Газета День Литературы # 147 (2008 11) - Газета День Литературы

Б.Л.: В нашей литературе существует только разделение на славянофилов и западников или есть ещё национальная волна? Как вы вообще относитесь к группировкам в искусстве? Идеальный художник – одинокий мастер?

Н.Л.: Основным, конечно, является разделение на почвенников и глобалистов. Оно существует во всякой развитой литературе мира. Есть всего два пути, две противоположности. Первый – сохранить и воспроизвести в слове свою национальную особость, уникальность, неповторимость, а второй – заработать на обобщённости, на узнаваемости, похожести, идентичности, упрощённости, универсальности. Есть только такой выбор – быть самобытным представителем своего народа или безликим всеязыким интеллигентом без прописки и родины.

Сообщество единомышленников – нормальное состояние. Происходит это от тяги к объединению усилий, братской поддержке. Одиночки – есть. Но у них тяжкий крест. Тем более, что от общества и его проблем не уйдёшь. Но так как мы говорим о творчестве, а не о политике – то надо помнить, на писательском поприще жёстких правил не существует. Тем более для гения.

Б.Л.: Литература молодых сегодня… Её отличие от того времени, когда вы начинали, если они есть? Молодая Якутия – какая она?

Н.Л.: Молодым писателем сегодня трудно везде. И Якутия не исключение. Не престижное ныне это занятие. Многие ушли из литературы в бизнес. Но подлинному таланту это не страшно. Писательство одно из немногих занятий, достойных настоящего мужчины. Это верный путь к подлинной славе – при жизни или после. Для настоящего писателя это всё не важно. Молодым надо ориентироваться не на быструю случайную шоу-славу, не на рентабельность литературы, а на пожизненное служение, которое есть дело долгое. Настоящая слава приходит после. На неё и надо рассчитывать.

Б.Л.: Разделяете ли вы мнение, что смотрят кино сейчас больше, чем читают книги? Обязательно ли, следуя за духом времени, хорошую книгу иллюстрировать фильмом?

Н.Л.: Потеря интереса к чтению очевидна. Но я считаю, что это тоже временное явление. Подлинная литература начала возвращать своего читателя. Союз кино и литературы должен быть профессиональным. Только такой союз углубляет, расширяет восприятие литературы. Мы несколько лет снимали фильм по моему роману "По велению Чингисхана". Съёмки закончились, идёт монтажная работа. Фильм не смог передать всей сложности романа, да и задачи такой не ставилось. Законы кино во многом не совпадают с канонами литературы. Восприятие текста и зрительного ряда, иллюстрирующего его, вызывает абсолютно различные ассоциации, а иногда даже смыслы. Приходилось подстраиваться под замысел режиссёра. Вполне нормальное дело для содружество двух искусств. Но в итоге мы остались довольны сотрудничеством.

Как и в книге, главной для фильма стала имперская идея, идея сильного государства. Как она рождалась, каковы были предпосылки её. Что за необходимость была в империи? Фильм задумывался многоязыким, поэтому будет закадровый перевод на русский язык. Это стало ещё одной сложностью в работе, ведь съёмки велись не только в Якутии, но и в Туве, Бурятии, Монголии.

Б.Л.: Расскажите о своей семье.

Н.Л.: У меня три дочери, три внука. Я доволен своими детьми – они не только имеют по два высших образования, но и работают с увлечением, не забывая о своих семьях. Все дочери замужем. Литературой никто из них не занимается. И я этого не хотел. Литература – не мирское занятие. Литература принуждает отказываться от многих естественных радостей бытия, это сродни монашеству. Особенно тяжело жить с писателем жене. Я очень сочувствую своей. Поведенческая писательская неадекватность трудно воспринимается в семейной жизни. Особенно жена мне помогает своею "трезвостью", близостью к реальности, помогает мне не забывать, что конкретная жизнь тоже мудра, пусть по-своему. Она мой жизнен- ный цензор.

Но семейная и личная жизнь никогда не входила в мои произведения. Я оставил её для себя. Пожалуй, литература больше вмешивается в неё, чем наоборот.

Реальность происходящего на страницах моих произведения – это мой метод вживания во время, в героя. Я буквально переношусь в ту эпоху, реально ощущаю, живу (психологически, конечно). Это освобождает меня от выдумывания, фантазирования. Я большую часть времени провожу там – в придуманном мире, воссозданном мной. Перевоплощаюсь в такой степени, что иногда путаю реальность и литературу. Возвращаюсь в реальность только потому, что я отец семейства, общественный деятель, человек этого времени.

Когда герои становятся реальными – возникает ответственность за этот мир, за его достоверность. И читатель подпадает под некоторую зависимость. И тут не мне решать, насколько данная ситуация идеальна, естественна. Я стараюсь быть искренним и правдивым.

Свою творческую технику могу сравнить с работой реставратора. Беру старую слепую картину, где много потерь, и, сживаясь с художником, начинаю реставрацию. И тут требуются истинные краски, цвета, отношения и характеры. Я стараюсь. А удалось ли мне – судить читателю. Если он всё это ощущает, о чём я сейчас сказал, это победа.

Б.Л.: Вы почти не пишете о войне. Но все ваши герои участники тех или иных военных событий.

Н.Л.: Батальные сцены у меня есть. Но я стараюсь не злоупотреблять ими. Моё творческое кредо – показывать, а не описывать. Дать ощущение событий через восприятие их личностью героя, отражением их в характере, чувствах, мыслях, разговорах. Это нелёгкий метод.

Б.Л.: Разделяете ли вы, по крайней мере для себя, художника и человека?

Н.Л.: Жизнь заставляет разделять. И надо это делать чётко и вовремя. Зазеваешься – неизбежен конфликт. Иллюзорное и реальное смешивать нельзя. Допустить ошибку – очень дорогое удовольствие.

Б.Л.: Ваше хобби.

Н.Л.: Это охота и рыбалка. Но рыбалка не тихая с удочкой на берегу, а настоящая, промысловая по даль- ним и диким местам. Трудно добираться до этих угодий. Это километров 300 от Якутска на лодке по реке, очень редко на машине или вертолёте. Ухожу обычно на неделю. Там и утка, и заяц, и лось. Иду не один, в тайге в одиночку не выжить. Весной и осенью охота, а рыбалка – летом. И так всю жизнь. В детстве это был образ жизни, а в последнее время душевная тяга. Хотя эти запасы большая подмога семье не на один месяц. Ответ на этот вопрос немного меняет мой образ светского городского человека. Правда?

Б.Л.: Вы домосед? Или путешественник? Какие места на земле вам особенно дороги?

Н.Л.: Я особо не ездил. Но крупные страны всё же посетил, так сказать, для сравнения. Как многие советские мальчики, воспитанные на французских романах, – люблю Париж. И, возможно, по древней генетической прапамяти мне уютно в Стамбуле, Пекине, Шанхае. И всё же я домосед, предпочитаю дом.

Б.Л.: Но часто бываете в Москве. Что для вас этот город?

Н.Л.: Я не принадлежу к тем, кто предпочитает декларировать свою нелюбовь к Москве. Очень люблю её и всегда с радостью посещаю. В ней живёт много моих друзей, к сожалению, есть уже и умершие; но я чувствую и знаю, что души всех друзей всегда рядом со мной в этом городе. В Москве на высших литературных курсах при Литературном институте я учился. Это было время обретения учителей. Ещё я люблю Красную площадь, по её брусчатке в ноябре 1941 года в составе одного из Сибирских полков прошёл мой родной дядя – Лугинов Николай Семёнович, погибший на войне.

Сегодня иногда создаётся ощущение оккупированного города, но всё равно это мой город – моя столица. Она наравне со всей страной пережила великую трагедию распада и унижения. И не её вина, что на этот раз была сдана врагам.

А сегодня я радуюсь, что она медленно восстанавливается из пепла.

И здесь вполне логично объяснить – почему почти нет в современной прозе произведений о событиях этих тяжёлых двадцати лет. Время это не было самодостаточным. Безвременье – одним словом. Его почти невозможно воссоздать художественно. А как только начнётся стабилизация, тут же придёт время литературы нынешнего дня. Период хаоса воспроизвести, мне думается, невозможно.

Б.Л.: Какое из последних литературных событий России произвело на вас самое сильное впечатление?

Н.Л.: Я люблю читать поэзию. Этот жанр – средоточие всех искусств. От состояния поэзии зависят успехи и неудачи всех жанров. Радует всплеск поэтических талантов в последние годы. После Юрия Кузнецова и Николая Дмитриева для меня Николай Рачков, Магомед Ахмедов, Игорь Тюленев, Наталья Харлампиева, Диана Кан, Елена Родченкова, Алексей Шорохов. Это всё же не все…