Штурман подплава. Торпеда для «попаданца» - Юрий Корчевский

Внезапно справа, на удалении 10–12 кабельтовых, сверкнула одна вспышка, и следом за ней — сразу вторая, потом донеслись звуки выстрелов.

Владимир отреагировал сразу:

— Всем в лодку, срочное погружение!

Вот только сдвинуться с места никто не успел. Корма лодки озарилась взрывом, уши заложило взрывной волной, и ходовой мостик ушел из-под ног. Владимиру даже показалось, что на какое-то время он отключился, потерял сознание.

Привела его в чувство холодная вода. Он откашлялся, выплевывая соленую морскую воду, и заработал руками, пытаясь удержаться на плаву. С ужасом он слышал, как трещало, хрустело и рвалось железо корпуса. Со страшным ревом в лодку — его лодку! — врывалась вода. Лодка стала быстро оседать на корму, задрала нос и под углом градусов 60–70 ушла под воду.

Страшно было видеть гибель своего корабля. На месте, где только что была подлодка, лопнул воздушный пузырь, затем запахло дизтопливом.

Чтобы не быть затянутым в воронку, Володя что есть сил поплыл подальше от места катастрофы. Сейчас его гнал инстинкт самосохранения. Лодка, уходя на дно, может и его как пушинку утянуть за собой. Он думал, что остаться в живых повезло ему одному.

Лодка с разодранным торпедой корпусом опускалась на дно. Поскольку люки в отсеках были открыты и «на крючках» — для вентиляции свежим воздухом, туда беспрепятственно пошла вода.

Подняв взвесь, лодка с развороченной кормой легла на грунт, став саркофагом для экипажа.

А на поверхности продолжал мигать маяк на острове Седеррарм. Владимир плыл, держа курс на него. Бушлат намок, тянул вниз, и ему удалось, расстегнув пуговицы, сбросить его.

Послышалось гудение дизелей, и из мрака ночи возникла, как «Летучий голландец», подводная лодка. Она прошла мимо и остановилась у места разыгравшейся трагедии. Лодка была освещена луной, потом на мостике вспыхнул прожектор. Это та самая подлодка, которая их потопила!

Володя держался в воде на одном месте, стараясь запомнить силуэт врага и увидеть, что будет дальше.

С воды было поднято несколько моряков с погибшей лодки. Странно, Володя их не видел в воде, не слышал криков. Или их разбросало взрывом в разные стороны? А может, сказалось то, что после взрыва он оглох на какое-то время и был без памяти?

Прожектор с лодки стал шарить лучом по воде. Когда пучок света приблизился, Владимир нырнул — в плен он не хотел. Лучше бы он погиб вместе с лодкой. Застрелиться бы, чтобы не мучиться, но пистолет в его каюте — теперь уже на дне.

Чужая подлодка описала полукруг, прожектор погас, и лодка медленно ушла в сторону финского берега.

Конечно, в Ботническом заливе и южнее его действуют финны, а центр, юг и запад контролируют германские подлодки. Небось командир финской лодки уже докладывает по рации на свою базу о победе.

Вражеская лодка скрылась в темноте, только некоторое время еще слышался мерный стук работающих дизелей.

Володя попытался определиться, где он. До финского или шведского берега ему не доплыть — далеко, и вода холодная, долго он не продержится. Так ведь остров недалеко, и маяк моргает, не даст сбиться с курса.

Саженками Володя поплыл к острову. Когда уставал, ложился на спину и отдыхал. Но руки и ноги коченели в осенней балтийской воде, и он снова плыл, двигался. Эх, ему бы спасательный жилет, какие у них на Северном флоте!

От усталости и холода мышцы ног стало сводить судорогой. Володя понял, что долго ему не продержаться. И когда уже накатило отчаяние, ноги коснулись каменистого дна.

Надежда придала сил. Он ползком выбрался на берег, отполз от воды и рухнул без сил. Переведя дух, собрался с силами, поднялся. Снял с себя всю одежду, отжал ее, как только смог, и натянул, влажную, на тело. Надо было уходить с берега, пока темно. Насколько он помнил, взрыв произошел около двадцати часов.

Владимир поднял руку — узнать время — и увидел, что стекло часов было разбито. Он снял часы и швырнул их в воду. Пошарил по карманам флотских брюк — пусто. Ни документов, ни авторучки — ничего. Он попытался вспомнить, были ли документы в бушлате. Вроде не было. Согреться бы сейчас у костерка, да и «шило» не помешало бы.

Глаза привыкли к темноте, стали видны камни. Смутно, правда, но осторожно, не рискуя сломать ноги, идти можно.

Маяк стоял на возвышенном каменистом берегу, и к нему надо было взбираться.

Володя преодолел уже половину пути, от физических усилий немного согрелся. Тельняшка стала волглой и уже не так липла к телу, а брюки неприятно холодили.

Он сел, укрывшись от ветра за большим валуном, — передохнуть. Ну, выберется он сейчас к маяку, а дальше что? Он даже не знает, чья это земля — финская или шведская. Тут тысячи островов, и где граница, не всегда понятно. А в принципе лично для него — разница небольшая. Финны — союзники Германии, враги его страны. А шведы, хоть и считаются нейтральной страной, помогают Германии.

На востоке посветлело, начало всходить солнце. Стало теплее. Вот что удивительно: по прямой до Ленинграда не так уж и далеко, там конец октября довольно прохладный, и он в своей тельняшке окоченел бы. А здесь вокруг вода, влажность высокая, и таких морозов, как на Родине, нет. По ощущениям — градусов пятнадцать тепла. Конечно, в бушлате было бы куда уютнее, только он где-то плавает, если уже не утонул, намокнув.

После недолгих раздумий Володя решил идти к маяку. Сейчас война, молодые мужчины призваны в армию, и обслуга маяка не может быть многочисленной. Одно плохо — на маяке наверняка телефон. Сразу сообщат в полицию о появлении русского. И с острова не сбежишь, вода кругом. Если только шлюпку какую-нибудь на побережье, в рыбацком поселке найти?

Он подобрался к маяку поближе, улегся за камнями и решил понаблюдать. Башня из камня сложена, и постройка старая, если не сказать — старинная.

За полчаса у маяка — никакого движения. Надо решаться. Володя поднялся и в открытую пошел к маяку.

Круглая башня довольно большого диаметра имела дверь. Он остановился перед ней на каменных ступенях, вздохнул и оглянулся.

Остров был небольшой, весь из камня, вершина голая, только на склонах, что спускались к морю, росли кустарники. Вокруг на десяток миль — только вода и многочисленные островки.

Володя решительно открыл дверь и вошел.

На нижнем этаже было что-то вроде хозяйственного помещения. Висели на гвоздях сети, лежали инструменты, в углу, в решетчатом ящике, — запасная стеклянная линза к светильнику маяка.

Наверх, на второй этаж, вела деревянная лестница. Володя направился туда. Лестница была сделана добротно, на века — ни одна плашка ступеньки не скрипнула под ногой.

Второй этаж, в отличие от первого, мрачноватого, был залит солнечным светом, бьющим в небольшие, узкие, сводчатые окна. Судя по обстановке, этаж был явно обитаемым. Стоял большой стол, несколько стульев, широкий топчан в углу.

Послышались шаги — сверху по лестнице спускался смотритель маяка. Мужчина крепкого телосложения и, судя по морщинистому лицу и седым волосам, преклонного возраста. Он заметил Владимира, но не удивился.

— Эре! — поприветствовал он его. — Или здравствуй?

«Здравствуй» — это уже по-русски, но с сильным, как у прибалтов, акцентом.

— Добрый день, — ответил на приветствие Володя. — А как вы узнали, что я русский?

— По тельняшке. Такие полоски только у русских моряков. Садись. Кушать хочешь?

— Не откажусь.

Смотритель подошел к шкафу в углу, достал из него хлеб и копченое мясо.

— Подожди, сейчас чайник согрею.

Володе было странно, что смотритель говорил по-русски и не задавал лишних вопросов. Он решил спрашивать сам:

— Где я?

— На Аландских островах.

— Кому они принадлежат?

— С тысяча девятьсот двадцатого года — Финляндии, а до того — императорской России.

Володя был удивлен — этого он не знал. Сторож уловил его удивление:

— Архипелаг имеет автономию. У нас свой риксдаг, свое правительство, свой флаг и даже свои деньги — далеры, в отличие от финской марки. Представь себе — на островах живут шведы, финны только в нашей столице, да и то чиновники.

— А русский откуда знаешь?

— Так у нас половина жителей, особенно те, кому больше сорока, по-русски могут говорить. При русском царе жили, и даже столица в честь его жены названа. Правда, давно это было. А вот и чаек согрелся, завтракать будем.

Смотритель разлил кипяток в две большие кружки, бросил в них по щепотке чая, порезал хлеб и мясо.

— Ешь.

Уговаривать Володю не пришлось. Ел он давно, а заплыв в холодной воде и прохладная ночь забрали силы — ему надо было подкрепиться.

Он откусил большой кусок бутерброда, отхлебнул, подув, горячего чая. Чай был хорош — терпкий, крепкий.

Смотритель тоже ел, но, в отличие от Володи, степенно. Доев, смахнул в ладонь крошки со стола и бросил их в рот.