое — за несребролюбие. Если ты положишь передо мной две бумажки: пятьсот драхм и простую салфетку, то я смогу различить их только по цвету и размеру. К обеим я отношусь равно. Но когда идешь к бакалейщику, тогда понимаешь, что на одну можно что‑то купить, другая же не имеет ценности.

Второе — за любовь. Не делая над собой какого‑либо усилия, я люблю людей. Я чувствую, что две эти добродетели свойственны мне еще с детских лет и преуспеть в них мне не составило никакого труда. Как дар они в избытке были даны мне самим Богом.