Холотропное дыхание. Новый подход к самоисследованию и терапии - Станислав Гроф

Доктор Досужков не мог отрицать, что во время психоаналитических сеансов возможна подобная ситуация. Он знал, что слушателям известна его слабость, и должен был дать ответ. «Это может случаться, – сказал он. – Порой бываешь усталым и сонливым – ты плохо спал предыдущей ночью, выздоравливаешь от гриппа или физически измотан. Но при длительной практике развивается своего рода “шестое чувство – ты засыпаешь только когда выявляющийся материал не имеет отношения к делу. Как только клиент говорит что-нибудь действительно важное, ты сразу просыпаешься!»

Доктор Досужков также был большим поклонником И. П. Павлова – русского физиолога, лауреата Нобелевской премии, который выводил свои знания о мозге из экспериментов с собаками. Павлов много писал о торможении коры мозга, происходящем во время сна или гипноза; он указывал, что в заторможенной коре иногда может сохраняться бодрствующий «сторожевой пункт». Его излюбленным примером была мать, которая может спать при сильном шуме, но сразу просыпается, когда заплачет ее ребенок. «Это как в ситуации с матерью, о которой писал Павлов, – объяснил д-р Досужков. – При достаточном опыте вы будете способны поддерживать связь со своим клиентом даже когда засыпаете».

Объяснение д-ра Досужкова было явно неудовлетворительным. То, что терапевт считает важным в рассказе клиента, отражает его подготовку и личные пристрастия. Работай Стэн не с фрейдовским аналитиком, а с терапевтом, принадлежащим к школе Адлера, Рейха или Юнга, они просыпались бы в разные моменты его сеанса, когда по их мнению, рассказ Стэна выявлял бы нечто «относящееся к делу». Из-за огромных концептуальных различий между школами глубинной психологии естественно возникает вопрос о том, у какой из них имеется более правильное понимание человеческой психики в здоровье и болезни.

Если бы было верно, что правильные и своевременные интерпретации – это важный фактор в психотерапии, то должны были бы наблюдаться значительные различия в успешности терапии, достигаемой разными школами. Их терапевтические результаты можно было бы отобразить в виде кривой Гаусса: терапевты, принадлежащие к школе с самым правильным пониманием психики и, следовательно, с самыми подходящими интерпретациями, имели бы самые лучшие результаты, а принадлежащие к ориентациям с менее правильными концептуальными схемами, попадали бы на нисходящие ветви кривой.

Насколько нам известно, нет никаких научных исследований, показывающих явное превосходство каких-либо одних школ психотерапии над другими. Во всяком случае, различия можно обнаружить внутри школ, а не между ними. В каждой школе есть лучшие и худшие терапевты. И очень может быть, что терапевтические результаты имеют очень малое отношение к тому, что терапевты считают важным в своей работе – к точности и своевременности интерпретаций, правильному анализу переноса и другим конкретным действиям. Успешность терапии, вероятно, зависит от факторов, которые мало связаны с интеллектуальным блеском и трудно поддаются научному описанию – как, например, «качество человеческой встречи» между терапевтами и клиентами или чувства клиентов, что их безусловно принимает другой человек – нередко, в первый раз в их жизни.

Отсутствие общепринятой теории психотерапии и основ согласия в отношении терапевтической практики очень огорчительно. При таких обстоятельствах клиент, страдающий от эмоционального или психосоматического расстройства, может выбирать школу терапии путем подбрасывания монеты. Все школы имеют разные объяснения проблемы, с которой он или она приходит на терапию, и разные техники, предлагаемые в качестве лучших методов ее преодоления. Сходным образом, когда начинающий терапевт выбирает ту или иную школу для обучения, этот выбор больше говорит о его личных особенностях, нежели о ценности школы.

Интересно видеть, как терапия, использующая холотропные состояния сознания, может помочь нам избежать вышеописанных дилемм. Альтернатива, которую дает эта работа, действительно подтверждает некоторые идеи относительно терапевтического процесса, впервые высказанные К. Г. Юнгом. Согласно Юнгу, невозможно достичь интеллектуального понимания психики и выводить из него метод для использования в психотерапии. Как он понимал в свои поздние годы, психика не является продуктом мозга и не содержится в черепе; это творческое и порождающее начало космоса (anima mundi). Оно пронизывает все бытие, и индивидуальная психика каждого из нас выделяется из этой бездонной космической матрицы. Интеллект – это частичная функция психики, способная помогать нам ориентироваться в повседневных ситуациях. Однако он не способен понимать психику и манипулировать ею.

В романе Виктора Гюго «Униженные и оскорбленные» есть чудесный отрывок: «Есть одно зрелище, более величественное, чем море – это небо; есть одно зрелище, более величественное, чем небо – это внутренняя суть души». Юнг осознавал тот факт, что психика представляет собой великую тайну и подходил к ней с огромным уважением. Ему было ясно, что психика является бесконечно творческой, и ее нельзя описать набором формул, которые затем можно использовать для коррекции психологических процессов клиентов. Он предлагал альтернативную стратегию терапии, которая значительно отличалась от использования интеллектуальных построений и внешних вм еш ательств.

Согласно Юнгу, дело психотерапевта – создавать поддерживающую среду, в которой может происходить психодуховное преобразование; это вместилище можно сравнить с герметическим сосудом, делающим возможными алхимические процессы. Следующий шаг состоит в том, чтобы предложить метод, опосредующий контакт между сознательным эго и более высоким аспектом клиента – Самостью. Одним из инструментов, которые Юнг использовал для этой цели, было активное воображение – продолжение сновидения в кабинете аналитика (Jung 1961, Franz 1997). Коммуникация между эго и самостью происходит, главным образом, посредством символического языка. В такого рода работе исцеление – это не результат блестящих догадок и интерпретаций терапевта; терапевтический процесс направляется Самостью изнутри.

В понимании Юнга, Самость – это центральный архетип в коллективном бессознательном, и ее функция состоит в том, чтобы вести индивида в направлении порядка, организации и единства. Юнг называл это движение к высшему единству процессом индивидуации. Использование холотропных состояний для терапии и самоисследования, по существу, подтверждает точку зрения Юнга и следует той же стратегии. Фасилитаторы создают защитную и поддерживающую среду и помогают клиентам входить в холотропное состояние. Как только это происходит, целительный процесс направляется изнутри собственным внутренним исцеляющим разумом клиента, а задача фасилитатора сводится к поддержке происходящего.

Этот процесс автоматически активирует бессознательный материал, который несет сильный эмоциональный заряд и доступен для проработки в день сеанса. Это избавляет фасилитаторов от безнадежной задачи сортировки того, что «имеет отношение к делу», а что нет, которая преследует словесные методы терапии. Они просто поддерживают все, что спонтанно возникает и проявляется от момента к моменту, будучи уверенными в том, что процессом управляет разум, превосходящий интеллектуальное понимание, которое может быть получено путем профессиональной подготовки в любой из школ психотерапии.

6. Роль духовности в человеческой жизни

Ведущей философией западной науки издавна был материалистический монизм. Различные научные дисциплины описывали историю вселенной как историю развивающейся материи и признавали реальным только то, что можно измерить и взвесить. Жизнь, сознание и разум рассматривались и рассматриваются как более или менее случайные побочные продукты материальных процессов. Физики, биологи и химики признают существование измерений реальности, недоступных для наших чувств, но только тех, что имеют физическую природу и могут быть открыты и исследованы с помощью различных продолжений наших органов чувств, вроде микроскопов, телескопов и специальных регистрирующих устройств.[6]

Во вселенной, понимаемой таким образом, нет места для любого рода духовности. Существование Бога, идея, что невидимые измерения реальности населены нематериальными существами, возможность выживания сознания после смерти и концепция кармы и перевоплощения относятся к области сказок и учебников психиатрии. С точки зрения психиатрии, принимать такие вещи всерьез означает быть невежественным, не знакомым с открытиями науки, суеверным и подверженным примитивному магическому мышлению. Если в Бога или Богиню верят интеллигентные люди, это считается указанием на то, что они не примирились с инфантильными образами своих родителей как всемогущих существ, которые они создали в младенчестве и детстве. А непосредственные переживания духовных реалий считаются проявлениями серьезных психических заболеваний.