Любовница Президента - Соболева Ульяна "ramzena"

Я чувствую, как хвоя колет мне кожу через платье, как иголки цепляют соски и заставляют прогнуться в спине. Рывок его сильных пальцев и несколько пуговичек отлетают в сторону, он распахивает мне ворот платья, обнажая заостренные, вытянувшиеся соски. Теперь иголки впиваются в кожу, но вместе с болью по телу разливается сладкая истома, половые губы наливаются и опухают, их чувствительность начинает зашкаливать, и я, кажется, чувствую, как с них стекает вязкая влага.

– Страх, боль, возбуждение и наслаждение…какие разные и как близко они ходят друг возле друга, как тесно умеют сплетаться в единое целое.

Иголки впиваются в сам сосок не сильно, но достаточно чувствительно, чтоб я опять взвилась, а ветка, щекоча, поползла вниз по животу и вдруг хлестнула меня по внутренней стороне бедра.

– Распахни ноги шире, девочка.

Он ударил, а меня подбросило от перевозбуждения, и я тихо всхлипнула, не отрывая взгляда от его дьявольских глаз. В них Тьма. Такой непроходимый адский мрак, что мне хочется закричать, но я не могу оторваться. Мне нравится вязнуть в этой тьме, ведь он посвятил ее мне. Это по мне так потемнели его синие глаза.

Едва касаясь, провел веткой по промежности, и я застонала, вскрикнула в попытке свести ноги, укололась, вскрикнула еще сильнее и послушно раскрылась больше, задыхаясь, дергаясь в его руках.

– Вот так…Всегда слушайся меня, Марина, и тогда не будет мучительно больно. Усваивай уроки, а не опыт…уроки. Опыт – это слишком больно, правда? Ты ведь уже знаешь, как это больно? А теперь покричи для меня. Громко, красиво. Ты ведь ужасно хочешь покричать, правда?

Его голос уже трахает мой мозг, уже входит в него мягкими толчками и пульсацией опутывающей паутины грязного вожделения. Ладонь накрывает сочащуюся плоть, и он отвратительно и цинично цокает губами.

– Ццц…какая текущая, истекающая дырочка, напряженная, опухшая, пульсирующая. Как быстро ты кончишь? Давай сделаем ставки…

Его губы близко от моих губ, и он цепляет кончиком языка мою верхнюю губу, но не целует. Мой клитор бешено пульсирует от его слов, от ожидания и предвкушения. Так пульсирует, что кажется, его разорвет.

– Если через секунду, то ты выполнишь любое мое желание, а если через две, то я твое…Ммм, согласна?

Послушно киваю, как собачонка. Я уже не принадлежу себе. Меня колотит, меня подбрасывает от невероятного и дикого возбуждения, от самой первобытной и обнаженной похоти. Я хочу кончить. И мне все равно, кто выиграет и проиграет. Мне кажется, что, когда я кончу, мне станет легче.

– На что ты согласна? Скажи, я согласна, чтобы ты трахал меня, как хочешь, Петр. Согласна, чтоб драл меня, наказывал.

– Да.

– Не да. А скажи словами. Давай…не зли меня, а говори. Я хочу услышать от тебя.

Дразнит, поглаживая только половые губы, не касаясь больше нигде. Это не просто пытка. Это самое извращенное и утончённое издевательство, обостренное всплеском адреналина. Мне нужно больше. Мне нужно больше прямо сейчас или я умру.

– Трахни меня, как хочешь, Петр.

Жалобно умоляю и подаюсь вперед бедрами, чтобы самой потереться о его руку.

– Я хочу кончить для тебя, как сука.

– Я хочу кончить, – буквально рыдая.

– Кончить, как твоя сука.

Раздвинул плоть, обнажая острый узелок, обожжённый струей воздуха и готовый разорваться от возбуждения.

– Кончить, как твоя сука.

Легкий удар хвоей по промежности, и иголки цепляют клитор, я сорвана в пропасть, я скользнула по точке невозврата, как по лезвию бритвы, и полетела в бездну. Ощутила, как пальцы надавили на сотрясающийся в спазмах клитор, усиливая наслаждения, как сразу же следом вторглись в мое тело быстрыми, ритмичными толчками, массируя влагалище изнутри, царапая и ввинчиваясь где-то в какой-то неумолимо невыносимой точке. Так, что меня извивает и изгибает. Я сочусь и теку на его руку, я шлепаю и хлюпаю, истекая соками. Это пошло и прекрасно…А еще это страшно. Он трахает меня пальцами так быстро, что у меня сыплются искры из глаз, и я кончаю снова. Кажется, я кричу, потому что он зажимает мне рот ладонью так сильно, что я впиваюсь зубами в мякоть его кожи. Во мне три или четыре пальца, я натянута на них, как перчатка, до самого предела…мне хочется увернуться, и в то же время я извиваюсь и дергаюсь, как похотливая самка, пока не падаю, обессилев на сиденье, закатив глаза, стиснув коленями его руку. Опустошенная и совершенно выпотрошенная, обескровленная этими оргазмами. Убитая ими…потому что ненавижу себя за них, потому что мои руки все еще исколоты хвоей, потому что на моих пальцах клей… а на холмах лежат венки. Потому что этот человек убил людей. Он жуткий… я не должна с ним быть. Не должна хотеть этого маньяка. Не должна с ним кончать. Не должна мечтать о его вздыбленном члене, блестящем, таком мощном и огромном с крупной красной головкой, которая по объему чуть больше самого члена, со стволом, увитым выпуклыми венами, и тяжелой, тугой мошонкой. Я помню, какой он на вкус. Я хочу стоять на коленях и лизать его там, хочу глотать его плоть…хочу, чтобы потом она вонзилась в мое тело.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но вместо этого он вытаскивает из меня пальцы, вытирает их влажной салфеткой и откидывается на спинку кресла. Он явно доволен собой и спокоен… а я унижено раздавлена и лежу, задыхаясь и все еще вздрагивая.

– Самый верный способ прекратить истерику – это секс. – сказал и приоткрыл окно, выбивая из пачки сигарету, доставая ее зубами и закуривая. – Качественная стимуляция или жесткий трах, это не важно. Ты всегда готовая и текущая, как бы ты это не отрицала. Моя. Вещь. Ты мне нравишься, Марина. Будь иначе. Там было бы на один холмик больше.

Скорее, холодно констатирует факты и выпускает струйку дыма в окно, а я смотрю на его руки и меня ведет от понимания, что только что эти длинные и мощные пальцы вбивались в мое тело по самые костяшки, и я бешено орала, кончая ему на ладонь и думая, что достигла своего края. Своей границы безумия.

– Оденься, мы почти приехали.

И я одеваюсь вся красная. Пунцовая под его холодным взглядом…взглядом, который несколько минут назад сжигал меня в хлам. Я натянула колготки, надела сапоги, одернула подол платья, только ворот остался разорванным, и мне пришлось прикрыться шарфиком.

Машина подъехала к воротам, они медленно распахнулись, и первое, что я увидела – это Гройсман. Гройсман, рубящий дрова во дворе. Я смотрела на него застывшим взглядом, смотрела, как он разламывает в щепки бревна, как поднимаются его руки с топором и опускаются на колодку. Мне не кажется? Или я схожу с ума? Я, наверное, лишилась рассудка. Это не может быть он…его же убили, он же…это он меня вывез, он делал мне документы, он…

– Выходи из машины, Марина. Мы приехали.

Я нервно оборачиваюсь ему вслед, смотрю, как летят в разные стороны щепки, и ничего не понимаю. Пока не вошла в дом и не увидела плывущую мне навстречу Эллен с псиной на руках.

В эту секунду мои нервы не выдержали, и я поплыла, тяжело осела и упала на пол, погружаясь в черноту обморока.

_____________________________________________________________

*1 – Известные названия искажены намерено в связи с новыми правилами и законами (прим. автора)

Глава 6

Нет, я не умер. Я убеждался в этом каждую секунду. Мертвым уже похрен. Нет, я не умер, я завидовал мертвецам, потому что завис в собственной агонии, умноженной на бесконечность. Понимал, что творю что-то фатальное, что-то, чего не прощу себе сам…

(с) Ульяна Соболева. Паутина

Его снесло в пропасть, и он летел в самую бездну с горящим на дне вулканом, чтобы обгореть там до самых костей живьем. Нет, не тогда, когда она пропала, а тогда, когда к нему пришел Гройсман. Гройсман, с которым он не разговаривал несколько лет. Да, преданный, да, много лет прослуживший в их доме, но провинившийся в свое время и сосланный в опалу. Ничего особенного, всего лишь слишком верен был своей хозяйке. Настолько верен, что готов на что угодно, верен до фанатизма. А фанатизм недалек от экстремизма. Петру это не нравилось. Фанатики – страшный народ. Их либо в друзья – либо на тот свет. Горбатого могила исправит. Он решил, что на тот свет слишком радикально, а вот отправить куда подальше, где общение сведется к минимуму, а пользы будет куда больше, чем вреда – самое оно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})