Лилия с шипами - Анна Черных

— Тань, не трещи, а? — Я откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, мне все это было уже неинтересно. — И так голова кругом идет, а ты, как дрель, жужжишь без умолку…

* * *

Хлопнула дверь. Танька ушла, наконец, на работу, я же решила пока побыть дома, чувствуя ещё слабость и головокружение. Черт с ней, с редакцией, я прекрасно могу по мейлу с начальством общаться. Оно кстати, почему-то в последнее время проявляет ко мне странный интерес, почти отеческий, если на месте нашего редактора Владимира Павловича был кто-то другой, то заподозрила бы далеко не отеческие чувства по отношению ко мне…

Я задумчиво взяла в руки так и не раскрытую бутылку с вином и не глядя, повертела перед собой. Из ванной доносился тоскливый, протяжный мяв арестованного кота.

— «Что же мне с тобой делать — растерянно подумала я. — Неужели так и будет продолжаться? Надо его пока кому-нибудь отдать, может, перебесится…». Сейчас мне было не до его заморочек. Был бы некастрированный, решила б, что бабы ему не хватает, а так… Интересно — а передается ли вирус бешенства по воздуху — Насколько я знала, нет, только через слюну, и только в кровь, то есть, при укусе… Челленджер — кот домашний, на улице не гуляет, укусить его было некому. — Разве, мышь, или крыса какая? Но до сих пор в нашей шестиэтажке грызунов не было замечено, если только в подвале…

Я поставила бутылку и прошлась по комнате, погрузившись полностью в свои мысли. Подняла к лицу руки и посмотрела на них, как на чужие.

— «А может, я ещё что-то могу необычное делать? — вдруг пришло мне в голову. — То есть, могу ли я вообще, хоть что-то делать, из того мне приписала Танька?»

Я пошла на кухню и положила перед собой на стол спичечный коробок. Села и принялась буравить его взглядом, пытаясь мысленно сдвинуть с места. Коробок не шелохнулся. Тогда я достала спичку, поднесла к глазам и представила, как та вспыхивает. Ничего не произошло. Я тужилась и пыхтела изо всех сил, воображая некий энергетический поток, исходящий из моих ладоней, которые, как мне показалось, уже слегка потеплели, но проклятущая спичка и не думала зажигаться, даже тлеть не пожелала.

Почувствовав себя полной идиоткой, я бросила на стол спички и вдруг услышала какой-то крик со двора. Я вылезла из-за стола и подошла к окну. Во дворе играли в снежки местные мальчишки, а возле них бегала с криками, потрясая кулаками, давешняя соседка. Через стекло не было слышно, что она говорит, но и так понятно, что вредная тетка опять проклинает всех мальчишек на свете, за то, что они есть, и имеют наглость играть и радоваться жизни. Однажды и мне от нее как-то прилетало, за слишком громкий смех во дворе. Припомнились и кошачьи кучи, которые она подбрасывала неоднократно мне под дверь, давая понять, что возвращает всего лишь то, что якобы навалял Челленджер в подъезде. Челли, который за порог в жизни не переступал! Да если бы он не мяукал иногда, она бы и знать не знала бы, что у меня есть кот! Внутри меня внезапно поднялось такое горячее раздражение, что я его почти увидела, во всяком случае, руки точно потеплели.

— Чтоб ты ногу сломала, зараза старая! — зло сказала я, упершись носом в стекло, замутившееся от моего дыхания. — Может тогда, хоть немного дома посидишь…

В этот самый момент тётка споткнулась, взмахнула руками и с воем упала лицом на снег. Вся спина у неё была в белых кляксах — результат обстрела мальчишек.

— Ой, убили паразиты! — донеслось до меня через стекло.

Я растерянно заморгала и отпрянула от окна. Потом осторожно выглянула из-за занавески. К лежащей тётке уже подбежал кто-то из взрослых, и пытался помочь встать. Женщина привстала, но опять упала, и раздался новый, более пронзительный вой: — Ой, ноженьки все переломала!

— Ни фига себе… — я потрясенно замерла и вдруг, неожиданно для самой себя заметалась по своей маленькой кухне, ничего не замечая вокруг. Меня распирала такая мешанина чувств, что стало слегка подташнивать — невероятный подъём, восторг, ужас и отвращение к себе, казалось, невозможно испытывать все это одновременно, но, однако… Я зачем-то схватила швабру, села на нее верхом, и выкрикнула, подражая голосу Карлсона: — Ну что, полетели, Малыш? Иго-го! — и скакнула вместе со шваброй вперед, словно и впрямь, рассчитывала взлететь.

Неожиданная резкая боль отрезвила — я с размаху долбанулась об угол холодильника. Чертыхнувшись, отшвырнула швабру, и, потирая плечо, опять вернулась к окну. Машина «скорой помощи» как раз отъезжала от того места, где только что лежала соседка.

— Ишь ты, как быстро прилетели! Ну и чёрт с ней! — громко сказала я и замолчала, окончательно растерявшись. Что со мной происходит неладное, я уже поняла давно. Но противное ощущение, словно в меня что-то вселилось нечто чуждое, постороннее, возникло только сейчас. Разве раньше я могла радоваться чужим страданиям? Ведь я испытала сейчас почти торжество, глядя, как падает соседка, как кричит от боли… И это притом, что, как ни крути, а в этом моя вина! Отрицать это просто глупо…

— «Что со мной?» — в который раз задалась я вопросом, на который не было ответа. Или… Был? Мой взгляд метнулся в сторону шкафа, в котором лежал бабушкин дневник.

Я, немного замешкавшись, сделала шаг в сторону спальни, но меня остановил звонок мобильного телефона. Быстро подошла к сумке, где лежал мобильник, но, пока рылась в его поисках, вызов прекратился. Посмотрела на номер, он был мне незнаком. Пожав плечами, я бросила телефон на подзеркальник. Мобильник тут же вновь разразился симфонией Бетховена, словно возмущаясь таким бесцеремонным обращением.

— Слушаю!

— Лапуль, сколько же тебя еще добиваться-то можно, а?

— Муся… Только тебя мне сейчас и не хватало, — протянула я, обреченно приваливаясь к стене. — Отвянь уже, Дусенька моя ненаглядная! Не до тебя мне совершенно!

— А когда тебе до меня было, красавица? Нет уж, мое терпение лопнуло, я тебе и так дал столько времени, сколько еще никто никому никогда не давал! Ты могла за несколько лет совершенно спокойно все обдумать и придти к вполне закономерной мысли, что рано или поздно станешь моей! Ну, так вот, это время настало! — меня, как всегда, передернуло от невероятного самодовольства в голосе Лехи.

— Леш, у меня эта неделя просто необычайно забита — несколько статей не написанных лежат и ждут, когда же их напишут, несколько интервью и плюс, вернее, минус, я себя весьма паршиво чувствую. Так что, давай-ка, исчезни еще на полгодика — год, как всегда. Через год жду тебя с контрольной проверкой, на предмет — а не надумала ли я? Нынче ты перевыполнил свой план, так что давай, иди, завали одну из своих девочек и утешься мыслью, что ты сделал все что мог. Чао, Дусенька!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});