Продолжение не следует - Алексей Михайлович Курбак

них в квартире на шестом этаже и унитаз постоянно журчал, и краны то подтекали, то требовали титанических усилий при открывании-закрывании. Но это их особо не беспокоило, ну, поноет Лена день-другой, да и успокоится понемногу…

Счетчиков на воду тогда не знали, платили по факту наличия кранов с трубами, а расход — как Бог на душу положит, в ЖЭКе сами посчитают, копейкой больше-меньше, поэтому, сами понимаете…

А вот сток, особенно на кухне, в советские времена был устроен по-особенному: этакая шаткая коленчатая конструкция из плотных черных пластиковых труб, с переходом в чугунные. Ну, и сифон, естественно.

Так у наших друзей упомянутый Кузя любил под кухонный сток забраться и спинку о трубу-сифон почесать. И при этом периодически там начинало слегка подкапывать. Не струей, напора ведь нету, так, по чуть-чуть. А он потом под капельки подставлялся и типа умывался, Лена говорила — душ принимает. Чистю-ю-уля наш. Под мойкой было открыто, кто заметил капли, тот и поправил трубу, и опять порядок.

Как-то собрались они отъехать более чем на двое суток — на дачу, что ли. Кузя, понятно, дома оставался, а что — ему еды-воды положат-нальют, лоток у него в туалете свой имеется; за хозяина, словом. Собрались по-быстрому, да и поехали.

Последней из кухни уходила их восьмилетняя дочка Маринка. Она — то ли попила, то ли чашку сполоснула, а кран надежно прижать — какие у нее силенки? Струйка, видимо, и осталась, ну не на пол же, чего там…

Соседи снизу, те с месяц как на своей кухне ремонт произвели. С шикарной отделкой стен-пола-потолка, шкафчики там опять же всякие, вытяжка. Супер! Тогда называлось «евро».

Деньги вбухали, конечно, но дело-то стоящее. Не нарадовались, одно слово. Так они тоже на дачу подались.

А Кузя тем временем хобби своим и занялся…

Ну, прошли эти дни-ночи. Вернулись все. Соседи снизу, те первыми приехали. Когда наши в лифте поднялись, этот мужчина их уже у двери поджидал. С соответствующим выражением лица. И калькулятором…

Лена потом говорила, что за тот Кузин душ они могли всей семьей в сауну-люкс с бассейном полгода каждый день ходить!

А Сашино отношение к сантехнике с тех пор иначе как трепетным не назовешь.

Вот такая капель. Красота, говорите? Это как посмотреть…

Не все коту масленица

(не Островский)

Мир тесен. Банально, избито, но — на все времена. Опять же известно: пресловутая теснота служит основой доброй половины анекдотов, а заодно — самых разнообразных жизненных коллизий, крутых поворотов и виражей.

Эмоциональная окраска виража может ощутимо разниться. Так, легко вообразить восторг на лице проктолога или уролога, обнаружившего в очереди к своему кабинету инспектора ГАИ, накануне немилосердно оштрафовавшего за пустячное нарушение.

Не менее представимо уныние уже почти счастливых сослуживцев пола «М+Ж», попавших в совместную командировку. Кафе-бар в шаге от гостиницы, предвкушение сладостно-адюльтерной сцены. И тут на пороге возникает, предположим, муж…

Одной женщине досталось необычное для наших мест имя. Камила. Именно так, с одним «Л». Почему вдруг ее родителям в малороссийской глубинке подобное взбрело в голову — тайна, покрытая мраком. Вероятнее всего, сказалось влияние Дюма (на мать). И возлияние (счастливого отца). Маме виделся французский вариант, но вследствие избытка папиной радости вышла подмена. При записи в «метрике» была упущена вторая буковка, вот и приобрело имя новорожденной вместо парижского шарма багдадский. Или каирский.

Но полным именем ее практически никогда не называли, только сокращенно — Мила. Причина проста — в свои «под тридцать» Мила была на редкость милА. Хороша неброской, очень земной красотой, при этом приветлива и добродушна.

Для классических «девяносто-шестьдесят-девяносто», пожалуй, тонковата, высоковата, но вполне пропорциональна. Отметим правильное лицо, яркие даже без помады губы, ровные зубки, изящный носик, большие серые с искоркой глаза, пышные темно-русые волосы. А еще — хорошая осанка, легкая походка…

Редкий мужчина, разминувшись с Милой на улице, не ловил себя на желании обернуться. И женщины поглядывали, побуждаемые несколько иными чувствами.

К тому же — аккуратная хозяйка, хотя и не чистюля. И мама добрая, в меру строгая к дочери. Но, с точки зрения супруга, имелся-таки минус, перечеркивавший все ее достоинства. О нем чуть позже.

Подрастающая дошкольница Вика пошла в мать, обещая стать со временем такой же красавицей. А от отца девочке досталась родинка на щечке.

Вадик восхищался — то, что надо! Изюминка! Никто не усомнится — моя!

Он — я вам скажу, экземпляр… Мужская красота тоже имеет право на существование, и Милин муж являл собой ходячее воплощение.

Вадим был высоким, стройным, подтянутым офицером. В звании самом что ни на есть военном — капитан. Мечта! Больше звезд на плечах просто не бывает. Пусть небольшие, зато — полные погоны. И петлицы артиллерийские, замечательно красивые: скрещенные стволы старинных орудий.

Наш капитан и лицом вышел на славу. Четкие черты, белозубая открытая улыбка. Мужественный взгляд глаз «чайного цвета». При этом — яркий брюнет с ранней, придающей пикантности проседью. И на правой щеке, чуть ниже наружного угла глаза — родинка. С копейку. Почти идеально круглая, темно-кофейная.

Когда улыбался, у него из-за пятнышка возникало выражение несправедливо обиженного спаниеля. Ко всему прочему Вадик прекрасно танцевал, пел под гитару бархатным баритоном. Гусар!

По военной специальности он был, как сам выражался, «цветоводом». Имел под началом батарею самоходок «Акация». В Советской Армии пушки побольше и пострашнее именовались всякими лютиками-цветочками. Видимо, для маскировки и секретности.

Выйдя замуж за симпатичного лейтенанта, которого помнила пареньком, учившимся в школе классом старше, Мила вскоре узнала: военная служба опасна и трудна. У строевых, кадровых командиров — особенно. Кроме прочих трудностей есть еще тяготы и лишения, связанные с выездами на полигоны, стрельбами, маршами, дежурствами, караулами, нарядами, и так далее до бесконечности. Поэтому офицер, всерьез посвятивший свою жизнь армии, себе (и жене) не принадлежит. Даже по ночам.

И Мила не удивлялась, когда ее любимый и единственный частенько не ночевал дома. Она все понимала и не роптала. Отдельные детали его образа мыслей и жизни до поры были ей неизвестны. Да супруге, как оказалось, их бы лучше вовсе не знать.

Наш «комбат, е-комбат» имел в характере и поведении интересный ноюанс, следствием коего и стал серьезный «недостаток» жены. Непоправимый женский изъян, впрочем, не реальный, а скорее анекдотический.

«Своя!» Как много в этом слове… Бородатая, но вечная история: «и красивая ты, и ласковая, и готовишь… была б чужая — тебе цены бы не было!»

Дело в том, что Вадик был ходоком. Не в смысле