Графиня Кейт - Шарлотта Янг

Как бы то ни было, но Кейт сильно ошибалась, приписывая тетке Барбаре сердитый нрав. Эта леди умела обуздывать свой характер и следила за собой так же строго, как и за другими. Не любя шумных и беспокойных детей вроде Кейт, она тем не менее всегда старалась поступать с девочкой справедливо и позволяла ей все, что, по ее мнению, было хорошо и полезно.

Кейт особенно любила дни, когда тетка Барбара уезжала вечером к друзьям. Тогда девочке, с условием, что она будет вести себя хорошо, позволялось занимать тетку Джейн. Для Кейт это было настоящим праздником. Она давала волю своему языку и, надо признаться, часто удивляла и смущала леди Джейн.

— Тетя Джейн, расскажите мне, как вы были маленькой, — как-то попросила ее Кейт. — Какой вы были девочкой?

— Вообразите, душа моя, — улыбнулась в ответ тетка, — мне кажется, что это было совсем недавно. Время идет так быстро! Глядя на вас, на такую большую девочку, мне не верится, что вы внучка моего брата Джеймса!

— А что, мой дедушка был гораздо старше вас?

— Всего тремя годами, душа моя!

— А как вы с ним играли?

— Я никогда этого не делала, друг мой. Я играла только с вашей тетей Барбарой.

— Ах, как это глупо! В некоторые игры нельзя играть без мальчиков!

— Нет, душа моя, мальчики только мешают девочкам играть. Они такие буйные!

— Ах, нет, тетя Джейн! Плохо, конечно, если они буйные… То есть слишком буйные, но ведь играть без хорошей, лихой возни по-настоящему нельзя!

— Друг мой, таких слов я не могу выносить! — поморщилась, неприятно пораженная, леди Джейн.

— Господи, тетя! Мы в Олдбороу произносили слово «лихой» по двадцать раз в день, и никто нас никогда не останавливал.

— Вот именно потому, что вы играли с мальчиками!

— Да наши мальчики вовсе не были буянами, тетя Джейн, — продолжала Кейт, гораздо больше любившая слушать себя, чем других, — даже Мэри всегда говорила, что Чарли, особенно перед тем как идти в школу, гораздо меньше буянит, нежели я! А Эрмин слишком взрослый, чтобы буянить. Ах, Боже мой! Как бы я хотела, чтобы мистер Браун привез Эрмина в Лондон! Он говорил мне, что тогда пришел бы на меня посмотреть, а он самый лихой и прелестный малый на свете!

— Милое мое дитя! — сказала леди Джейн своим мягким, но грустным голосом. — Право, не идет молоденькой леди говорить о… о… мальчиках.

— Эрмин не мальчик, а мужчина! Он служит в конторе и на будущий год будет получать жалованье.

— В конторе? — спросила леди Джейн.

— Да, у мистера Брауна. Тетя Джейн! А вы в детстве ездили когда-нибудь в гости пить чай?

— Да, друг мой, мы с приятельницами пили иногда чай из кукольных чашечек.

— Ах! Вы и представить себе не можете, как было весело, когда мистер Браун приглашал нас к себе на чай! У него садик, самый прелестный в мире, с оранжереей и цветником. А для поливки цветов есть длинный шланг, с которым мы всегда играли. Однажды я нечаянно прыснула из него, да прямо через окно в гостиную, и сделала на полу огромную лужу! Миссис Браун подумала сперва на Чарли, но я подбежала к ней и сказала, что это я виновата. Миссис Браун меня тогда похвалила и подарила за это стеклянное пресс-папье с маленьким человечком внутри, на которого хлопьями валился снег. Теперь шар уже испортился, снег не идет, и я подарила его Лили, когда она болела коклюшем!

Леди Джейн ничего не поняла из этой болтовни, кроме того, что ее племянница провела свое детство в дурном обществе и что ей позволялись странные игры с мальчиками. Она грустно вздохнула, а Кейт, переведя дух, продолжала:

— Госпожа Браун не умеет воспитывать детей, поэтому воображает себе, что непременно надо давать награду тому, кто скажет правду. Я даже хотела ей об этом сказать, но Мэри, боясь, что она обидится, закрыла мне ладонью рот. А потом все молодые, то есть Чарли, Сильвия, Эрмин и я, пили чай на лугу. Мэри пришлось сидеть со взрослыми, а нам было так весело! Там стояло большое старое лавровое дерево. Эрмин посадил нас с Сильвией между сучьями, будто в гнездо, мы были птенцы, и он нас кормил смородиной. Потом нам захотелось выучиться летать, мы начали махать юбками, запищали, а Чарли стал под деревом и начал его трясти. Ох и непросто нам было удержаться!

Леди Джейн завороженно смотрела на племянницу.

— Эрмин начал его за это стыдить, потом прогнал и побежал за ним по всему саду, так что мы сами уже слезли с дерева и пошли на пригорок. Зеленый такой пригорок, он прямо к реке спускался и весь был покрыт дерном. Понимаете, мягкий такой дерн. Я остановилась наверху, а тут вдруг Чарли потихоньку подкрался и говорит: «Я научу маленькую птичку летать!»

Да как толкнет меня! Я и полетела вниз кубарем, Сильвия даже подумала, что я сверну себе шею! Ну, разве это не весело?

— А река-то как же, душа моя? — испуганно спросила тетка.

— Ах, перед рекой было еще ровное место, на котором я и остановилась! После еще играли, изображали морских рыб. Река там мелкая, и на дне речные раки и большие жемчужные раковины. Мы сняли башмаки и чулки, Чарли с Эрмином засучили панталоны и барахтались в воде, — отлично! Я надеялась и в самом деле найти драгоценную жемчужину, но это, вы знаете, были простые раковины…

— Вы входили в реку?! И ваш двоюродный брат вам это позволял? — ужаснулась леди Джейн.

— Конечно, а что такого? На нас были наши старые голубые штиблеты. А потом, Мэри никогда ничего не запрещала, когда Эрмин смотрел за нами. Да мы даже оставались иногда одни, а Мэри с Эрмином в гостиной пели вдвоем, если только оттуда слышно было, что мы делаем. Когда встречусь с Эрмином, я непременно напомню ему слова их песни. А может быть, к тому времени я уже выучусь петь и даже пропою ему ее, это будет гораздо лучше!

Кейт наконец замолчала и задумалась над представляемой ею картиной: приедет Эрмин и в великолепной гостиной услышит сладкий голос своей любимой графини, сидящей за фортепиано и поющей песню, которая напоминает ей дни детства, проведенные в деревне.

Леди Джейн, сидя за работой, думала в это время о том ужасном вреде, который был нанесен бедному ребенку; о том, что Барбара не должна была быть с Кейт слишком строгой, учитывая, что девочка жила среди таких необразованных людей; о том, что они с сестрой, к счастью, забрали к себе Кейт прежде, чем та успела усвоить все привычки дурного общества.

Вскоре после этого разговора юной графине пришлось на деле показать пример своего обращения с мальчиками. Как-то в дождливое утро, торопясь в столовую к завтраку, девочка увидела вошедшего вслед за тетками незнакомого джентльмена приятной наружности в сопровождении мальчика почти одних с ней лет.

— Это наша племянница! — сказала леди Барбара. — Кэтрин! Подойдите и поговорите с лордом Лапоэром.

Кейт понравился взгляд гостя и манера, с которой он протянул ей руку, но, предчувствуя, что осуждения за неуклюжий поклон ей все-таки не миновать, она сконфузилась, подала свою руку, не отделяя локтя от талии, и, нагнув голову на сторону, прошептала вместо «здравствуйте» только «сьте»; по крайней мере, остального разобрать было нельзя. Но что-то ободряющее почувствовали ее тонкие маленькие пальцы при прикосновении сильной мужской ладони. А пожатие руки сына лорда показалось Кейт чем-то вроде угощения. Несмотря на то, что новые знакомые не успели еще обменяться ни единым словом, ощущение, испытанное Кейт от прикосновения детской руки, было похоже на то чувство, которое охватывает человека при встрече с земляком на чужой стороне.

Кейт узнала, что мальчика звали Эрнест, что отец привез его для помещения в школу и заехал к ним только по каким-то делам, касающимся теток. Девочка прислушивалась к словам лорда Лапоэра, который ей понравился и который, казалось ей, непременно будет большим ее другом.

Тот рассказывал о Джайлзе (ее дяде, полковнике в Индии). Девочка узнала, что Энтони, старший сын дяди, офицер полка, которым дядя командовал, никак не мог оправиться от полученной им на войне раны. И что если ему не станет лучше в Шимле[8], куда его увезла мать, то отец привезет его на родину, в Англию. Но это, по мнению всех родных, будет крайне неблагоразумным, ибо полковник будет вынужден тогда оставить службу, не дождавшись повышения. Но дядя Джайлз все-таки принял такое решение, потому что сын у него остался один, другого он потерял в сражении, а две или три дочери его родились и умерли в Индии.

Кейт в первый раз слышала обо всем этом, тетки никогда ничего ей не рассказывали и вообще о семейных делах при ней не говорили даже между собой. Зато теперь, навострив уши и переводя свои быстрые блестящие глаза с одного рассказчика на другого, девочка слушала так серьезно и с таким вниманием, что гость в конце концов обратился к ней с вопросом:

— А вы, Кейт, помните своего дядю Джайлза?

— Ах, батюшки, нет! Я ведь была еще совсем маленькой, когда он уехал! — ответила Кейт.