Конан – гладиатор - Леонард Карпентер

Пьяные жалобы отставного силача прервал некий звук, заставивший всю труппу мигом вскочить на ноги: на улице раздались резкие раздраженные голоса. Бардольф и Сатильда первыми сорвались с мест и вылетели наружу, за полотняную занавеску. Конан с Иокастой живо последовали за ними. Рогант тоже силился приподняться со своего ложа, но больше для виду. Боль в плече и хмель мешали ему.

В нескольких десятках шагов от арены собралась плотная толпа, перегородившая движение пешеходов. Люди сгрудились вокруг продолговатого клочка земли, огороженного натянутыми веревками. Так обычно огораживают место, где что-то показывают или происходит игра. Однако пока больше смахивало на яростный спор. Толпа участвовала по мере сил, громогласно подзадоривая и осуждая.

— Что за дурацкая манера швырять, что попало и портить чужое выступление! — возмущался владелец загородки. По-видимому, он рассчитывал на сочувствие любителей цирка, гулявших вокруг, — Я демонстрировал искусство метания ножей, а не грубую драку на топорах! Посмотри, ты же всю мишень мне испохабил!

С этими словами метатель ножей поднял для всеобщего обозрения деревянный раскрашенный диск. Вся середина его была расщеплена и проломлена. Вокруг виднелись царапины и небольшие проколы от ножей.

— Ну и что? — преспокойно возразил тот, к кому он обращался. — Бросок-то ведь был неплох и попал прямо в цель! — Это был стройный, уверенный в себе юноша. Он оглядел толпу и добавил: — К тому же я все равно побью тебя в любом виде метания. На ножах или на топориках, по стоячей мишени или по движущейся — мне все едино. Тебя или кого угодно из твоей труппы обманщиков…

— Правильно, Дат! — послышались разгоряченные голоса. — Покажи этим циркачам, что значит настоящее умение!

Парень, по-видимому, был местным хулиганом. Не какой-нибудь батрак с фермы или гостиничный конюх с навозом на сапогах и овсом, запутавшимся в волосах. Такие обычно торчат в тавернах и на перекрестках и зарабатывают на жизнь отнюдь не честным трудом. На поясе у него красовался целый набор топориков, отполированных до серебристого блеска. За спиной Дата стояли два парня помладше и две деревенские девушки. Все они ухмылялись, поглядывая, друг на дружку, и презрительно косились на сторонников метателя.

Между тем этот последний был не кто иной, как молодой акробат Фатуфар, один из напарников Сатильды: когда случались перерывы, он подрабатывал на стороне. Прохожим предлагалось попытать счастья за грошик, метнув два-три коротких стальных ножа в разрисованную мишень. Фатуфар доставал ножи из поясного кошеля, стоя перед барьером. Мишень располагалась в дальнем конце загородки, а по сторонам ее была развешана грубая потрепанная мешковина: ловить ножи, не попавшие в цель.

Стычка произошла только что. Фатуфар как раз отошел собрать разбросанные ножи, и тут-то, откуда ни возьмись, появился нахальный Дат и запустил свой топорик. Топорик просвистел мимо головы акробата и воткнулся точно в центр мишени, разнеся ее при этом в щепы.

До драки пока еще не дошло, так, что подбежавшие циркачи остались стоять по сторонам ограждения. Все, кроме Ладдхью, сразу вышедшего на середину, — причем его гость, облаченный в щегольские шелка, по-прежнему, находился при нем. Пикировка между Датом и Фатуфаром тем временем велась уже по принципу «на что спорим?», и цирковой мастер уловил аромат возможной прибыли.

— Если ты хочешь честного состязания, за мной ведь не заржавеет, — говорил Фатуфар. — Вот этот кошелек с деньгами — порука тому, что я переплюну любой бросок, какой ты сумеешь изобразить. Ставлю пять серебряных шекелей! Надеюсь, у тебя есть чем ответить?

— Запросто! — ответствовал Дат.

На взгляд Конана (а взгляд у бывалого вора был наметанный), кошелек на поясе юного сорвиголовы выглядел достаточно тощим. Но вот Дат обернулся к толпе, и сейчас же навстречу протянулось с полдюжины рук, причем почти в каждой блестели серебряные монеты.

— Давай, Дат! — слышались голоса. — Проучи его хорошенько!..

— Ставлю пять медяков на сендайца! — азартно выкрикивал кто-то. — Он, конечно, тот еще безобразник, но топорик у него сам в руке скачет!

Пять шекелей вскоре были собраны, и Ладдхью принял ставки на сохранение. Человек в феске — персона, видимо, не из последних — поручился за честность боссонца. Циркачи, не понаслышке знавшие искусство своего товарища, потихоньку бились с местными об заклад, рассыпавшись в толпе. Двое метателей обсуждали последние детали соревнования.

— Выбирай мишень по своему вкусу! — предложил Фатуфар. — Я брошу не хуже или превзойду твой бросок, причем обоими ножами!

— Бросай первым свои ножи, а я посрамлю тебя топориком, бросок за бросок, — ответил Дат. — А чтобы было повеселей, давай поставим туда девчонку! — И он снова оглянулся на толпу: — Эй, Яна! Ты ведь знаешь, крошка, что я тебя не обижу!

Девчонка была из тех, что держались подле него, — худенькая, большеглазая, с волосами, уложенными в кудряшки с помощью масла. Ради праздника она была одета в белое хлопчатое платье. Наряд Яны дополняли черепаховые заколки и медные браслеты, очень шедшие к ее изящным загорелым рукам и лодыжкам. Она вышла вперед без малейшего страха или хотя бы сомнения.

Дат дружески обнял ее за талию и препроводил девушку в загородку.

— Шевелись, циркач! — через плечо бросил он Фатуфару. — Тащи свою мишень и давай вместе покажем этим разиням кое-что такое, что они не скоро забудут!

Фатуфар повесил мишень на металлический крючок, прибитый к вертикальному столбу. Дат подвел Яну к тому же столбу… и, обхватив веревочными петлями ее руки, надел середину веревки на тот же самый крючок. Яна осталась стоять на цыпочках, с руками, вытянутыми над головой, лицом к толпе.

На круглом деревянном щите было нарисовано пять кругов: белый посередине, как раз там, где теперь зияла дыра, и четыре красных — сверху, снизу и по сторонам. Девушка, поставленная перед мишенью, закрывала собой верхний и нижний круги, так что остались видны только боковые.

— Вот и отлично! — указывая на них, заявил Дат. — Стой смирно и верь мне: все будет в порядке! — предупредил он привязанную Яну.

Потом небрежно обнял ее, чмокнул в щеку и отошел обратно к барьеру.

— Мишень вообще-то неважная, — сообщил он Фатуфару. — Даже слепой попадет! — И добавил под руку: — Только не трусь поранить девчонку, это может испортить тебе бросок. Да что ее жалеть? Она простая деревенская девка.

Собравшийся народ только таращил глаза: многие, поддавшись первому воодушевлению, уже поставили деньги на паршивую овцу всей деревни — Дата, а теперь начинали об этом жалеть. Если у Яны и была семья, то здесь она, по крайней мере, отсутствовала. Никто не возмущался и не кричал, пока Фатуфар готовил ножи.