Клянусь, что исполню... - Хилари Норман

– Мне больше не к кому обратиться. Извини.

– Не будь идиоткой. Именно в этом и есть смысл нашего союза. – Оливия лихорадочно прикидывала в уме, кого послать на переговоры с заказчиками. У нее действительно была масса важных дел, но, в конце концов, это входило в условия. «Наперекор судьбе», – вспомнила она свои собственные слова. – А Джим? – проговорила она в трубку. – Ты ему звонила?

– Нет еще. Я подумала, может быть, ты это сделаешь.

– Конечно, если ты хочешь.

– Я сама во всем виновата. – В голосе Энни звучали слезы. – Я такая слабая, такая трусливая…

– О чем ты говоришь, Энни? – Оливия не верила собственным ушам. – Ты молодец. Ты прекрасно устроила свою жизнь, ты мать троих детей…

– Никакой я не молодец, Ливви.

И вдруг до Оливии дошло, что женщина, с которой она сейчас говорит по телефону, совсем не похожа на Энни. Несмотря на внешнюю хрупкость, в Энни была внутренняя сила, чувство собственного достоинства. Сейчас она говорила как надломленный, отчаявшийся человек.

– Я в беде, – продолжала Энни. – Ты даже не представляешь себе, в какой я беде.

Оливия перестала думать о времени, встречах и делах.

– Это Эдвард? Твой брак под угрозой?

– Не совсем. Пока еще нет.

Она уже произносила это слово: «пока», когда Оливия спросила ее о детях. И, услышав это второе «пока», Оливия еще больше забеспокоилась.

– Хорошо, – намеренно бесстрастным тоном проговорила она. – Ты хочешь, чтобы я прилетела прямо сейчас? Я прилечу, если получится, но…

– Нет, – поспешно перебила ее Энни. – Сюда тебе нельзя.

– Так чего же ты хочешь? Встретиться со мной в Лондоне? Или приехать ко мне? Я была бы счастлива. – Она помолчала, потом торопливо продолжала: – Энни, милая, так дело не пойдет. Ты должна мне сказать, что случилось, иначе я не смогу тебе помочь. Скажи хоть что-нибудь.

– Я боюсь.

– Но это просто глупо.

– Я боюсь, потому что, когда я тебе скажу, ты никогда уже не будешь относиться ко мне как раньше. И Джим тоже. – Энни снова чуть не плакала. – Я так себя ненавижу, Ливви, и боюсь, что вы тоже меня возненавидите.

– Ничто никогда не заставит меня ненавидеть тебя, – раздельно произнесла Оливия, пытаясь быть спокойной и передать хоть часть этого спокойствия Энни.

– Может, да, а может, нет.

Тревога Оливии росла с каждым мгновением.

– Энни, говори все как есть. Прямо сейчас. И не раздумывай.

Энни молчала.

– Энни, пожалуйста.

– Я наркоманка, – наконец произнесла Энни. Оливия была слишком потрясена, чтобы ответить.

– Валиум, – продолжала Энни. – Диазепам. Они называют это зависимостью, но это слово ничего не объясняет. – Она опять помолчала. – Я не могу обойтись без транквилизаторов, Ливви. Если я что-то не сделаю в самое ближайшее время… Если ты не поможешь мне что-то сделать, я, наверное, погибну.

Некоторое время спустя, уже после того, как она позвонила Джиму в Бостон, Оливия осознала, что она до последних минут находилась в плену образа Энни Олдрич Томас, который та создавала для друзей.

Будучи замужем за Эдвардом Томасом, человеком, которого она любила, имея троих детей – пятилетнюю Софи, четырехлетнего Уильяма и трехлетнюю Лайзу, а также золотистого ретривера по кличке Белла и двух кошек, Лео и Бутса, конюшню из нескольких лошадей и дом в Оксфордшире, которому исполнилось триста лет, Энни неплохо вписалась в английскую деревенскую жизнь. Конечно, она была американкой, но училась она в Англии и всегда старалась приспособиться к англичанам. У нее не было и тени заносчивости, самоуверенности, она была сильной, скромной и терпеливой, она прекрасно поладила с соседями, завоевав их признательность, а чуть позже – дружбу. Эдвард гордился ее тактом, ее красотой, ее манерами английской леди, восхищался ее безупречным отношением к дому и детям и легкостью, с которой она вошла в его мир.

Оливия и Джим наблюдали за жизнью Энни издалека. Энни регулярно писала им обоим. Они даже иногда гостили у Томасов, и теперь Оливия поражалась, как это ей, несмотря на всю ее незаурядную интуицию, ни разу не пришло в голову, что Энни несчастна.

Осенью 1986 года произошел случай, впервые заставивший Энни подумать о том, что у нее, возможно, возникла проблема.

Начать с того, что тем утром Энни, проснувшись, ощутила все признаки предменструального синдрома: головная боль, набухшая грудь, тоска и раздражительность. Она, как обычно в подобных случаях, приняла два миллиграмма валиума, постояла под душем, наложила косметику и почувствовала себя немного лучше. Но потом за завтраком дети все испортили. Как всегда, начала Софи, потом ее поддержал Уильям, и наконец – что было неизбежно – их настроение передалось крошке Лайзе.

– Софи, пожалуйста, пойди и принеси свой свитер. – Энни встала, собираясь поставить свою кофейную чашку в раковину.

Софи затрясла золотистыми кудрями, опустила голубые глаза и принялась играть с остатками тоста на тарелке.

– Софи, прекрати это и ступай за свитером. – Энни почувствовала, как низ живота сводит судорогой.

– Не хочу.

– Не глупи, дорогая.

– Мама, я сегодня не хочу идти в школу.

Энни перестала вытирать большой сосновый кухонный стол.

– Почему? – спросила она, внезапно забеспокоившись, как беспокоилась всегда при малейшем намеке на болезнь кого-нибудь из детей. – Ты плохо себя чувствуешь, дорогая?

– Да, – сказала Софи.

Энни приложила ладонь к ее лбу.

– Температуры у тебя, кажется, нет.

– Меня что-то подташнивает, – страдальчески проговорила Софи, а потом хитро ухмыльнулась. Она теперь все чаще употребляла выражения, услышанные от взрослых, и иногда у нее получалось очень забавно.

– Софи, ты противная девчонка, – деланно веселым тоном проговорила Энни. – Никогда не смей притворяться больной.

Софи запустила в Уильяма куском тоста.

– Эй! – возмутился Уильям. Ему было всего три года, но на вид он казался старше. Он тут же швырнул тост в Софи и угодил ей в щеку.

– Уильям, немедленно перестань. – Энни выбросила кусок тоста и стала стирать масляное пятно со щеки Софи. Та захихикала и вырвалась. – И вы тоже, мисс.

Маленькая Лайза, сидевшая на своем высоком стуле, захныкала, а Белла заскулила. Не обращая внимания на обеих, Энни продолжала убирать со стола грязную посуду и ставить ее в раковину. Напряжение, о котором она забыла на мгновение, когда ей показалось, что старшая дочь заболела, вернулось. При этом, увы, Эдвард всю неделю должен был провести в Лондоне, а Мари-Луиза, няня, уже уехала в Оксфорд на выходной. Энни могла с уверенностью сказать, что ее ждет очень тяжелый день. Вероятно, следовало принять вторую таблетку, чтобы сохранить контроль над собой. Энни верила в превентивную медицину. Грейс Олдрич, ее мать, научила ее, что витамин С предотвращает простуду. А Энни узнала уже на собственном опыте, что диазепам предотвращает нервные срывы.