К вам и сразу обратно - Олег Куваев

– За битого двух небитых дают, – сказал Мишка и сел на диван. От него хорошо пахло морозом. – Опиши-ка мне этих голубчиков.

– Зачем?

– Для ребят, которые ими займутся. Ты там, на озере, одичал, а у нас тут драки повывелись. Строго у нас. Ребята из дружины их вмиг накопытят.

– К чертям их, – сказал Андрей. – Подонки. Прощаю я их. Я же говорил, что мы всепрощенцы. Которые рыбаки.

– Я бы понял, если бы ты сам решил с ними сквитаться. Но ты ж улетишь, – помолчав, сказал Мишка. – Кстати, билет ты еще не сдал?

– Нет.

– Что-то совсем не так. Давай поедем на твое озеро. Организуем настоящую рыбацкую бригаду. Женщин с собой заберем. И…

– Грачин зарезал твой материал.

– Да. Сходил к Поддубенко и сказал, что я очерняю. Тот наложил «вето». Я в конверт и отправил в область.

– Твое право. Скоро и оно помогать не будет. Грачину что дороже: его авторитет или ты?

Мишка помолчал и вдруг сказал зло:

– Это ты смылся, а не я. А я уж буду стоять до конца. И посмотрим еще… Мой рог еще не обломан. И потом у меня здесь дом и… семья. Скоро будет.

– Ребенок ты, Мишка.

– Пойду я. Пойду, а то сегодня мы с тобой поругаемся. Мозги тебе, что ли, перетряхнули вчера. Вроде не ты, а так… холодец на блюде. Нет, я уйду от греха.

– Проводить-то придешь?

– Дурак. Я на трапе у тебя ключи заберу. От озерной избушки. Пойду туда, натащу дров и буду неделю лежать. Слушать пургу и думать. И найду смысл жизни. За неделю найду.

– Для избушки ты слабоват, Мишка. Там в одиночку. А ты без людей не умеешь. Ну ладно. До завтра. Я к Шакунову пойду. Проститься.

– Нет Шакунова, – тихо сказала Надя из кухни. – На мысу трактор с товаром под лед ушел. Он спасать улетел.

– А ты откуда?…

– Я там работаю. На приемке пушнины.

– Ух! – передернулся Мишка. – Ночь у человека провел, даже это узнать поленился. Замерз ты там, что ли, в своей избе. Ушел я отсюда.

Андрей открыл глаза. Окно было серым. Он медленно повернул голову и увидел Надю. Она сидела на раскладушке, уткнув подбородок в колени. Глаза ее были распахнуты прямо на него, но она, наверное, ничего не видела.

– Ты не спишь?

– Нет, – коротко вздохнув, ответила она, – Сколько сейчас времени?

– Наверное, около девяти.

Далеко заработал авиационный мотор. Рев его наливался глухой мощью, потом сразу перешел на высокие ноты и стал стремительно приближаться. Домик затрясся, самолет пронесся низко над ним, и грохот быстро заглох.

– Это борт на Ледяной, он всегда проходит над нашим домом, – сказала Надя. – Сейчас половина десятого.

Андрей встал, нашел на столе папиросы и спички, закурил, потом налил холодного кофе и подошел к окну. Отсюда хорошо было видно гряду сопок, замыкающих с севера котловину, где лежал поселок. Над белыми вершинами их торчали кекуры, а выше, в зеленоватом небе, неподвижно висело одинокое облако. Где-то за сопкой поднималось солнце, и лучи его подсвечивали облако розовым и синим.

Неслышно подошла Надя и опустила ладони с переплетенными пальцами Андрею на плечо.

– Я никогда не видела живых ежей, – сказала она. – А говорят, эти сопки похожи на них.

– Да, похожи.

– Сегодня улетишь?

– Сегодня. Если будет погода.

– Когда это облако, обычно день солнечный.

– Облако-талисман. Посмотрим. Надя промолчала.

Андрей осторожно освободился от ее рук, отошел, сел на тахту.

– Беда-то какая, – тихо сказал Андрей. – Где дом наш и хлеб.

– Что?

– Познакомиться нам с тобой было надо или на два года раньше, или, может, через… Так в семьдесят пятом…

И опять Надя промолчала.

Этот смутный и страшный день все же начался и медленно набирал силу. Облако в самом деле оказалось талисманом. Солнце висело над сопками, уже собираясь скатываться вниз, и последние его лучи плясали на снегу, и от них шли мириады брызг. В отделе перевозок плавал папиросный туман.

– Сообщайте друг другу последние истины, – сказала Леля. – Я займусь делом.

Она забрала у Андрея билет и унырнула в табачный туман его регистрировать.

В углу, в клубах дыма, на рюкзаках и раскинутых спальных мешках сидели бородатые парни. Один держал в руках видавшую виды гитару. Второй, поглядывая на остальных, поблескивая зубами в улыбке, на разостланной газетке расставлял стаканы, соленые огурцы, колбасу, бутылки «Зверобоя». Это были те, кто прошел полевой сезон, и теперь начальство перебрасывало их на зимнюю капитальную разведку куда-нибудь за сотни верст, где сейчас в сторожких замерзших лиственницах стоят натянутые на каркас большие палатки, над крышами палаток торчат трубы и из труб не идет дым, потому что все на разведке, где ухают взрывы и вышвырнутый из шурфов грунт темными веерами усеивает снег, и вздрагивает тайга, а вечером эти палатки будут светиться насквозь, и видны звезды и людские тени, отделенные от мороза тканью палаток. Весной же они снова очутятся здесь, и вертолеты расшвыряют их на лето по тундре, тайге в нехоженые места. Извечный цикл работяги при геологии. Тот, с гитарой, с улыбкой смотрел на накрывающего «стол» товарища, дергал тихонько струны и пел:

Она ушла? Не надо, не зови, На нитях чувств, оборванных однажды, Как ни вяжи, останутся узлы – Иссякший ключ не утоляет жажды. Забыть не можешь? Покупай билет. Твое лекарство – звезды над снегами, Огни костров, зверей таежных след И сотни верст, отмеренных ногами…

– Ах, черт, – поежился Андрей. – Такое чувство, как будто предал кого. Улететь бы, что ли, скорее.

– Держи. Посадочный тоже тут, – Леля вынырнула из толпы. – Через сорок минут посадка.

– Сорок минут… – сказал Андрей. – Вот что: дуйте домой, не травите душу.

– Не-е, – помотал головой Мишка. – Ты у меня будешь терпеть до конца. – Где «зверя» брали, ребята? – спросил он у крайнего из геологических парней.

– В летнем. Тут рядом.

Магазинчик был маленький и тесный, тут никогда не продавали спиртное, а сегодня в витрине стояли «Зверобой» и портвейн. Очередь была человек семь. И еще какой-то парень лез без очереди. Он был сильно пьян. Лез и бубнил:

Пусти, ну, пусти, самолет ждет, Мне на Катык лететь, понял?

Андрей встал в очередь, а парень все лез и кричал, что ему надо лететь на Катык.

– Тебя вышвырнут с Катыка, – сказал Мишка. – Ты знаешь, какие там ребята?

Парень повернулся, посмотрел на Мишку:

– Все знаю.

– Тебе начальник из самолета не даст выйти, не любит он, когда с водкой прилетают.

В магазине было сумрачно, но Андрей узнал этого парня. Это был он, «знакомый» из закусочной «Север». Но что теперь делать? Не драться же на потеху окружающей публики с пьяным. И провались он пропадом, пусть летит своей дорогой, не до него сейчас.

– Вот этот голубчик меня благословил на прощание, – сказал он Мишке.

– Ну, пусти! – опять полез тот к прилавку.

Его пустили. Он насовал во все карманы бутылки и пошел к двери. По дороге глянул на Мишку.

– Я тебя еще повидаю.

Очередь рассасывалась, осталось два человека.

– Не курите, ребята, – попросила продавщица. – Ради бога. Голова уже кругом идет.

– Не горит она, – показал Мишка папиросу. – Но я выйду, давай, Андрей, быстрее.

– Ладно, подожди на улице, – кивнул Андрей. Подошла очередь, он взял бутылку портвейна. – Закусить чего?

– Вон конфет дайте грамм триста. «Мишек». Продавщица упаковала конфеты в кулек, протянула Андрею, тот сунул его в карман и вышел на улицу.

Солнечные лучи сверкали и переливались в снежной белизне, и Андрей невольно прищурил глаза и так, ничего не видя, услышал крики, а когда глаза чуть привыкли к яркому свету, он увидел быстро растущую толпу. Крики прекратились, только толпа все увеличивалась, и над ней висел одинокий женский голос. Потом умолк и он, Андрей, пошел прямо в толпу. Там стояли один из бородатых ребят и еще парень в летной куртке, а менаду ними, намертво схваченный за запястья, вихлялся, неестественно выворачивая суставы, тот самый из «Севера». Он был без шапки, в распахнутой телогрейке, в карманах брюк торчали горлышки бутылок. Русые волосы падали ему на лицо, а из сжатых пальцев правой руки торчало тонкое лезвие, окрашенное красным. Ребята завернули ему руки назад, вырвали нож, и только тогда Андрей посмотрел вниз.

Мишка лежал на спине, на коленях перед ним стояла Надя и, обхватив за плечи, пыталась приподнять, и видно было, как быстро набухает кровью снег под лопатками Мишки.

Леля стояла рядом, и по лицу ее разлилось жуткое бессмысленное спокойствие.

– Он к девчатам приставал, – говорили в толпе.

– Ну да, а этот заступился…

– А он выматерился и отошел… Кто бы мог подумать…

– Достал нож и сзади…

– Вот сволочь… все они сзади…

Андрей опустился на колени рядом с Надей и взял Мишкину руку, она была теплой и вялой, и кончики пальцев были белыми, а ладони еще налиты жизнью…

Где-то далеко возник стремительный тоскливый вой, рос, ширился, захватывая все вокруг, и так же стремительно, как возник, оборвался совсем рядом… Еще Андрей запомнил, что от группы, уводившей парня, отделился Костенька Раев, кинул взгляд на лежащего Мишку и спросил: