Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Берегись, чтоб и твоя душа не стала столь же застывшей и окаменевшей! И не старайся изменить таких людей, они лишь побьют тебя камнями. Но остерегайся и того, чтобы ты сам в ответ не стал бросать камни и не ожесточился, осуждая их; вместо того обращай свои уста и сердце к Богу.
Суди только самого себя и никого другого. Будь кроток и добр к тем, кто против тебя, молчи и принимай все, что тебе выпадает, как ниспосланное Богом, и в покое снова неси это Ему — в глубину. И не полагайся на свои добрые дела, по отрешись от себя и предоставь действовать одному только Богу!
Отчего же так получается, что столь многим Бог остается чужим, не давая им почувствовать Своего присутствия?
Все оттого, что душа их так полна образами тварного и вещного, что для Бога не остается места.
Еще оттого, что они не готовы ни к молитве, ни к созерцанию, ни к самоотдаче. Если же освободят они свои мысли от образов тварного и вещного, отрешатся от всего и предадутся Богу, то пребудут с Богом во всякое мгновенье. Ибо он наполнит их душу, — если только найдет ее пустой. Но покуда душа заполнена другими образами и устремлениями, она пуста от Бога.
На это указано в следующей главе того же Евангелия (18, 10—14).
В ней рассказывается о двух людях, вошедших в храм, чтобы помолиться, — фарисее и мытаре.
Храм, о котором здесь говорится, — глубина душевная, в которой живет и действует Бог; потому-то никто и не может сказать, сколь благороден и полон достоинств этот храм в действительности. Туда нужно приходить, чтобы помолиться, и всегда должно быть двое входящих, которые вошли туда, переступив
через все вещи и через самих себя, т. е. внешний человек и человек внутренний, тогда молитва будет сотворена правильно.
Ибо какой толк от молитвы только внешнего человека без человека внутреннего, он либо ничтожен, либо его нет вовсе. Внешний человек подобен фарисею: он чванится и подсчитывает, как много он сделал хорошего. А внутренний человек подобен мытарю, он смотрит в свое Ничто и всего себя предуготовляет Богу, чтобы он заполнил его, ибо уж если куда-то приходит Бог со Своим милосердием и любовью, то приходит Он во всей полноте Своего бытия и Себя Самого.
Вот как следует понимать слова мытаря, стоящего в сторонке, в уединении, что Бог проявит милость к нему, снизойдет к его слабости и ничтожности. В полном отречении от себя самого его оправдание и блаженство.
Не великие дела и не молитвы внешнего человека решают здесь, а добровольная самоотдача внутреннего, который оставляет все вещи и себя самого, дабы раствориться в Боге и стать с Ним единым.
Чтобы человек оказался на вершине совершенства, ничто ему так не нужно, как оставление всего и погружение в сокровеннейшую часть души, — к самым корням самоотречения. Ибо как высота дерева зависит от глубины его корней, так и возвышение человека в Боге истекает из глубины его погружения вовнутрь.
Следи поэтому за тем, чтобы глубина твоей души была ничем, кроме устремления к Богу и Его дарам, не заполнена. И если тогда ты попросишь и станешь искать и упорно стучаться, будет тебе дано то, в чем нуждаешься. Ты обретешь познание, просвещающее тебя, истину, дарующую тебе свободу, и тебе откроются двери, чтобы ты вошел в них, погружаясь в божественную любовь и сливаясь с нею.
Помоги нам, Боже, научиться так просить и искать, стучаться и получать, дабы узнали мы Тебя и смогли войти в Твое Царствие!
ПУТЬ ВНУТРЬ...следуй за Мною! И он, оставив все, встал и последовал за Ним.
Лк. 5, 27—28
Господь сказал Матфею: «Следуй за Мною!». И он, оставив все, последовал призыву. Поначалу Святой был грешником, но сделался одним из величайших друзей Божьих; ибо когда Христос заговорил с ним изнутри, он оставил все внешние вещи и последовал за Ним.
В этом заключено все: чтобы воистину следовать за Богом, надобно полное отрешение от всего, что не есть Бог, в чем бы оно ни заключалось, — от всего, что только человек ни обретал бы вокруг себя, при себе и в себе, живое или мертвое, от своего Я или от чего-то из своего.
Ибо Бог хочет наше сердце (Ср. Пс 50, 19), Ему не нужны наши внешние дела, Ему нужна только преданность нашего сердца, наша готовность ко всему, что от Бога. Это больше всех молитв и трудов, и всего, что можно сделать внешне.
Вот это и означает призыв Христа: «Следуй за Мною!» Такое следование выражается обычно в обращении к Нему всех помыслов, благодарствований и восхвалений, но это — покуда не придет черед более высокого следования, лишенного всего этого, — помыслов и всякого деланья, когда — лишь внутреннее отрешенное тихое безмолвие в обращенной вовнутрь душе, с готовностью ожидающей и слушающей, что сотворит в ней Бог.
Много таких, которым их внешние упражнения — настоящее благо: все им дается легко — молитвы, посты, бдения и аскеза, они имеют к ним тем больше страсти, чем меньше в этом Бога. Такая страсть может быть столь велика, что Бог совершенно отворачивается от них, ибо эти люди совершают труды свои по своей воле, чувствуя себя великими, хотя их Я — ничто, а Бог — все.
Если спросят, как отделить страсть от блага, я отвечу: самоотречением, т. е. всякую страсть, которую питают к добрым делам и упражнениям, следует бросить в огонь любви и принести Богу,
Которому принадлежит все. Приятность же, присущую природе этих дач, покуда они добрые, вполне может иметь и отрешившийся человек
Стоит как следует посмотреть, и увидишь четыре препятствия, которые нужно распознавать и преодолевать на пути вовнутрь:
Первое состоит в том, что человек более обращен и склонен к внешней жизни, чем к внутренней, более полагается на внешние знания, нежели на указания изнутри, и, стало быть, он не всей своей любовью обращен к Богу, но лишь частью своего существа, и потому не чувствует живого присутствия Божия и Его воли в себе.
Второе — частично внешнее, частично внутреннее просвещение в формах, разговорах и обликах, соответствующих чуждым образцам, которым он следует, вместо того, чтобы держаться собственного направления и, не сбиваясь с пути соблазнами и увлечениями, смотреть на одного лишь Бога.
Третье — это метанья туда-сюда в сверхъестественных переживаниях и откровениях, каковые приписываются себе как заслуга на пути вовнутрь, если рассматривать их в свете разума и сладострастно ими наслаждаться, и как следствие этого — самообман и высокомерие и все большее отклонение от внутреннего пути, цель и объект которого — один только Бог. Четвертое — неправильное понимание требования отрешенности и оставления как состояния внутренней слепой бездеятельности, лишенной деятельной любви, когда человек восседает в телесном покое или засыпает в обманчивом внимании к себе самому или погружается в себя, думая, что эта бездеятельность и есть мир Божий, тогда как это только леность и вялость.
Кто избегнет этих четырех препятствии, не думая ни о чем, кроме Бога, да употребит тот все свое усердие, как внешне так и внутренне, не на исполнение своей воли, но чтобы добавить его к воле Божьей в себе. Он может при этом использовать те способы и воспомоществования, которые его и внутренне и внешне более всего подвигают к божественной любви и благонравию, покуда не отпадут они сами собой.
А если дано ему будет познать и что-то большее, все же не должен он прежде сорокового года своей жизни слишком доверяться очень уж большому покою и богатству, и внутреннему, и внешнему, и чрезмерной отрешенности, ибо для этого он еще слишком в плену естества. Вместо того ему надобно обратиться — и внутренне, и внешне — к деятельной любви и одновременно постоянно сокращать свои потребности. Григорий говорит, что в Древнем мире жрецы могли делаться хранителями храмов только с пятидесяти лет.
Но в каком бы возрасте ни начал человек — в результате постоянного обращения внутрь себя и безмолвного продвижения по этому пути — погружаться во внутренний покой и исполненную любви преданность Богу, в любом случае ему достанется, когда он достигнет единства, богатство даров Божиих.
Но все эти дары должны для него быть только средством становиться и оставаться все более внутренней и сокровенной обителью Божией и Его орудием.
Об этом говорит Дионисий: «Оставьте все мыслимые и немыслимые труды и всякое желание познавать и всецело отдайтесь единению с Богом, превышающему всякое разумение».
Только оставив все вещное и себя самого во всем вещном, может человек последовать за Богом — как внешний человек со всеми его упражнениями и добродетелями и с равной любовью ко всем существам и как внутренний человек — оставив себя самого и все вещи, словно у него никогда их и не бывало.
Пойми правильно:
На пути вовнутрь некоторые вещи надо делать, а некоторые — оставлять. Не следует ни иметь вещей, ни, обладая ими, прилепляться к ним чувствами. Но природа делает всякого человека склонным иметь, знать и хотеть. Тут помогут шесть сил, из которых три — низшие: смирение, кротость и терпение, — а три — высшие: вера, убежденность и любовь.
- Слова - Григорий Богослов - Религия
- Письма - Григорий Богослов - Религия
- Преподобный Симеон Новый Богослов (949-1022) - Василий (Кривошеин) - Религия
- Unio Mystica. Единение с Богом по Дионисию Ареопагиту - Изабель де Андиа - Религия
- Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться - Святитель Феофан Затворник - Религия
- Сочинения - Исаак Сирин - Религия
- Христианские стихи. Часть 3. Поэзия исцеления души - Борис Белозёров - Религия
- Житие и акафист святому Апостолу и Евангелисту Иоанну Богослову - Сборник - Религия
- Свет, который в тебе - Дмитрий Щедровицкий - Религия
- Восточные Отцы IV века - Георгий Флоровский - Религия