Марийкино детство - Дина Бродская

Переплётчики молчали.

Тараканова раскрыла записную книжку, отыскала в ней что-то и сердито спросила:

— Прокурору книги готовы?

— Соловьёв кончает, — ответил мастер Смирнов.

Тут Тараканова заметила Марийку, сидевшую в углу на книгах.

— А ты что тут расселась? Стащить что-нибудь хочешь? Пошла вон! Ну, живо!..

Марийка выбежала вон, придерживая рукой карман, где лежал восклицательный знак.

«Комман ву портрет ву?…»

С трёх часов Марийка сидела на окне в коридоре и выглядывала во двор — не идёт ли Саша.

«А вдруг он забыл про альбом, а вдруг он не найдёт цветной бумаги, а вдруг Тараканиха его куда-нибудь услала?»

Она увидела Сашу, как только он вошёл в ворота, и со всех ног побежала ему навстречу:

— Сашенька, принёс?

Саша издали помахал ей альбомом.

Альбом был тёмно-красный коленкоровый, уголки Саша обтянул кожей. Страницы все были из розовой, жёлтой и зелёной бумаги. Марийка никогда ещё не держала в руках такого красивого альбома. Уж теперь не стыдно идти на именины.

На первой страничке Марийка написала: «Дорогой Вандочке на добрую память от Марии Внуковой». Потом она начала наряжаться. Она надела накрахмаленное ситцевое платье-татьянку, чистые белые носки и ярко начищенные ботинки.

— Что ж, одета, как дай бог всякому, — одобрительно сказала Поля, со всех сторон осмотрев дочь. — Смотри же веди себя как воспитанная, за столом не жадничай и ни с кем не дерись…

— Уже половина шестого! — испугалась Марийка. — Побегу Лору торопить…

Лора стояла в спальне перед зеркальным шкафом и любовалась своим нарядным батистовым платьем, которое всё было обшито воланчиками. Через плечо на шёлковом шнурке у неё висел вышитый карманчик с крохотным кружевным платочком.

Марийка побежала обратно в кухню.

— Мама, — закричала она ещё с порога, — а платочек?

— Какой тебе ещё платочек?

— У Лоры в карманчике лежит, и мне тоже нужно. Ведь на именины же…

— Ну, поищи в столе, там лоскуток белый, лежал под полотенцем.

— Да не годится лоскуток! Ванда увидит сразу, что это тряпка.

— Вот наказание! Ну ладно уж…

Поля вытащила из сундучка новенький батистовый платочек, обшитый кружевцами.

— Ну, так и быть — бери. Потеряешь — выпорю! Да смотри — груши или вишни будешь есть, рот не обтирай: пятна-то фруктовые не отмываются.

— Марийка, иди скорей! — закричала Катерина. — Лорочка уже давно одемшись, а эта принцесса всё никак не вырядится!

Катерина выпустила девочек через парадную дверь. Лора шла впереди, держа обеими руками коробку с чайным сервизом. Она шла очень медленно, потому что боялась споткнуться и уронить коробку. Розовый бант в её волосах качался; точно пышный цветок. От Лоры пахло духами. Марийка шла позади с альбомом под мышкой и посапывала носом. Она думала, что если очень сильно тянуть в себя свежий горьковатый запах Лориных духов, то хоть часть его перейдёт к ней.

Когда они проходили через двор, Володька из 35-го номера, сидевший на заборе, стал дразнить Марийку:

Кучерявый баран,Не ходи по дворам!Там волки живут,Твои патлы оборвут…

Машка, тащившая через двор ведро с водой, остановилась и с завистью посмотрела на Марийку.

Марийка на минутку отстала от Лоры:

— Маш, понюхай, хорошо от меня пахнет? Машка поставила ведро на землю и приложилась носом к Марийкиной шее.

— Пахнет керосином, — сказала она.

— Это мне мама вчера голову керосином мыла. А духами ещё не пахнет?

— Может, и пахнет, да керосином перешибает.

— Ну, я пойду… — сказала Марийка.

— Эх, ты, а ещё воробья собиралась со мной хоронить!..

— Марийка, что ж это ты? Мы опоздаем! — закричала Лора.

Она стояла на крыльце парадного подъезда № 3 и дожидалась Марийки.

— Завтра, Маша, всё расскажу, что там будет! — крикнула Марийка и побежала вприпрыжку.

Ей казалось, что она сейчас очень красивая и нарядная. Ей хотелось прыгать, кричать, выдумывать разные игры. Но она чинно, «как воспитанная», поднималась по лестнице следом за Лорой.

Когда девочки вошли в подъезд и стали подниматься по лестнице, Марийку от страха даже затошнило и ладони у неё вспотели. Она сунула альбом под мышку и помахала руками в воздухе, чтобы скорей высохли.

Лора приподнялась на цыпочки и позвонила. Дверь у Шамборских была коричневая. Медная дощечка, ручка, звонок и даже жестяная марка с надписью: «Страховое о-во Саламандра» — всё блестело, как золотое.

Дверь девочкам открыла сама Ванда. Она была в голубом шёлковом платье, белобрысые волосы её были завиты в трубочки — по четыре трубочки на каждом плече.

— Лора пришла! — закричала она. — Теперь не хватает только Серёжи и девочек Добрышиных…

— Дорогая Вандочка, поздравляю тебя с днём твоих именин и желаю тебе всего, всего хорошего, — сказала Лора и протянула Ванде коробку с сервизом.

Ванда тут же, в передней, вынула из коробки чайничек и крохотную сахарницу.

— Ах, какая прелесть! Какие малюсенькие чашечки! — закричала Ванда. — Они гораздо меньше тех, что мне подарила в прошлом году мама…

Марийка шагнула вперёд и «молча протянула Ванде свой красный альбом с уголками, но та была так занята сервизом, что ничего не замечала.

— Возьми, — сказала Марийка, ткнув Ванду альбомом в бок, — это тебе.

Ванда оглянулась.

— Ах, альбом!.. Это сегодня уже четвёртый! Спасибо большое.

Она положила альбом на столик и снова занялась чайничком и его голубой крышечкой, которая была не больше двадцатикопеечной монеты.

— Ну, что тебе ещё подарили? Покажи! — сказала Лора.

— Идёмте.

И девочки побежали в комнаты.

В большой комнате с хрустальной люстрой было много детей. Марийка никого не знала, кроме толстого Мары, который сидел на диване и что-то жевал. Одна щека у него была надута, точно от флюса.

Игры ещё не начинались. Дети чинно сидели вдоль стен и разглядывали друг друга. Мальчиков было всего двое — толстый Мара и ещё один, незнакомый. Остальные были девочки.

Все они были очень нарядные, в кружевах, воланчиках и бантиках. У одних банты торчали в волосах, у других на плече, у третьих были шёлковые кушаки с бантами, а у одной девочки было целых шесть голубых бантов: один большой на голове, два поменьше на плечах, один огромный на поясе и два совсем маленьких на лайковых туфельках.

Марийка оробела. У неё не было ни одного банта, и только сейчас она заметила, что башмаки у неё хотя и ярко начищены, но слишком велики и грубо сшиты, а платье гораздо длиннее, чем у всех девочек. Оглядываясь по сторонам, она искала исчезнувшую куда-то Лору, и, не найдя её нигде, присела в уголке, между волосатой пальмой и большой вазой, которая стояла на тумбочке. На вазе были нарисованы страшные змеи с закрученными хвостами и косоглазые люди в пёстрых халатах.

Из столовой вышла шумная толпа мамаш и гувернанток.

— Дети, — сказала чёрная вертлявая дама с большим ртом и с красной розой в причёске, — мы сейчас устроим маленький концерт. Просим дорогую именинницу продекламировать стишок.

Все захлопали в ладоши.

Ванда вышла на середину комнаты и, дёргая кушак своего платья, пролепетала что-то себе под нос об ангеле, который летел по небу и тихую песню пел. Один за другим дети выходили на середину комнаты. Читали они быстро и очень неразборчиво.

В особенности отличился мальчик Гога.

Гога был сын той самой вертлявой дамы, которая устраивала концерт. Дама непременно хотела, чтобы Гога прочитал детям стихи Некрасова «Дедушка Мазай и зайцы». Такое длинное стихотворение не всякий-то мальчик запомнит!

Но Гога долго отказывался. Он мычал, мотал головой, отворачивался лицом к стенке, а все гости хлопали в ладоши и кричали:

— Ну, Гога! Гога! Ну!!!

Наконец Гога вышел на середину комнаты. Он был одет в тёмно-синюю шерстяную матроску, очень длинную и собранную внизу на резинке. Коротенькие штанишки почти совсем не была видны из-под матроски, и Марийке сперва показалось, что Гога вовсе без штанов.

Марийка фыркнула и даже привстала от удивления.

Нет, всё-таки штаны были, только очень-очень коротенькие.

Несколько минут Гога стоял и молча теребил на своей матроске галстук. Марийка внимательно смотрела ему в рот. Уж этот-то скажет что-нибудь замечательное!

— Ну, Гогочка, не огорчай маму! — стонала дама с розой.

Наконец Гога раскрыл рот и начал говорить стихи. Марийка опять привстала. По-каковски же он это говорит? Она не понимала ни одного слова.

— Та-та-та, та-та-та, та-та-та, та-та. Ту-ту-ту, ту-ту-ту, ту-ту-ту, ту… — доносилось с середины комнаты.

Марийка успела пересчитать все хрусталики на люстре, а Гога всё татакал и тутукал. Можно было подумать, что во рту у него лежит горячая картофелина и он никак не может её проглотить.