Последняя жена Синей Бороды (СИ) - Зика Натаэль "Zzika Nata"

Тогда она ещё умела смеяться и шутить...

«Папа, папа, почему ты меня оставил? Больше нет твоего кабинета, там обосновалась мачеха... А скоро и меня здесь не будет».

От воспоминаний глаза наполнились слезами, узор вышивки расплылся – никакой возможности продолжать. И Есения снова опустила руки, уставившись в одну точку.

Она много раз переписывала прошение, пока оно не приобрело законченный вид, но все усилия оказались напрасны! Только ухудшила своё положение...

Оказалось, вдова бдительности не теряла, и когда подопечная проявила интерес к писчим принадлежностям, графине об этом тут же доложили.

Но мачеха не стала ей ничего запрещать, не журила её ни за ночные бдения, ни за перевод бумаги и чернил, сделала вид, что не в курсе. И словно бы даже на время забыла о существовании девушки.

А сама незаметно для падчерицы утроила за ней наблюдение.

«Какая я была наивная! – подумала юная графиня. – Так радовалась, когда сын Фаго, папиного старшего конюха, согласился отвезти послание в Габье! Надо было догадаться, что Бино неспроста крутится поблизости. Раньше-то он в дом не заходил, а тут целый постоянно попадается на глаза то у крыльца, то в холле... Не бывает таких совпадений! Жаль, что сообразила это я только сейчас».

Бино заверил её, что с бережением доставит запечатанный конверт к почтовому магу, принял деньги за свои труды и на оплату пересылки и...

И вместо поездки в Габье отнёс письмо мачехе.

К счастью, для прошения она догадалась взять магическую бумагу, то есть его никто, кроме отправителя и адресата, прочитать не мог. Но графине было достаточно самого факта, что падчерица посмела кому-то написать. Она даже не стала выяснять, кому именно предназначалось послание. Просто приказала забрать у падчерицы не только письменные принадлежности, но и те немногие деньги, которые нашлись в её покоях. И все украшения.

После чего графиня заперла строптивицу в её комнатах.

- Хорошее отношение ты не ценишь, значит, получишь плохое. Мерзавка! Я ночей не сплю, куска не доедаю, всё забочусь о твоём благе, а ты, неблагодарная...

- О своём благе вы заботитесь, - не стерпела падчерица. – Поэтому и не позволяете мне нигде появляться, держите, как пленницу! Боитесь, что какой-нибудь благородный лорд попросит моей руки, а у вас не будет повода ему отказать!

- Ты сговорена, - отрезала графиня. – Совсем скоро трауру конец, будет оглашение, а потом сразу брачный обряд. И мне всё равно, что подумают окружающие, почему такая спешка! Даже наоборот – пусть считают тебя падшей, пусть говорят, что я была вынуждена торопиться, чтобы прикрыть твой грех.

- Какой грех? – онемевшими губами произнесла девушка. - Я год никуда из дома не выезжала!!!

- Зато Фабиан, мой дорогой племянник, не так давно гостил у нас. Милый мальчик нашёл время, чтобы проведать тётушку, а ты его коварно соблазнила!

- Я?!

- Ну а кто же? Мой племянник не так воспитан, без поощрения с твоей стороны он к тебе бы и пальцем не прикоснулся. И этого нашим соседям будет достаточно, чтобы догадаться, почему брачный обряд чуть ли не на следующий день после оглашения, - торжествующе добавила мачеха. – А там уж Фабиан постарается, чтобы беременность из мнимой стала настоящей.

И она, Есения, уже две с половиной недели сидит взаперти. Еду приносят, вышивание вон всучили, чтоб было чем руки занять.

Но руки заняты, а голова-то свободна. Вот и лезут в неё всякие мысли...

Замуж за баронета? Лучше в прорубь!

И бежать не выход – некуда ей бежать! Да и не позволят, ведь теперь с неё глаз не спускают. Одна она остаётся только ночью, и то, горничная спит в соседней комнате, а в коридоре у дверей всегда сидит кто-то из мужчин – то Бино, то Гори.

- Сидя спишь? – задумавшись, Есения пропустила момент появления в комнате мачехи. – Гайя, выйди.

Служанка поклонилась и выскользнула из комнаты.

- Скоро оглашение, - «порадовала» графиня, - сегодня к вечеру мы едем в храм.

- Зачем? – в принципе, ей было всё равно – уже несколько дней, как на Есению накатила странная апатия, хотелось лечь в кровать, накрыться с головой одеялом. И никого не видеть и не слышать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Точно, малахольная! Сколько раз говорила - перед оглашением невеста должна трижды посетить храм! В первый раз переступить порог святого места вечером, на следующий день – в полдень, и на третий раз – ранним утром. А у нас ещё и обряд через двое суток после оглашения! Надо всё подготовить, соблюсти правила и обычаи, выполнить все условия, чтобы ни у кого не было повода оспорить этот союз. Ты слышишь меня?

- Слышу...

- Чтоб к четырём была готова, нам ехать до города почти два часа! – припечатала графиня и повернулась к выходу.

«Надо поменьше давать ей настойки, а то девчонка совсем неживая. Как кукла. Священнику это может не понравиться. Придётся удвоить его вознаграждение», - пробормотала леди Сильвия себе под нос.

Но Есения расслышала и вяло подумала, что вот и причина её апатии! Мачеха чем-то её опаивает... Видимо, чтобы не протестовала, была послушна и не выкинула какого-нибудь сюрприза.

То-то у неё ни на что нет ни сил, ни желания!

Ровно в три Гайя отняла у подопечной вышивку, а потом заставила девушку искупаться и переодеться.

- Выпейте, леди, - поставила перед ней чашку с напитком. – Он согреет, на улице мороз. Ну же, скоро леди Сильвия вас позовёт!

Есения взяла чашку в руку, поднесла ко рту, но не выпила, только губы омочила. К счастью, Гайя не следила, сразу отвернулась, прибирая вышивку, а потом и вовсе вышла с рукоделием в соседнюю комнату.

Оглянувшись, юная графиня выплеснула содержимое чашки под кровать.

Вернувшаяся служанка ничего не заметила, просто забрала посудину и помогла девушке надеть поверх платья тёплую душегрею и закутаться в пуховый платок.

На улице подмораживало, снег красиво блестел в призрачном лунном свете, и свежий воздух с каждым вздохом изгонял из девушки остатки дурманящего отвара. Голова прояснилась, и Есения мысленно ужаснулась – до ненавистного брака осталось всего пять дней. Четыре, ведь этот день уже, считай, прошёл...

В Габье они приехали в семь вечера – часы как раз били, когда экипаж проезжал через городскую площадь.

В храме Есения послушно подходила к статуям Ясноликой, возлагала дары и изображала, что молится богине.

То есть она и молилась, но не о счастье в грядущем браке и наследниках, а об избавлении от баронета.

Услышит ли её Ясноликая? А если услышит – захочет ли помочь?

Почему-то в это уже не верилось.

Если раньше дни ползли черепахой, то теперь полетели птицей: не успели проснуться – уже вечер! Всё ближе и ближе сначала оглашение, а за ним и брачный обряд. И ни малейшей зацепки, ни единого шанса избежать ужасной участи!

Когда они посещали храм в первый день, она всё ещё была под влиянием настоя и не рассмотрела, был ли в святом месте кто-то ещё, кроме них с леди Сильвией.

Но на второй раз увидела и других посетителей. Конечно, графинь везде пропускали вперёд, дорогу не перебегали, тем более не толкались, но молиться приходилось отнюдь не в одиночестве.

Впрочем, не удивительно – графиня потащила падчерицу в главный храм ближайшего города, а там всегда многолюдно. Видимо, так далеко затем, чтобы никто потом не мог сказать, что оглашение никто не слышал, и сам обряд провели тайно.

Сегодня вместе с графинями Аманто в святом месте находились и другие люди: женщина с девочкой, старик, ещё кто-то. Есения рассмотрела и запомнила только мать с ребёнком и дедушку.

И про себя отметила, что графиня строго соблюдает правило – в храме все равны. И все имеют право, вернее, должны видеть, что будущая невеста на самом деле посещает богиню и возлагает ей дары.

Ранним утром третьего дня они снова приехали в храм, и снова оказались не одни.

И когда графиня задержалась у статуи Плодородья, к Есении приблизился тот же старик, что молился здесь вчера. Дед, не говоря ни слова, сунул что-то ей в руку и тут же отошёл.