Игра - О. Кромер

– Раздевайся.

Он снял куртку, скомкал в руках. Рядом с ней он казался себе неуклюжим переростком. Она забрала куртку, отошла на два шага, осмотрела его, сказала:

– Краси-и-вый.

Сергей достал из кармана галстук, молча протянул ей. Она подошла поближе, подняла воротник рубашки, набросила галстук ему на шею. Пахло от нее ее всегдашним весенним запахом, наверное, это были какие-то удивительные духи. Он закрыл глаза и приказал себе забыть на сегодняшний вечер о магнитных полях, взял ее руки в свои, прижал к губам.

– Ника-сан, – позвал из кухни отец.

Вместе они прошли на кухню. Андрей Николаевич в белоснежной рубашке с подвернутыми рукавами, с галстуком, закинутым за спину, в цветастом фартуке копошился у плиты.

– Я делаю мисо-суп, вы должны его попробовать, – сообщил он Сергею.

– И не вздумайте сказать ему, что вам не понравилось, – произнес грудной женский голос у него за спиной.

Сергей обернулся. В углу за холодильником сидела женщина лет сорока, похожая на Нику, но более яркая, более броская.

– Анна Николаевна, тетя, – она протянула ему руку, он не понял, то ли для пожатия, то ли для поцелуя, и, не отважившись поцеловать, осторожно пожал.

Женщина смотрела на него с нескрываемым интересом.

– Я слышала, вы медик? – спросила она.

– Будущий, – покраснев, ответил он. Сейчас она спросит, на каком он курсе.

Но она не спросила, а сказала категорично:

– Не бывает бывших или будущих медиков. Это врожденное свойство, как цвет волос. Либо есть, либо нет.

– Тетя Аня тоже врач, – пояснила Ника.

– Да, – сказала женщина с удовольствием, – единственный человек, приносящий пользу в этой исключительно культурной семье.

– Тут ты не права, Анюта, – сказал от плиты Андрей Николаевич. – И насчет цвета волос ты тоже не права, я, например, – он провел рукой по лысине, – бывший брюнет.

Сергей не удержался, хихикнул.

– Ага! – воскликнула женщина. – Вы уже обратили его в свою веру. – Скажите, Сергей, вы тоже считаете, что человечество обречено на возврат в Средневековье без атташе по культуре?

Сергей неуверенно улыбнулся. Ника протянула ему вазу с салатом, велела отнести на стол.

– Какой стол? – удивился он.

– Там увидишь, – она толкнула его в сторону комнаты.

– Спасай, спасай своего приятеля, – сказала Анна Николаевна у него за спиной, – но помни, что бегство от спора есть признание поражения де-факто.

В комнате диван был отодвинут вплотную к полкам с книгами, посередине стоял стол под крахмальной скатертью, в висячей люстре впервые на его памяти горели все лампы, отражаясь в серебряных приборах и хрустальных бокалах на столе. Стол был накрыт на шесть персон. Сергей осмотрелся. Молодая девушка, немного старше Ники, стояла у книжной полки в углу и молча его разглядывала.

– Здравствуйте, – неуверенно сказал Сергей.

– Привет, – сказала девушка, – можешь не представляться, ты Никин бой.

– Кто я? – не понимая, переспросил он.

– Бойфренд. Приятель. Друг. Кавалер, ухажер, жених, любовник. Как скажешь, так и назовем.

– Лучше просто Сергей, – сказал он, покраснев.

– Прелесть, – сказала девушка, продолжая его разглядывать. – Просто прелесть. Молоденький, хорошенький, краснеет от слова «любовник». И где только Ника тебя нашла? У тебя друга не найдется свободного, для меня? Я ее сестра, кстати. Двоюродная.

– Очень приятно, – пробормотал Сергей, не зная, что еще сказать.

– Уже? – удивилась девушка. – А мне еще нет. Но скоро будет. Дядя Рюша об этом позаботится. Он тебе нравится?

– Кто?

– Дядя Рюша.

– Н-не знаю.

– Все зависит от твоего чувства юмора. У тебя есть чувство юмора?

Сергей пожал плечами.

– Этот вопрос похож на парадокс лжеца, – сказала она. – Если у тебя есть чувство юмора, ты должен ответить «нет», но это значит, что у тебя нет чувства юмора, и тогда ты должен ответить «да». Ты согласен?

– С чем? – спросил он, вконец запутавшись.

– Странно, – задумчиво произнесла девушка. – Вряд ли Ника могла взять себе в приятели полного болвана, но ты определенно производишь очень адекватное впечатление. А, понимаю, это я тебя так поразила своей красотой. Или умом. Так красотой или умом?

– М-м-м, – промычал Сергей, не зная, как от нее избавиться.

– Впечатление слишком сильное, видимо, и тем и другим, – серьезно сказала девушка. – Но ты не расстраивайся. Мои чары сильны, но – увы! – кратковременны.

Андрей Николаевич вошел в комнату, неся дымящуюся суповую миску.

– Я вижу, вы уже познакомились, – заметил он, глядя на Сергея с улыбкой, – и она уже успела заговорить тебя до смерти.

– Дядя Рюша! – укоризненно сказала она. – Во-первых, он еще жив, я наблюдаю у него как минимум три несовместимых с клинической смертью симптома: повышенное потоотделение, покраснение кожи и несвязность речи. Во-вторых, как ты мог подумать, что я познакомлюсь с молодым человеком, не будучи ему представлена?

Андрей Николаевич засмеялся, снял фартук, раскатал рукава рубашки, застегнул манжеты красивыми запонками.

– Уважаемый Сергей… э-э-э?

– Геннадьевич.

– Уважаемый Сергей Геннадьевич, разрешите представить вам мою племянницу, Наталью Александровну Волкову, студентку факультета журналистики.

Девушка томно улыбнулась, потупилась и сделала книксен.

Андрей Николаевич развернулся к ней, глаза у него смеялись, но говорил он совершенно серьезно:

– Уважаемая Наталья Александровна, разрешите вам представить Сергея Геннадьевича Долгова, друга нашего дома, студента-медика.

Сергей кивнул, не представляя, что делать еще.

– Вы должны шаркнуть ножкой, – сказала девушка.

Ника и Анна Николаевна вошли в комнату, неся большие красивые тарелки. От тарелок поднимался пар, и вся комната заполнилась пряным, щекочущим ноздри ароматом.

– Я вижу, Ташка, ты мальчика почти до слез довела, – сказала Анна Николаевна, ставя блюдо на стол.

– Еще нет, мама, – серьезно возразила девушка, – но я очень старалась.

Сергея посадили напротив Ники, Анна Николаевна села напротив брата, место напротив Натальи оставалось пустым, и, заметив, что Сергей на него поглядывает, она сказала:

– Это для папы. Сегодня я должна сидеть напротив него.

– Почему? – удивился Сергей.

– Потому что мне нужны новые сапоги, а он за едой добреет.

– Желаю успеха, – саркастически сказала ей мать, – добрый или злой, вряд ли он забудет, что это уже третья пара.

Наталья вздохнула, сказала Сергею доверительно:

– В нашей семье нет никакой солидарности. Никто меня не поддерживает. Вот ты как считаешь, сколько пар сапог должно быть у девушки?

– Столько, сколько надо, – неуверенно сказал Сергей.

– Ника, – провозгласила Наталья на весь стол, – ты сделала правильный выбор, выходи за него замуж, у тебя будет столько сапог, сколько тебе нужно.

Спас Сергея Андрей Николаевич, провозгласив, что мисо-суп надо есть горячим. Суп был похож по вкусу на уху из несвежей селедки, но Сергей напрягся и съел все. Анна Николаевна от мисо категорически отказалась, Наталья съела ложку, скривилась, сказала, что с прошлого года вкус не улучшился.

– Я начинаю подозревать, дядя Рюша, что проблема в твоих кулинарных способностях.

– Ты это и в прошлом году подозревала, – улыбнулся он.

– В таком случае, – скорбным тоном заявила она, – подозрение переходит в уверенность.

Все засмеялись.

За столом говорили о книгах, о фильмах. Ника притащила деревянный альбом, заговорили о родственниках, о семейной истории. Выпили в память Никиной мамы, Сергею показали ее фотографию – красивая молодая женщина в высокой прическе смотрела на него просто и весело. Пришел Натальин отец, Александр Владимирович, поздоровался с Сергеем за руку, сел за стол, потер руки, спросил:

– Суп из селедки уже съели?

Сергей улучил момент, когда Ника вышла в кухню, выскользнул из-за стола, прошел вслед за ней. Она что-то доставала из холодильника, но, почувствовав его присутствие, обернулась.

– Тебе не скучно? – спросила шепотом.

Он покачал головой.

На каблуках она была лишь чуть-чуть ниже его, и лицо ее было так близко, что он мог разглядеть собственное отражение в широко раскрытых зеленых глазах.

– Ты очень красивая, – тоже шепотом сказал он.

– «Роман в холодильнике» – так я назову свою первую книгу, – раздалось у него за спиной. – Вынь девушку из холодильника, Ромео, она простудится.

Наталья стояла в дверях кухни, держа в руках стопку грязных тарелок.

– Между прочим, я сама напросилась отнести посуду, – сказала она, – чтобы старшее поколение не обнаружило, чем вы тут занимаетесь. Но я разочарована: ничего интересного, я не буду писать о вас роман. Мой подвиг пропал втуне.