Небо в алмазах (СИ) - Alexandrine Younger

по краям от троицы.

После фотографирования Лиза убежала домой, а мужская компания веселилась до самого рассвета, топя печень в затаренном в разных местах алкоголем, рискуя мучиться похмельем от начала взрослой жизни. Аттестат зрелости Пчёла отдал сестре не зря — Валера доставил брата до дома в бессознательном положении, констатируя, что праздник удался на славу. Крепок же был шотландский скотч, изъятый Космосом из отцовского бара!

Вторая фотография — последний звонок восемьдесят восьмого года.

На снимке пара: Лиза в парадной школьной форме, с цветами и двумя огромными бантами в золотистых локонах, и Космос, едва не опоздавший на праздник девушки. Пчёла называл их позу «спёр Снегурку», а Лиза отмахивалась от брата. Она сияла, как начищенный пятак, утопая в цветочном разнообразии. Среди охапки простеньких астр, тюльпанов и пионов, врученных выпускнице щедрой толпой первоклашек, красовался букет розовых роз — подарок Космоса. Он больше не друг, за которым Лиза готова спрятаться.

Кос значит больше, чем весь остальной мир!

Холмогоров заграбастал Лизу в свои руки, и в ответ на Валерино — «без лап, Косматый!» — они вообще забили на то, что нужно посмотреть в объектив, синхронно скрестив похожие взгляды. Слушать комичные восклицания Фила никто не стал.

Со спинки стула по неведомой силе свалилось любимое клетчатое платье Павловой, купленное для неё Еленой Владимировной в одной из командировок в Югославию. Ёлка любыми способами пыталась восполнить те дни, которые Лиза проживала в Москве, и задаривала племянницу вещами, которыми мог похвастаться не каждый московский студент. Валентина Анатольевна Пчёлкина укоряла молодую родственницу, не поощряя расточительности, а Павел Викторович с сожалением отмечал, что рано или поздно Лизу перетянут в Ленинград, чтобы шла по проторенной дороге.

— Я приму твое решение, ребенок, — заверила Ёлка, прощаясь с племянницей в парадной дома на Московском проспекте. — Москва, так Москва, поступим по-другому!

Пройдя на дневной факультет Всесоюзного юридического института*, Лиза оставила всякие мысли о переезде. Поэтому город-герой оставался пометкой в паспорте и местом первых детских воспоминаний.

Платье само себя с пола не уберет, но подниматься с кровати и Лиза не спешила. Всего лишь девять утра… В голове настойчиво, быстрее дачной скоростной попутки, проносилась мантра — «хре-е-е-н вам все-е-е-м»! Каждый трудящийся заслуживает отдых, а институте тоже труд. Лиза целых три недели не выплывала из научной библиотеки раньше четырех часов дня. Вливалась в студенческую жизнь, постигая тяжесть гранита науки, искренне пытаясь сосредоточиться на пройденном материале.

Сокурсники Лизы, образовавшие единое сообщество со всех концов Советского союза, оказались компанейскими ребятами. Через неделю народ разбился на группы по интересам, но из пестрой толпы сокурсников внимание Лизы обратила на себя Софка Голикова — дочь партийного функционера, непонятно за какие грехи поступившая в юридический институт. Рациональностью Софа напоминала Валеру Филатова (жаль, что боксировать не умела), и отличалась внешностью пушкинской Татьяны и умными зелёными глазами. Софка относилась к своей участи легко, не жалуясь на молодую жизнь. Это и сблизило их с Павловой.

С неделю назад группа сто восемь собралась единым скопом в одной из общаг института. С песнями, танцами и историями о собственном пути, который и завлек их на галеры юрфака. Лиза могла бы до ночи болтать за жизнь в такой веселой компании, и до самого утра перебирать гитарные аккорды, пытаясь сыграть «голубиную песню», ценимую её мальчишками. Но сизый голубок в восемь вечера прилетел за Лизой сам, впечатляя своим обликом советское студенчество. Пчёла доставлялся в комплекте.

Салаги-студенты ломали головы, как эти двое преодолели строгача-коменданта; на что получили ответ — комендант сам проводил уважаемых людей на место. Лиза и сама с трудом представляла, как Космос и братец преодолели строгую пропускную систему в виде неподкупной комендантши Семеновны в огромных очках с роговой оправой. Безликая дама в возрасте запоминала студентов раз и навсегда; и не иначе, что по молодости работала в НКВД или разведке.

Так все неудавшиеся поклонники и любопытные одногруппницы узнали, что у Лизы Павловой есть «целый Космос», который вполне мирно познакомился с пацанами и даже угостил их «Marlboro», и старший брат, польстившийся на миловидных первокурсниц. Жаль, что с Софкой не нашел общего языка. Витя, чуть не сшиб брюнетку дверью, вдобавок обливая её новые брюки-бананы газированной водой. Пришлось успокаивать подругу тем, что брат у Лизы не всегда такой криворукий. Но Софу Пчёла, очевидно, запомнил.

Последствия обучения не дают Лизе хоть немного задуматься о том, какими методами бороться с родимой ленью. Подготовка к занятиям воровала не только свободное время, но и лишние силы. И теперь поднять Павлову с кровати могло лишь чудо… Но космическое чудо, обрисованное формально-юридическими признаками, уехало куда-то с родителем, приносить пользу друзьям профессора Холмогорова. А свой выходной Лиза решила посвятить не кроплению над конспектами, а чисто человеческому «поспать».

Ночью отчего-то привиделись неравные бои, не хуже, чем в «Пиратах двадцатого века», с дракой и криками, погоней и пистолетами. Наверное, нужно прекращать смотреть телевизор поздними вечерами. Однако, бой привиделся не на судне, как в знаменитом киношлягере, а на каком-то карьере, не то на озере. И силуэты все знакомые-знакомые…

И всё-таки прекрасно, когда можно просто созерцать потолок и отдыхать от повседневности. Блаженное состояние, свойственное лишь воскресенью. И оно так неожиданно было прервано Пчёлой, ввалившимся в спальню Лизы. Доброе, блин, утро…

— Пора, красавица… Вставай! — интонацией парень пытался воспроизводить едва ли не «Мороз и солнце». — Гимн для верности врубить?

— Всегда знала, что в душе ты поэт, — замогильной интонацией, не предвещающей Пчёлкину ничего хорошего, ответила на приветствие Лиза, — но ты помнишь о судьбе нашего всего?

— Не-а, в душе я разведчик, — Пчёла припомнил тему своего школьного сочинения, — мне даже комиссия поверила, хоть врал, как сивый мерин.

— Лучше бы тебе военком не поверил. Зачем так рано зад с дивана поднял, а? — само по себе удивительно, что Витя не спал в такое время. — Сказку о спящей красавице помнишь, Пчёл?

— Ты хотела сказать… Сказку о ленивой жопе? — ехидно поинтересовался Витя, продолжая маленькую победоносную войну. — Шевелись, рыбина! Солнце в зените…

— Блин, будильник, твою мать, — Лиза бросила подушку на кровать, и прошлепала к шкафу с зеркалом. — Ты безнадежен! Иди спать! — отражение в зеркале глянуло на Лизавету не слишком довольными ярко-голубыми глазищами. — Ну и видок…

— Не, жрать хочу, как гражданин какого-нибудь Гондураса, — Пчёлкин плюхнулся на кровать рядом, — а ты, бля, дрыхнешь! — по опухшему лицу Пчёлкина было ясно, что он и сам недавно проснулся, а родители смотались на дачу утренней электричкой. — Лизк, улей страдает! Мамочка на дачу отчалила, так бы шел мозги