Париж Наполеона Бонапарта. Путеводитель - Сергей Нечаев

Жорж Кадудаль на самом деле был опасным заговорщиком, одним из вождей шуанов, человеком мужественным и преданным Бурбонам. Он активно боролся против республиканцев в Вандее, установил отношения с роялистами в Англии, в 1799 году пытался поднять восстание в Бретани, но после поражения при Граншане бежал в Лондон. Там он был очень хорошо встречен и назначен генерал-лейтенантом королевской армии.

В 1803 году Жорж Кадудаль был направлен в Париж для организации нападения на первого консула. Однако, как мы уже знаем, заговор был раскрыт, и Жорж Кадудаль в марте 1804 года был арестован и вскоре приговорен к смертной казни.

С генералами Моро и Пишегрю все обстояло совсем не так однозначно.

Знаменитый и очень популярный в армии, Жан-Виктор Моро вообще не имел никакого отношения к заговорщикам. Считается, что Наполеон, видевший в Моро одного из своих главных соперников, обвинил его в участии в заговоре Жоржа Кадудаля намеренно, дабы устранить возможного конкурента. В результате прославленный генерал без всяких на то оснований был арестован и приговорен к тюремному заключению, которое потом заменили изгнанием из страны.

Генерал Пишегрю имел не меньше заслуг перед революцией и был боевым товарищем Моро. Его главной виной оказалось то, что он согласился организовать в Париже встречу Моро с Жоржем Кадудалем. Встреча эта состоялась, генерал Моро решительно отверг предложение Кадудаля, вот, собственно, и все.

В ночь с 27 на 28 февраля 1804 года Пишегрю также был арестован.

По свидетельству личного секретаря Наполеона Бурьенна, Пишегрю отказался подписывать какие-либо бумаги. В своих «Мемуарах» Бурьенн пишет:

«Он сказал, что в этом нет необходимости, что он знает все средства, все махинации полиции и боится, что все уничтожат при помощи химических реактивов, а оставят лишь его подпись, а потом допишут все, что необходимо».

После этого генерал не ответил ни на один из вопросов, решив принять вид человека, настолько погруженного в мысли о своем бедственном положении, чтобы не замечать ничего вокруг себя. Его отправили в тюрьму Тампль, откуда живым ему уже не суждено было выйти.

В тюрьме допросы следовали один за другим, но Пишегрю решительно отказывался что-либо сообщить полиции. Стендаль в книге «Жизнь Наполеона» приводит такой факт:

«Говорят, будто Пишегрю был подвергнут пытке, будто ружейными курками ему сдавливали большие пальцы обеих рук».

Все было бесполезно. Тот же Стендаль констатирует:

«Надо сказать, что расчет посредством пытки добиться важных признаний не оправдывается, когда дело идет о людях такого закала, как Пишегрю».

Тем временем аресты шли один за другим. Тюрьма Тампль вскоре оказалась настолько переполненной, что многих пришлось перераспределить по другим тюрьмам. Допросы велись круглосуточно.

* * *

Рано утром 6 апреля 1804 года случилось непоправимое: генерал Пишегрю был найден в своей камере, удавленный собственным галстуком.

Генерал Савари, дежуривший в тот день у первого консула, узнал об этом из записки офицера жандармерии, командовавшего охраной в тюрьме Тампль. Савари тут же явился к Наполеону и показал ему эту записку. Пробежав глазами записку, Наполеон с презрением воскликнул:

– Прекрасный конец завоевателя Голландии!

Потом он обратился к своему адъютанту:

– У вас есть какие-либо детали случившегося?

– Пока нет, – ответил Савари.

– Хорошо, – сказал Наполеон, – езжайте в Тампль, разузнайте все и быстрее возвращайтесь назад.

Савари незамедлительно прибыл в тюрьму и в сопровождении директора тюрьмы Фоконнье и доктора Супэ вошел в камеру Пишегрю. Смерть генерала оказалась весьма и весьма странной. В протоколе осмотра тела записано следующее:

Фрагмент работы Ж. Моро де Тура «Смерть генерала Пишегрю»

«У него на шее был галстук из черного шелка, под который была пропущена палка длиной примерно сорок сантиметров и диаметром четыре-пять сантиметров. Эта палка была провернута несколько раз и упиралась в левую щеку, на которой он лежал, что и привело к удушению, достаточному для наступления смерти».

Проще говоря, при помощи палки, вставленной под нашейный галстук и провернутой несколько раз, Пишегрю якобы сам сдавил себе горло так, что задохнулся. Оригинальный способ самоубийства? Но даже если и допустить столь экстравагантный способ сведения счетов с жизнью, то откуда заключенный, у которого обычно отбирается все, что хоть отдаленно напоминает оружие, мог взять в тюремной камере полуметровую палку? Как говорится, все это вопросы, не требующие ответа.

Надо сказать, что, выдержав не менее десяти допросов, Пишегрю не выдал своим мучителям никого, утверждая, что он невиновен и все, что с ним происходит, – это провокация полиции. Более того, он из раза в раз повторял, что если его считают преступником, то он готов говорить, но только перед трибуналом в открытом судебном процессе. Секретарь Наполеона Бурьенн, хорошо знавший Пишегрю, вспоминает:

«Я совершенно точно знал, что во время допросов Пишегрю, всегда внимательный к тому, чтобы не сказать ничего, что могло бы повредить таким же арестованным, как и он, не пощадил того, кто его преследовал и кто желал его смерти. Он заявил, что откроет глаза общественности на отвратительную паутину заговора, в который его втянула полиция».

По словам того же Бурьенна, страх, который вызвало проявление столь решительной откровенности, ускорил смерть Пишегрю.

Опасной была возможная встреча Моро и Пишегрю на судебном процессе. Первый был великим полководцем, но скромным и далеким от политики. Второй же был активным и конкретным; он мог спокойно высказываться против правительства, обожал публичные выступления, был обожаем солдатами.

И что было ему ответить, если бы он заявил: «Мы жертвы тайной полиции и агентов-провокаторов. Я прибыл в Париж потому, что полиция сама открыла мне двери, чтобы затянуть меня в этот заговор»?

Бурьенн уверен, что Пишегрю был убит в своей тюремной камере. В его «Мемуарах» имеется следующая фраза:

«Для меня совершенно очевидно, что Пишегрю был задушен в тюрьме, и любая мысль о самоубийстве кажется мне недопустимой».

После этого он задается вопросом:

«Есть ли у меня основанные на фактах материальные доказательства? Нет, но сопоставление фактов и соединение вероятностей не оставляют сомнений относительно этого трагического события».

В подтверждение своей правоты Бурьенн приводит следующие доводы: во-первых, допросы Пишегрю проводились тайно и никогда не были опубликованы, следовательно, он говорил что-то такое, что никак нельзя было обнародовать.

Во-вторых, Пишегрю угрожал раскрыть на суде обстоятельства псевдозаговора, подготовленного полицией, и его истинные цели, а этого допускать было никак нельзя.

Похоже, его смерть была необходима, и эта необходимость и стала ее главной причиной.

«Мемуары» Луи Фош-Бореля не являются самым достоверным из источников, но он был связан с полицией. Вот его слова:

«Пишегрю был убит; убийство совершил Спон, бригадир элитной жандармерии, пришедший в тюрьму в сопровождении жандармов… Спон воевал в Египте и был доверенным лицом Савари».

Далее Фош-Борель рассказывает, что накануне смерти Пишегрю он играл в карты с директором тюрьмы Фоконнье. Дело было в соседней комнате. Они прекрасно слышали шум борьбы, которая длилась несколько минут. Фоконнье выбежал посмотреть, что происходит, а когда вернулся, губы его дрожали и он не мог вымолвить ни слова.

Жермена де Сталь, как всегда, обвиняет во всем Наполеона. Она пишет:

«Когда следствие по делу о заговоре только начиналось, газетчики оповестили всю Европу, что Пишегрю удавился в тюрьме Тампль. Во всех газетах появился чудовищно нелепый протокол, полный анатомических подробностей. Творцы этой лжи не сумели придать ей правдоподобный характер; недаром говорят, что в иных обстоятельствах преступление смущает даже тех, кто с самым невозмутимым видом хвастает готовностью его совершить. Известно почти наверняка, что задушить генерала Пишегрю было поручено одному из мамелюков Бонапарта, а приказ ему отдал Савари. Отважный генерал уже много дней томился в тюрьме, лишающей мужества даже величайших храбрецов. Вообразите же, что он почувствовал, когда подлые трусы явились убивать его, а он не мог даже надеяться, что друзья узнают, какой смертью он умер, что они отомстят за него и не позволят надругаться над его памятью?»

Насильственной считал смерть Пишегрю и Талейран. В своих «Мемуарах» он пишет:

«Насильственная, необъяснимая смерть Пишегрю, средства, примененные для того, чтобы добиться осуждения Моро, могли быть оправданы политической необходимостью; но убийство герцога Энгиенского, совершенное только для того, чтобы привлечь на свою сторону и стать в ряды тех, кого смерть Людовика XVI заставляла бояться всякой власти, исходящей не от них, – убийство это, говорю я, не могло быть и никогда не было ни прощено, ни забыто».