О, марсиане! - Георгий Шах

И вообще горожане разделились на два сектора. Одни верили в марсиан, другие не верили. Последних было несравнимо больше, но на стороне первых было преимущество – вера. В спорах они брали верх. Что, в самом деле, можно возразить, когда оппонент божится, что вот этими самыми, собственными глазами видел, как марсианин грозился бластером с фамагустой? Тут и самый опытный полемист спасует. Да и невольно лезет на ум читанная в обилии научная фантастика, и думаешь: а что? А почему бы нет? Век-то у нас какой – стыкуемся в космосе, ходим по Луне, фотографируем Венеру. Когда-то ведь пришельцы должны объявиться!..

Явившись поутру в неосторожно вверенную ему школу,

Дубилов отложил все занятия, велел распустить ребятню, подкинув добавок к домашнему заданию, и назначил на 10.00 учительское собрание с участием родительского актива. Пока скликали народ, он, запершись в кабинете, спешно дописывал речь, над которой протрудился всю ночь.

Аудитория была встревожена экстренным характером собрания. Такое бывает не часто, и если уж бывает, то по веским причинам. «Ждут сенсации», – подумал Дубилов. Он широко расставил локти, вперился в зал, тянул минуту, чтобы нарастить напряжение, и начал эффектно:

– Есть ли у нас в коллективе марсиане?

Полуминутная пауза, на протяжении которой слушатели лихорадочно перебирают свое прошлое, пытаются припомнить, чем, когда не угодили докладчику. Инфарктная пауза.

– Вопрос ставлю в связи с создавшимся положением. И отвечаю уверенно: безусловно, нет!

Вздох облегчения.

– Я бы и не стал терпеть подобных лиц во вверенном мне учреждении.

Всеобщее ощущение чистоты и слитности.

– Но… – пауза на этот раз короче, предынфарктная, – скажем прямо, есть такие, кто увлекается марсианством, нет-нет да и поглядывает, образно говоря, в сторону Марса.

Внимание аудитории сконцентрировано предельно. Раздается чье-то нервическое сопение.

– Взять хотя бы… не буду называть фамилий… руководительницу шестого «Б» класса. Ведь это же факт, товарищи, что она попустительствует ученикам. Спрашивается, разве это метод воспитания полноценной смены – доверять подросткам самим выставлять друг другу оценки? Разве это есть у Макаренки, разве этому нас учил великий педагог? Нет, дорогие коллеги, так дело не пойдет… Или – возьмем опять же преподавателя физкультуры. За десять лет в школе не выращено ни одного мастера спорта. Видимо, ему не дорога честь коллектива. И как же товарищ объясняет свою нерадивость? Для нас, мол, главное, чтоб молодое поколение росло здоровым. Это – искусственное противопоставление, ошибочный, я бы даже сказал, вредный подход. Нам нужны и здоровье и мастерство.

Слушатели осмысливают молча.

– С подобными настроениями, – продолжает Дубилов, – Пора кончать, выкорчевать их, как сорную траву.

– А при чем тут марсианство? – неожиданно раздается из зала звучный родительский голос.

Но Дубилова так, с ходу, не возьмешь.

– Вот вам, товарищи, живой пример, – говорит он, разводя руками. – Нужно ли отвечать на этот вопрос?

Крик из зала:

– Нет!

Дубилов:

– Ну вот, аудитория выразила свое отношение.

Пока в школе таким образом разворачивалась борьба с марсианством, Гвоздика и Стенькин посвящали друг друга в события минувшей ночи.

Дежурный принес им по стакану чая.

Старший лейтенант взялся было за сахар, но, вспомнив, достал из кармана блестящую коробочку и протянул ее товарищу.

– Угощайся, – сказал он, нажимая кнопку, от чего крышка коробочки распахнулась.

Стенькин удивился:

– Вот уж не знал, что вы сластена, – и взял конфету.

– А ты знаешь, что сейчас ешь? Марсианский бластер.

Стенькин поперхнулся.

– С аннигилирующим устройством? – машинально спросил он.

– С аннигилирующим.

– А как же фамагуста?

– Есть такой городишко на Кипре. Пришло мне в голову, хотя и с опозданием, заглянуть в энциклопедический словарь.

– Дурачили, значит?

Гвоздика кивнул и, усмехнувшись, добавил:

– А ты как думал? Или вправду поверил в марсиан?

Стенькин покраснел.

– Я действовал по обстоятельствам. Тут такое творилось, не поверите… Инструкцией не предусмотрено.

– Ладно, не оправдывайся, давай сюда задержанных.

Через десять минут Сарафаненко и Будушкин были отпущены с миром и извинениями. На ковер вызвали Гудаутова.

Выйдя из милицейского участка, Сарафаненко обрушился на Будушкина:

– Это по вашей милости я впервые в жизни провел ночь в арестантской! Я, артист! Какой срам! Что будут говорить в филармонии!

– Пустяки. Подумаешь, одна ночь.

– Для вас, возможно, и пустяки, но для художника – потрясение. Ну что вы хотели сказать этой вашей идиотской фразой «Может быть, мы все марсиане»? Начитались своего Азимова, и туда же, умничать…

– Позвольте, – защищался Будушкин, – а кто поднял шум в ресторане, кто сказал, что Гудаутов марсианин?

– Гудаутов здесь ни при чем. Еще не доказано, что он не марсианин. Проявлять бдительность – наш гражданский долг.

– И потом, раз вы художник, так вам должно быть интересно испытать переживания арестованного.

Сарафаненко махнул рукой: о чем, мол, с ним говорить…

– У вас мозги набекрень от неорганизованного чтения. Советую прекратить это занятие, пока окончательно не свихнулись… Вот так, – сказал он, обращаясь уже к самому себе, – вступайся за общественный интерес, тебя же еще и сажают. – И, рассерженный, удалился.

Будушкин постоял секунду, пожал плечами и тоже пошел. Но едва он завернул за угол, как чья-то рука ухватила его за локоть. Оглянувшись, Будушкин увидел высокого худого человека в потертом твидовом костюме. В наружности незнакомца не было ничего примечательного, разве что длинные баки, крупный нос и отвисшая нижняя губа.

– Вы не из милиции? – спросил субъект.

– А что?

– Уделите мне минуты две, товарищ. Я – марсианин.

Вконец расстроенный перепалкой с гитаристом, Будушкин не выдержал и выругался.

– О, – воскликнул субъект, – этого выражения нет в моем словаре – видимо, сленг.

– Иди отсюда, – сказал Будушкин и подумал: «Вот еще привязался!»

– Я действительно к вам привязался, – сказал носатый, делая ударение на последнем слове, – и прошу нижайше меня извинить, но выслушать.

Будушкин готов был поклясться, что не произносил вслух слово «привязался». Уж не читает ли этот тип мысли?

– Вы угадали, я читаю мысли. Вот и доказательство, что я вас не обманываю.

– Положим, – возразил Будушкин, – это еще ничего не доказывает. Современная наука зарегистрировала несколько случаев чтения мыслей, внушения на расстоянии и тому подобное. Правда, есть сомнения в чистоте эксперимента, споры продолжаются, но…

– Не спорю, – перебил его незнакомец, – хотя и вижу, что сами вы до сих пор в это не верили. В любом случае на Земле речь идет пока об отдельных индивидах, чьи парапсихологические свойства имеют природное происхождение и должны рассматриваться как отклонение от правил, в известном смысле даже болезнь. На Марсе же телекинез, мысленное общение выработаны наукой, введены в генетический код и относятся ныне к разряду нормальных врожденных способностей.

– Любопытно. У меня нет оснований вам не верить, и я должен принести извинения за грубость.

– Мелочи жизни, – сказал марсианин. – Я даже остаюсь в выигрыше, поскольку смогу теперь пользоваться вашим сленгом. – Он протянул руку. – Давайте знакомиться.

– Охотно. Гена Будушкин, радиотехник.

– Меня зовут Зуй, – представился марсианин.

– А по батюшке?

– Увы, у меня нет определенного батюшки и матушки. На Марсе потомство выращивают искусственным способом.

– Вы считаете это прогрессивным?

– Мы находим такой метод деторождения рациональным. Что касается прогрессивности или регрессивности, то я не уверен, что всякое явление может оцениваться под углом зрения этих критериев.

– Я с вами решительно не согласен, Зуй, – с жаром возразил Будушкин. Он был на седьмом небе: надо же, такая удача – познакомиться с настоящим марсианином!

Продолжая дискуссию, они направились в диетическое кафе и заняли уютный столик. Геннадий заказал яичницу с поджаренной колбасой, а Зуй – пшенную кашу. Признавшись, не без смущения, что яичница ему не по карману, он твердо отклонил настойчивые попытки Будушкина взять на себя расходы, заявив, что на Марсе это не принято.

– Вы давно на Земле, Зуй? – спросил радиотехник, когда они покончили с едой и, закурив, ждали кофе.

– Около года.

– И какие впечатления?

– Я в восторге. Здесь еще столько неустроенности. Вам предстоит решить уйму проблем: предотвратить мировую атомную войну, добиться разоружения, покончить с голодом, искоренить болезни, преодолеть враждебность и разобщенность, утвердить общий язык, завершить вступление в Эру Единения, основанного на общем благе… Всего не перечислишь. Я не говорю о технических проблемах, во многих отношениях не менее сложных, – защите и восстановлении природной среды, овладении энергией ядерного синтеза и так далее.