Вернись из полёта! - Наталья Кравцова

Лиля, не выдержав, резко повернулась к нему и, скрестив руки на груди, сердито сощурила глаза.

— Послушайте, Кулагин, вам не надоело?

— Что вы! Что вы! Как блестят ваши прекрасные глаза! Кажется, мы сегодня летим вместе, и я буду иметь счастье чувствовать ваш локоть... локоть друга!

— Да, кажется, мы летим вместе. Но учтите, Кулагин: если вы не прекратите своей болтовни, я могу случайно перепутать вас с «мессером»...

— Ну зачем же так? Кстати, мне помнится, что «мессеры» пока еще не ощутили на себе силы вашего оружия...

— Пока еще нет! — ответила Лиля и отошла за самолет, давая понять Кулагину, что разговор окончен.

Кулагин тихонько засвистел, поглядывая в Лилину сторо­ну, и пошел к своей машине небрежной походкой человека, которому все нипочем.

«Зачем ему все это? — подумала Лиля с какой-то жалостью к Кулагину. — Напускает на себя... Тогда, после разбора, он был совсем другим...»

Она увидела Соломатина, который приближался к ее са­молету, и, одернув гимнастерку, вышла ему навстречу.

— Скоро, наверное, полетим, Лиля, — сказал он. — Будь внимательна. На хвост поглядывай, не забывай. Сегодня пойдем шестеркой. В случае необходимости прикрой меня. Есть?

— Есть.

Она кивнула и улыбнулась ему. Ей нравился все больше и больше этот спокойный, немногословный парень, нрави­лась его мягкая, чуть смущенная улыбка, его теплые карие глаза.

Когда Соломатин отошел, Инна, которая стояла в стороне и наблюдала, как Лиля провожала взглядом своего команди­ра, одобрительно сказала:

— Он чем-то похож на доброго молодца из русской сказки. Статный, светловолосый... Ты не находишь?

— Угу, — ответила Лиля, влезая на крыло. — Похож. Толь­ко я люблю брюнетов!

Инна пожала плечами: видимо, Лиле просто не хотелось продолжать этот разговор, вот она и выдумала — брюнеты! Послышался гул низко летящего самолета, и неожиданно для всех с востока прямо на аэродром выскочил «мессершмитт». В это время в воздухе не было ни одного «ЯКа», и зенитные пулеметы моментально открыли огонь. Однако вражеский ис­требитель не собирался, видимо, никого трогать. Сделав круг над аэродромом, он пролетел бреющим над самой серединой летного поля, над взлетной полосой и, покачав крыльями, све­чой, почти вертикально взмыл кверху. Все заметили на фюзе­ляже «мессершмитта» рядом со свастикой большой черный круг и в нем — белую голову коня...

Фашист вызывал советского аса на поединок. Он был уве­рен, что победит любого летчика, самого опытного, самого ис­кусного, иначе бы не рискнул прилететь один к вражескому аэродрому, чтобы драться над чужой территорией.

— Смотрите, он прилетел, чтоб драться, — сказала Лиля, с тревогой думая о том, что Леша сейчас на аэродроме и, ко­нечно, первым поднимется в воздух.

На КП в это время находились Баранов и Соломатин. Поняв, что «мессер» приглашает драться, Баранов немедлен­но передал по рации зенитчикам:

— Прекратить обстрел! Повторяю: прекратить огонь!

Пулеметы умолкли. Остался только воющий звук нагло

разгуливающего над аэродромом «мессершмитта», который в ожидании боя решил порезвиться: фашистский ас виртуозно выполнял одну за другой фигуры высшего пилотажа, желая, очевидно, блеснуть своим мастерством и в то же время воз­действовать психически на будущего противника.

Соломатин стал поспешно надевать шлемофон:

— Николай, я поднимусь! Мой самолет готов!

— Погоди! — сказал Баранов.

Он не знал, как поступить: разрешить Соломатину или, на­оборот, запретить ему лететь.

— Ну? — нетерпеливо спросил Соломатин.

— Погоди,— еще раз повторил Баранов. — Ты помнишь, что произошло в полку Козырева?

Соломатин помнил. Это случилось недавно, на соседнем аэродроме. Фашист вот так же прилетел и вызвал на поединок советского аса. Ему поверили, и лучший летчик полка стал взлетать, чтобы вступить в единоборство с фашистом. Но не­мецкий ас подло обманул летчика и, вместо того чтобы сразиться с ним, просто расстрелял его на взлете, когда самолет, еще не набравший достаточной скорости и высоты, совершенно беспомощен и драться не может...

— Ничего, рискнем! А как же иначе? — ответил Солома­тин.— У меня руки чешутся! Не задерживай — я пошел!

— Ну, давай! — разрубил воздух рукой Баранов. — Только...

Он не договорил и, раздираемый сомнениями, болезненно поморщился. С одной стороны, это был большой риск... Он мог лишиться лучшего летчика, которым гордился не только полк, но и вся Воздушная армия, весь Сталинградский фронт... При­чем двойной риск: фашист мог убить его при взлете и мог убить во время боя. Хотя и знал Баранов, что Соломатин первоклассный летчик, но чего не случается, когда идет смертель­ная схватка...

С другой же стороны, отказаться от боя было просто немыслимо: это значило признать превосходство врага, стру­сить... А ведь фашист прилетел один, он рисковал не меньше! Просто сбить его зенитками в таких условиях было бы нечест­но. Другое дело, если бы он явился с целью нападения, но он вызывал на единоборство — тут уж ничего не поделаешь... К тому же немцы, которые дошли до Волги и предгорий Кав­каза, не привыкли к поражениям и, чувствуя свою силу, уве­ренные в своей непобедимости, действовали нахально. Вот как этот фашистский ас, прилетевший сюда. Нужно было проучить его, доказать, что советские асы не менее искусны, нужно бы­ло поддержать свой престиж.

И все же с болью в сердце посылал Баранов Соломатина в бой. Он пошел бы сам вместо него, но это было бы безрас­судно: лететь командиру полка...

Некоторое время Баранов стоял у землянки и наблюдал, как надевает парашют и садится в кабину Алексей Соломатин. Но когда на истребителе заработал мотор, он не выдер­жал и, схватив шлемофон, побежал к своему «ЯКу». Нет, он не мог оставаться простом наблюдателем — он должен был сесть в самолет и приготовиться к тому, чтобы в любую секун­ду подняться в воздух, догнать и уничтожить фашиста, если только тот вздумает обмануть всех и сбить Соломатина при взлете...

Все, кто был на аэродроме, с замиранием сердца следили за поединком. Пока Соломатин взлетал и набирал высоту, не­мец ждал в стороне. Потом противники пошли на сближе­ние...

Это был блестящий бой, в котором оба летчика показали высший класс мастерства. Долгое время никто из них не мог одержать верх — они были равны по силе. Однако эта схват­ка не могла кончиться вничью — один из них должен был по­бедить... Истребители носились в небе, кувыркаясь, пикируя и вновь устремляясь в высоту. Атака за атакой, треск пулеме­тов, завыванье моторов... Иногда казалось, что вот-вот они столкнутся на встречных курсах и тогда оба самолета разле­тятся вдребезги. Противники дрались отчаянно, и никто из них не допускал ни малейшего промаха — любая неточность гро­зила гибелью...

Бой длился уже около получаса, когда вдруг «ЯК» Соло­матина на крутом вираже глухо завыл, с усилием приподнял нос под страшной перегрузкой — и длинная очередь из пушки и пулеметов достигла цели, вонзившись в брюхо «мессершмитта». Фашистский истребитель перевернулся через крыло и стал падать. Спустя несколько секунд в стороне от аэродрома раз­дался взрыв, и в воздух поднялись и посыпались вниз обломки самолета, комья земли...

Соломатин пролетел бреющим над местом гибели фашиста, потом промчался над аэродромом и посадил свой «ЯК». К не­му подбежали летчики и техники, вытащили из кабины и ста­ли качать на руках, подбрасывая кверху как мяч.

— Ура Соломатину! Лешке ура-а!

— Хватит, братцы! Хватит! Пощадите! — взмолился Соло­матин.

Когда его наконец поставили на ноги, он, улыбаясь, пока­чал головой и сказал:

— Да вы что! Фашист не убил, так вы хотите прикончить!

Баранов крепко обнял его и расцеловал:

— Ну, Алексей, черт! Я так боялся за тебя... Понимаешь, когда где-то в бою — одно дело, а вот так, когда знаешь, что прилетел сильнейший ас... Здорово ты его, просто классно... — Он снова обнял Соломатина и вдруг спохватился: — Слушай, так тебе же лететь сейчас! Давай я поведу твоих, а ты потом слетаешь вместо меня.

— Нет, я сам. Это так, разминка была, полезная,— пошу­тил Алексей. — К тому же тебе в дивизию нужно к трем, забыл?

— Да, действительно в дивизию. Какая-нибудь взбучка, наверное...

— Слушай, Николай,— сказал Соломатин,— ты там не под­нимай вопроса о девчатах. Ну, переведут их в другой полк... Все равно ведь летать будут. Пусть уж лучше у нас — мы в обиду не дадим...

— Да, пожалуй, — нехотя согласился Баранов.

Через несколько минут на командном пункте взвились в небо ракеты, и летчики дежурной шестерки стали запускать моторы. Лиля, которая так и не успела поздравить Соломати­на с победой, стала быстро пристегивать лямки парашюта.

— Профессор, помоги! Замок не застегивается...

Инна помогла ей пристегнуть лямки, запустить мотор. Мах­нув ей на прощание рукой, прямо со стоянки Лиля пошла на взлет. Уже в воздухе, когда шестерка «ЯКов» собралась в строй, она услышала по радио с земли: