Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ингрид боится барана, он злобный. Но отец, орудуя длинным прутом, загоняет барана на мыс, хватает его за чуб, валит на землю, связывает ноги и кладет в лодку, а Ингрид смотрит на все это и ужасается. Баран страшно шумный. Он совсем дикий. У него длинные непослушные космы, облепленные песком и землей, они бьются по копытам, у него черная, взлохмаченная шерсть, воняющая морем и хлевом. На Баррёе его сажают на привязь, но после переезда баран такой вымотанный и нестрашный, что даже не сопротивляется, когда Ханс берет его на руки и относит в хлев. Когда баран сделает свое дело, его отвезут обратно в Вэрхолмен или – правда, редко – на какой-нибудь из островов, где нет овец.
У каждого островка есть имя. Один из них называется Кнютен. Как-то раз баран попытался сбежать и доплыл до Кнютена. Когда это обнаружилось, барана просто оставили там. Спустя три дня он приплыл обратно. Будет ему урок, – сказал тогда Ханс. А Ингрид слегка напугалась. Чего он не переплыл на остров, где есть другие овцы, раз ему было одиноко? Наверно, он слепой, что ли? От этой мысли ей стало еще больше не по себе. Но ведь слышать-то даже слепой умеет?
Когда солнце прячется в пламенеющем море, на красном горизонте видно силуэт барана, он словно крошечная букашка на плоту из камней. А если ветер дует в нужном направлении, то слышно, как баран кричит.
– Бога кличет, – говорит Барбру.
С бараном все так же, как и с другими животными, – он тоже умирает. Но его закапывают. Баран – единственное животное, которое они не едят.
Глава 10
Гагу они тоже не едят, но она-то не домашнее животное, хоть они и строят для гаг маленькие каменные домики, чтобы собирать пух, а одна самочка уже много лет гнездуется под крыльцом. В такое время кота несколько недель подряд не выпускают из дома. Ему это не нравится, потому что приходится сидеть в комнатушке Мартина, где нет занавесок – иначе кот подрал бы их в клочья. Кота зовут Бонкен, они завели кота, а не кошку, потому что кошка принесла бы котят и Хансу пришлось бы их топить, хотя вообще-то кошка ничем не отличается от всех остальных островитян, так что откуда бы у нее взялись котята, если она тут одна такая?
Когда погода в начале лета плохая и не дает работать на дворе, Барбру с Марией вооружаются чесалками для пуха и вычесывают гагачий пух. Ничего ценнее и загадочнее этого пуха они в руках не держали. Поднесешь пух к лицу – и ощущаешь далекое, благословенное тепло. Сожмешь его в ладони – и все твои чувства убеждают тебя, что это лишь воздух, но разожми ладонь, и пух, как ни в чем не бывало, серым облаком расползется во все стороны.
Готовя пух на продажу, его заталкивают в холщовые мешки и затягивают каждый мешок веревкой, на которой болтается бирка. На бирке указывается год, когда собрали пух, название острова и вес – один килограмм. Килограмм пуха невероятно большой и ужасно легкий. Поэтому даже самая высокая цена за него все равно смехотворно низкая. И поэтому они оставляют много пуха себе. Это Ханс придумал. Они укрываются пуховыми одеялами, прямо как богатые горожане, а еще убирают пух на самый сухой сеновал над хлевом и дожидаются, когда цены поднимутся, чтобы продать его вдвое дороже, чем дадут за него на летней ярмарке или в фактории у Томмесена: пух дешевле всего, когда его все продают, и дороже всего, когда продает только Ханс. Он – единственный островитянин, у кого это получается. Возможно, причина в том, что народ на Баррёе живет капельку сытнее, чем другие, ведь на Лофотенах Ханс получает целую долю, а может, причина в том, что жители Баррёя терпеливее остальных. Когда живешь на острове, терпение требуется большое.
Барбру не любит чистить пух, руки у нее слишком неловкие, поэтому с того лета, когда Ингрид исполнилось четыре, она тоже помогает матери. Ингрид обожает пух, сперва ей просто нравилось играть с ним, наводя беспорядок на небольшом столике, за которым они работают. Но потом Ингрид обнаружила, что когда держишь в одной руке шарик неочищенного пуха, а в другой – шарик очищенного, то ты просто не можешь не очистить грязный от всех этих веточек, и травы, и мелких ракушек, с которыми невозможно жить, чтобы не помереть.
Это мать ее научила: велела Ингрид закрыть глаза и нащупывать руками пух, очищенный комок и неочищенный, а сама считала вслух, но, досчитав до десяти или одиннадцати, умолкла, увидев по улыбке дочери, что та поняла, в чем смысл. То, что ты сейчас выучила, ты уже никогда не забудешь, – сказала Мария.
С тех пор Ингрид чешет пух быстрее, чем Барбру, а ту освободили от мытарств, теперь она сидит в хлеву или лодочном сарае и, совсем как мужчина, чинит сети.
Глава 11
Барбру и вязать сети умеет, новые делать, и тресковые, и на сельдь, и на камбалу, и даже трехстенную путанку. За этим занятием Барбру и просиживает почти всю зиму, пока Ханс на Лофотенах. Новые сети хороши тем, что они чистые, сухие и не воняют, знай себе сиди в кухне с челноком и иголкой, вяжи да грей спину у печки, какой бы холод ни стоял на дворе.
Но Мартину это не нравится – снасти полагается ладить на улице или в лодочном сарае, не след этим на кухне заниматься.
Чистить и чинить сети на морозе – работенка хуже не придумаешь, потому что в варежках ее не сделать, от нее здесь, на побережье, у каждого руки в негодность приходят, поэтому Мартин считает, что работать с сетями сухими и новыми само по себе подарок, так что не хватало еще делать это в доме, где под боком печка с пылающей дерниной, это уж не просто излишество, а совсем уж слабоумие, а Мартину лучше не напоминать о том, какой уродилась его младшая дочь.
Барбру на сетованья отца плевать.
Всем остальным тоже. Так стало всего несколько лет назад, когда именно, никто из них не сказал бы, однако в один прекрасный день Мартин перестал все здесь, на острове, решать. С того дня слово было за Хансом.
Но если все остальные забыли, то сам Мартин помнит: это случилось, когда они с Хансом обмозговывали, что делать со стволом русской лиственницы, и
- Том 7. Отцы и дети. Дым. Повести и рассказы 1861-1867 - Иван Тургенев - Русская классическая проза
- Три судьбы под солнцем - Сьюзен Мэллери - Русская классическая проза
- Пьеса для Пузыря - Бадри Горицавия - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Грушевая поляна - Нана Эквтимишвили - Русская классическая проза
- Процесс исключения (сборник) - Лидия Чуковская - Русская классическая проза
- Там, где трава зеленее - Анастасия Олеговна Спивак - Русская классическая проза
- Ночной поезд на Марракеш - Дайна Джеффрис - Историческая проза / Русская классическая проза
- Прапорщик с острова Березка - Алексей Молдаванин - Альтернативная история / Русская классическая проза
- Усмешка дьявола - Анастасия Квапель - Прочие любовные романы / Проза / Повести / Русская классическая проза
- Мне бы в небо - Татевик Гамбарян - Русская классическая проза / Современные любовные романы