Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета - Евгения Волункова

историю, я оказалась в сложной ситуации. Как журналист я понимала, что у меня в руках важная и «громкая» тема. И я обязана раскрыть ее как можно полнее. Но также было очевидно, что после этой публикации на Найпу станут давить еще сильнее. Для человека из маленького села, в котором все властные структуры в одной лодке, пойти против системы — значит подвергнуть себя опасности. За развитием событий я буду наблюдать из Москвы, а Найпа останется в Хворостянке совершенно одна. А если она не справится? Возможных последствий для Алгалиевой я испугалась сильнее, чем она сама, потому что лучше представляла, какими те могут быть. И я посчитала правильным предупредить о них героиню и уточнить, действительно ли она хочет, чтобы я написала все, о чем она рассказала? Найпа неуверенно ответила, что готова бороться и верит в справедливость.

Конечно, невозможно на сто процентов предсказать, что произойдет после выхода материала. Но обрисовать круг возможных последствий для героя необходимо, особенно если это простой человек, никогда не сталкивавшийся с системой и не вступавший прежде в борьбу с ней в публичном поле. Важно дождаться, чтобы он успокоился (сообщать о последствиях заплаканному человеку бессмысленно), и сказать что-то вроде: «Я не могу вам гарантировать, что публикация все изменит к лучшему. Может произойти то-то и то-то. Готовы ли вы к этому?»

Мое неожиданное появление в хворостянской школе напугало директора. Я прекрасно понимала, что разговор не состоится, но все равно включила диктофон. И когда она попросила меня уйти, я объяснила, что наличие в тексте второй стороны в ее же интересах.

Отсутствие комментария — тоже комментарий. Когда со мной отказываются говорить, я всегда объясняю потенциальному спикеру, что процитирую в тексте его отказ. И предупреждаю, что такая стратегия сыграет не в его пользу. Это часто срабатывает. В этом случае сработало не так, как хотелось бы, но короткий комментарий директора школы я все-таки получила.

С родителями одноклассников Азата, в том числе и тех, кто принимал участие в драке, я пыталась договориться о встрече через соцсети, поскольку их телефонов у меня не было. Никто из тех, кому я написала, не ответил. Понимая, как ценен комментарий матери мальчика, который избил Азата, я не стала ей писать, а отправилась прямо к ней на работу.

Иногда дойти до героя ногами лучшее, что журналист может сделать. Потому что в попытке разговорить человека можно сориентироваться в ситуации и сказать то, что уместно именно в этот момент (в письменном монологе такой возможности нет). Плюс неожиданное появление журналиста дает меньше возможностей для отступления: к вам уже пришли, надо как-то отреагировать. Не желая разговаривать со мной в присутствии коллег, Наталья Костина отвела меня в отдельную комнату. Она была настроена враждебно, но я быстро объяснила, что не враг, и все, чего хочу — услышать мнение второй стороны. Умение растолковать собеседнику, почему его мнение важно, и что я соблюдаю нейтралитет, много раз «спасало» меня, помогая вывести на разговор враждебно настроенного спикера.

Наталья испугалась и явно не хотела со мной разговаривать, так что я быстро поняла, что в этой ситуации не могу включить диктофон (тогда она бы наверняка отказалась от диалога), поэтому ограничилась блокнотом. Позже, когда началась «охота на ведьм», я об этом пожалела.

Поскольку ни с кем из школьных работников пообщаться не удалось, а стороннее мнение о случившемся было необходимо, я пошла «в народ». Никто так охотно не делится сплетнями и мнениями, как продавцы или бабушки на лавочках. Опрос жителей села и родителей учеников хворостянской школы дал мне штрихи к портрету директора школы, понимание обстановки, несколько историй о поборах и поведении ее руководства в критических ситуациях. Разговор с Ольгой Куровой я записала на диктофон и получила от нее согласие на публикацию ее мнения. Кроме того, позже Ольга прислала мне несколько фотографий из школы (те самые полы) и всячески сотрудничала во время моего пребывания в Хворостянке: она очень хотела «наказать директора».

Работая над материалом, я практически сразу поняла, что вся ситуация напоминает фильм «Догвилль». И мне хотелось, чтобы финал истории отсылал читателей к этой картине. Я не хотела «в лоб» говорить в тексте, что это «Догвилль» — нужно было, чтобы аналогию провел кто-нибудь из героев. Чтобы финал был естественным, сложился сам собой. И я начала внимательно смотреть вокруг. Я часто использую этот прием, когда чего-то недостает, а реплики героев закончились. Окружающая реальность о многом может сказать без слов. Когда мы уезжали из Хворостянки, поднялась сильная метель. Завязался разговор с водителем, который опасался, что мы можем не доехать до города. Я пошутила про то, что село Хворостянка явно не хочет нас отпускать, на что водитель заметил, что, если метель не стихнет, за ночь село заметет вместе с домами. И «Догвилль» сложился.

УГРОЗЫ, СЛЕЗЫ И СУДЫ

После публикации материала руководство школы написало на меня и Найпу заявление в прокуратуру, обвиняя нас в клевете. Полиция начала опрашивать моих героев, и все, кроме Алгалиевой и Туркиной, отказались от своих комментариев. Директор школы отрицала, что разговаривала со мной, Ольга Курова, Наталья Костина, соседка Найпы также сообщили, что их слова — выдумка журналиста. Я пыталась связаться с Куровой, чтобы узнать, кто и как именно на нее давил (ходили слухи, что ей угрожали в школе), но она мне не ответила. Я не была к этому готова, но произошедшее было мне понятно. Журналист уехал, а жители остались наедине с местной властью и испугались расправы. Поскольку разговор с Костиной я не записала, у меня был повод переживать, но до суда дело в итоге не дошло.

С тех самых пор я записываю на диктофон всех и все. И обязательно сбрасываю файлы на флешку или в «облако», потому что никогда не знаешь, когда они понадобятся. Если не цитирую, а пересказываю слова героя, обязательно указываю, что все это — «по словам такой-то», «как утверждает такой-то». Это далеко не единственное заявление о клевете в моей биографии, и диктофонные записи обычно все расставляют по местам.

Я очень переживала за Найпу и Нину. Их бесконечно вызывали в полицию и следственный комитет, вынуждая отказаться от сказанного журналистам. На них давили учителя и директор школы, им поступали анонимные угрозы. Нине Туркиной звонил неизвестный и грозил, что, если она «не заткнется», ее бизнесу придет конец. Найпу уволили с автомойки под каким-то нелепым предлогом. Было много публикаций, проверок, съемки для «Пусть говорят», куда ездили мои герои и руководящий