Принцип каратэ - Данил Корецкий

Не выпуская моей руки из широченной ладони и продолжая радостно улыбаться, Молоков отступал в угол, пока мы не оказались скрытыми от посторонних глаз за огромным металлическим шкафом с вещдоками.

Я знал, что Молоков хочет сказать, но он был профессионалом и начал не с того.

— По молкомбинату у нас появились интересные факты: оказывается, Игнатюк организовал в тарном цехе подпольный участок — штамповали крышки для консервирования! Васильцов выбивал жесть сверх фондов, непонятно пока, как списывали... В общем, свяжись с Грибовым.

Грибов был начальником ОБХСС.

— Хорошо, спасибо...

Я отвечал механически, прокручивая последствия для дела от новых данных. Дополнительная документальная ревизия, очередное продление сроков следствия, выход на «левую» жесть... Это только то, что лежит на поверхности!

— Да, кстати, совсем забыл!

Выбрав подходящий момент, Молоков хлопнул себя по высокому, с залысинами, лбу.

— Там, видно, Фролов чего-то недопонял, но он сказал, что ты не собираешься до конца месяца предъявлять обвинение Вершиковой...

— Посмотрим. — Не оценив дипломатической гибкости собеседника, я толкнул высокую, обитую новеньким дерматином дверь и уже в затемненном тамбуре сообразил, что даже не попрощался с Молоковым — настолько он озаботил меня своим сообщением.

Белов сидел, закопавшись в бумаги, и время от времени делал какие-то пометки большой синей ручкой.

— Дело Тряпицына, Павел Порфирьевич, — ответил я на его вопросительный взгляд.

— Хорошо, — Белов достал листок учета дел, находящихся в производстве следователей, и поставил птичку. — А что у вас с другими делами? Имейте в виду, по молкомбинату вскрылись новые факты, объем работы большой, надо расчищаться!

— Акимов и Гоценко — окончено, подошью, составлю обвинительное... Сейчас вот поступила экспертиза по Перову...

— Ну-ну, — оживился Белов. — И что там? Помню, он ссылался на плохой цемент.

— Причина катастрофы в несоблюдении технологии кладки. Качество цемента нормальное...

— Значит, его доводы опровергнуты... — Он задумчиво забарабанил пальцами по столу.

— Да, теперь надо решать...

— А что решать? Арестуйте — и под суд! — В голосе Белова появились резкие нотки.

— Арестовать?

— А чему вы удивляетесь? Преступление серьезное, повлекло тяжкие последствия!

— Да жалко... У него ребенок маленький. Нарушение правил строительных работ — неосторожность...

— Жа-а-лко, — протянул прокурор. — Вот эта наша жалость и приводит к уголовным делам. Его надо было давно с работы уволить, так нет, жалели! Старается, мол, и человек хороший. Так и взращивается безответственность и некомпетентность. Хороший человек — это не профессия. Расплодили «хороших людей»! И результаты налицо. А у погибшего, кстати, тоже дети, двое! Их вам не жалко? — Белов сделал короткую паузу и решительно рубанул ладонью воздух. — Предъявляйте обвинение и берите под стражу! Письменное указание давать нужно?

— Нет. — Шеф опять был кругом прав.

— Значит, с этим решено, до конца месяца пойдет в суд. — Белов сделал еще одну пометку. — А что с делом Вершиковой? Молоков жаловался, будто мудрите, отчетность им портите, раскрываемость снижаете...

Я знал, что Молоков не жалуется, но шеф любил обострять ситуации.

— ...Разве мало оснований для предъявления обвинения?

— Да вроде достаточно, — я пожал плечами. — Но с другой стороны — свидетели ничего не видели, прямых улик нет, сама Вершикова дает путаные показания. Иногда мне кажется... В общем, не похоже, чтобы она просто так, без причины совершила убийство.

— Э, Юрий Владимирович, признаться, такого от вас не ожидал, — с укором проговорил прокурор и усмехнулся.

— Чего «такого»?

— Такого мальчишества, даже, извините, дилетантства. «Кажется, наверное, не похоже...» Да разве это следственные категории? Вы же профессионал и должны оперировать только фактами. Фактами! Сколько преступлений совершается практически безмотивно, по пьянке, когда не только причины нет, но и повод-то пустяковый! Или вы первый год на следствии?

Он был прав.

— Где вы видели убийство при свидетелях, с изобилием прямых улик? Неочевидные преступления доказываются всегда на косвенных, и они ничуть не хуже, даже прочнее, вы это знаете из теории, но с косвенными доказательствами труднее работать!

— Убедили, — попытался я прервать аутодафе, но не тут-то было.

— Искусство следователя, я имею в виду хорошего следователя, — нравоучительно продолжал прокурор, — в том и состоит, чтобы уметь интуитивные догадки превращать в доказательства. А все эти голые сомнения... — он махнул рукой. — Грош им цена.

Белов хлопнул ладонью по столу, как бы вбивая беспочвенные сомнения в полированную столешницу.

— Предъявите Вершиковой обвинение, допросите тщательно, подробно, постарайтесь установить психологический контакт, пусть она вспомнит мельчайшие детали происшедшего. И все станет понятно и бесспорно. И кончайте дело, нечего тут мудрить.

Все было ясно. Я вел себя как неопытный стажер, еще не распрощавшийся со студенческой инфантильностью, и Белов недвусмысленно указал на это. Хорошо еще, что он не знает, как я потрошил сигареты!

Я достал план расследования. Почти против всех пунктов стояли «птички» — выполнено. Что еще остается? Получить документы, характеризующие участников дела, — запросы посланы, подождем. Истребовать акт судебно-медицинской экспертизы — это нужно срочно. Сел за машинку, отпечатал запрос, вручил практикантам. Ничего неожиданного от заключения врачей я не ожидал — иначе мне бы уже позвонили. Но когда ребята принесли бумагу с чуть расплывчатой лиловой печатью, напряженно вчитывался в неровный из-за разболтанности литер текст.

Смерть наступила около полуночи от проникающего ранения сердца, других повреждений не обнаружено. Легкая степень опьянения, ядов в крови нет.

Да и откуда им быть, ядам? Страховочный контрольный вопрос, на всякий случай. Из того же ряда, что проколотые сигареты.

Я бросил злополучную пачку в «дипломат». Если сейчас осветить ее ультрафиолетом, свежий клей обязательно выдаст проделанные неким сверхподозрительным субъектом страховочные манипуляции.

У Вершиковой не было ни ультрафиолетового осветителя, ни лупы, но она так пристально рассматривала яркую сигаретную пачку, что у меня мелькнула глупая мысль, будто она видит все невооруженным взглядом.

— Откуда это?

Бледная, с отеками под глазами, равнодушная ко всему окружающему, она вдруг оживилась, в голосе появился неподдельный интерес.

— Золотов передал для вас.

— Золотов?!

Здесь приятные пустячки имеют другую цену, чем на свободе. Фирменные сигареты, переданные с воли в знак внимания, — все равно что в обычных условиях ультрамодное платье, специально привезенное из-за границы. А может, и ценнее! Ну кого бы Вершикова удивила в своей парикмахерской новым платьем? А тут в камере — фурор: охи, вздохи, завистливые восклицания. «Счастливица» окажется в центре внимания, событие запомнится.

— Молодец, Валера. Не говорил ничего?

Вершикова распечатала сигареты. Руки у нее были некрасивые — широкая кисть, короткие пальцы с мелкими, будто обгрызенными ногтями.

— Привет передал, о здоровье справлялся. Поддержать вас хотел, ободрить.

Вершикова улыбнулась.

— Молодец, свое дело туго знает!

— Какое «свое дело»?

— Спички найдутся? — проигнорировала она мой недоуменный вопрос.

Я полез в портфель. Тусклый свет слабой лампочки рассеивался в крохотном, без окон, кабинете. Стол прибит к полу, стул и табурет по обе стороны от него тоже прихвачены металлическими уголками. Под высоким потолком лениво вращались лопасти вентилятора, натужно гудел мотор в черном отверстии вытяжной системы. Они включились автоматически, одновременно с электрическим освещением.

Не помогало. Воздух оставался душным, накрепко пропитанным застарелым запахом дыма тысяч папирос и сигарет. Их курили взвинченные, издерганные опера и усталые следователи, угощали людей, сидящих напротив, — без этого устоявшегося ритуала не обходится почти ни один допрос. Глубоко затягивались подозреваемые, облегчившие душу признанием, нервно глотали дым те, кто был «в отказе» и надеялся выйти отсюда «под расписку». Хотя это и шаблонно, но маленький, начиненный табаком бумажный цилиндрик очень часто оказывал растормаживающее действие и способствовал установлению взаимопонимания.

И Вершикова заметно расслабилась, успокоилась, повеселела. Пора переходить к делу.

Я достал заранее приготовленное постановление, разложил на неудобном столе бланк протокола допроса.

— Вам предъявляется обвинение в умышленном убийстве гражданина Петренко, то есть в преступлении, предусмотренном статьей сто третьей Уголовного кодекса РСФСР...