Денарий кесаря - Санин Евгений

            - А с людьми я и говорить даже не стал. Во-первых, сам видишь – без толку. А, во-вторых, здесь дома никому не нужны. Когда вы этот купили, в Покровке целых полгода эта новость – номер один была. Те, кому тут дома по наследству достались, знаешь, как тому, кто его вам продал, завидовали? Вон и сейчас один неплохой дом у пруда предлагают, за копейки считай, и то никому не нужен!

            - Да там хозяева такие буяницы – в смысле, буйные пьяницы и лентяи, что так им и надо! – презрительно поджала губы Лена, и Ваня, с упреком посмотрев на нее, строго сказал:

            - Между прочим, сегодня во время проповеди отец Михаил говорил, что тот, кто осуждает других во время поста, то словно и не постится!

            - Точно! – подтвердил Стас.

            - А я не осуждаю, а обличаю! – с вызовом начала было Лена, но Ваня остановил ее:

            - Ладно, слышал уже и не раз…

            Он встал из-за стола, поднес руку ко лбу, чтобы перекреститься, но не найдя в углу иконы, осуждающе покачал головой, перекрестился просто так и сказал:

            - Ты, Стасик, давай отдыхай с дороги. А нам с Ленкой пора и честь знать! Да, чуть не забыл! – одеваясь, вдруг вспомнил он: - Отец Михаил велел тебе тетрадь отца Тихона передать!

            - Он что меня – видел?! – сразу насторожился Стас, но тут же вспомнив о том, что услышал от Вани, махнул рукой: - А впрочем, какая теперь разница…

            - Есть разница! Он не только тебя видел, но и спросил, почему ты к нему не подошел. А тетрадь эту, как он сказал, - протянул толстую общую тетрадь Ваня, - тебе сам отец Тихон велел передать!

            - Когда?! – недоверчиво покосился на нее Стас.

            - Когда еще был жив!

            Стас, ничего не понимая, посмотрел на Ваню:

            - Ты, наверное, что-нибудь путаешь?

            Но Ваня был совершенно уверен в том, что говорил.

            - Да ничего я не путаю! – даже возмутился он. - Все передаю точно со слов отца Михаила. Когда отец Тихон давал ему перед смертью распоряжения насчет вещей в своей монастырской келии, то так прямо и сказал: «А тетрадь отдашь Стасу, когда он снова приедет в Покровское. Пусть прочитает ее и разберется…»

            - А, понимаю – во всем том, что тут написано? – уточнил Стас, видя, что тетрадь состоит из большого текста и обрывочных записей.

            - Да нет – в самом себе! – отрицательно покачал головой Ваня и, перехватив удивленный взгляд Стаса, добавил: - Это не я, а отец Михаил, точнее сам отец Тихон сказал…

8

Стас взял со стола тетрадь и раскрыл ее…

            Закрыв за друзьями дверь на защелку, Стас принялся ходить по пустому дому.

            Здесь все было так, как и в его последний приезд в Покровку. Тот же скрипучий деревянный пол. Маленькие окна с широкими подоконниками. Гулкие сени.

            Как будто ничего не изменилось.

            И, тем не менее, чего-то явно не хватало. Причем, самого главного. И он вдруг неожиданно понял, чего. Голосов отца и матери в родительской комнате.

            Вспомнив о родителях, он вздохнул, но чтобы не омрачать себе и без того далеко не новогоднее настроение: в конце концов, ведь это они обидели его, а не он их, махнул рукой:

            - А мне все равно!

            И упав прямо в обуви на кровать, принялся осматривать свою давно забытую комнату.

            Вся стена над кроватью была в журнальных и газетных вырезках. Фотографии президентов, генералов, министров, известных бизнесменов, курсы валют… Он приклеил их здесь, когда еще совсем мальчишкой размышлял, по совету отца, о смысле жизни. То есть, выбирал, как и для чего будет жить дальше. Кто-то из этих, самых известных тогда людей, теперь уже был в отставке, кто-то скрывался от правосудия, кто-то сидел в тюрьме, кого-то вообще уже не было на этом свете…

            - Надо же – и эти люди были для меня когда-то кумирами!– с усмешкой подумал Стас – Ничего, скоро они сами будут завидовать мне! Конечно, те, что еще живы…

            Мысль о том, что некоторые из тех, кто безучастно смотрел на него со стены, уже умерли, а Гиппократа, под скульптурным портретом которого он три года назад приписал «Император Деций», и вовсе нет уже больше, чем две тысячи лет, несколько омрачила его. Толку-то стараться, стремиться к власти, зарабатывать все больше и больше денег, наслаждаться жизнью, если все равно это когда-то закончится? Вернее, не кончится, а только начнется…

            Но он сразу постарался отогнать и эту мысль:

            - А мне все равно!

            Эта фраза всегда успокаивала его. Услышав ее от кого-то из старших приятелей, он уже год или два защищался ей, словно щитом, от всего, что не устраивало или раздражало его.

            Но на этот раз она прозвучала как-то неуверенно, и это озадачило Стаса.

            - Все равно! – решительнее повторил он, поднялся с кровати, включил портативный компьютер и, через свой мобильный телефон, подключился к интернету.

            - Ну, Ленка, ну Ленка… почти совсем обнулила счет… Теперь только бы денег хватило… – бормотал он, быстро, почти не глядя, нажимая на клавиши и, наконец, выдохнув: «Уф-ф!!», с облегчением откинулся на спинку стула. Денег на счету опять было столько, что можно разговаривать хоть с заграницей. Этому научил его один из старших дружков – знакомый программист. Он не то, что, перекидывал деньги с чужого счета на свой телефон, но и по-крупному зарабатывал, как сам говорил, взламывая небольшие банки.

            «Да, узнал бы отец, что я сейчас сделал… – усмехнулся он и зябко передернул плечами.… - А мама, наверное, вообще бы с ума сошла! И – то ли еще будет дальше? Хотя, конечно, с банками, то есть с законом, связываться я никогда не буду! Моя задача – только глобальный вирус! Иначе папа с мамой точно до славы своего сына не доживут!»

            Вспомнив снова родителей, Стас посмотрел на телефон, у которого Лене удалось-таки отключить звук, и озадаченно хмыкнул.

            Новых вызовов почему-то не было… Вернее, были, но – от забывших поздравить его друзей.

            Он хотел сказать: «А мне все равно!», но вслух неожиданно для него самого вырвалось:

            - Ничего не понимаю…

            Стас принялся ходить по пустым комнатам, пытаясь отвлечься. Можно, конечно, было выйти на улицу. Толку-то теперь дальше скрываться! Но там было холодно, скучно, неуютно…

            Мысли о родителях, о том, что ему еще предстоит держать перед ними ответ за побег, о том, что зря он сюда приехал, наконец, о той же Вечности, смешались, словно в калейдоскопе, который, как ни крути – каждый раз увидишь что-нибудь новое. Только там все узоры красивые, а тут – один мрачнее другого!

            В игры на компьютере играть не хотелось. Стас вообще не любил их, считая это детской забавой, недостойной его внимания, особенно учитывая цель, которая перед ним стояла.

            И тогда он решил прибегнуть к уже испытанному здесь, в этой самой комнате, средству. Почти три года назад, он тоже, чтобы отвлечься, начал читать повесть, написанную отцом Тихоном учительском почерком в тетради, очень похожей на ту, что передал ему сегодня Ваня…

            Он взял со стола тетрадь и раскрыл ее.

            Да, обложка была та же. Но сама тетрадь – совсем другой.

            В ней тоже была рукопись исторической повести или романа, но ее первые страницы, а потом все поля и кое-где обратные стороны мелкими-мелкими строчками покрывали дневниковые записи, чужие цитаты и собственные мысли отца Тихона. Речь шла о хорошо знакомом Стасу большом подмосковном городе, о школе, которые везде одинаковы, о нумизматическом клубе в Москве, где он частенько бывал, после того как получил паспорт, о домашних делах и жизненном пути отца Тихона, тогда еще учителя истории Василия Ивановича Голубева…

            И – удивительное дело: записи были совсем короткие, но все такие точные и ясные, что Стас без труда стал зримо восстанавливать события, которые, по странному совпадению, начались, судя по первой указанной дате, с того самого года, когда он появился на свет!

Глава вторая

  «Выгодный» заказ

1

  Разошедшуюся не на шутку женщину трудно было остановить…

            …Было еще темно, и в редких окнах отсыпавшегося после рабочей недели большого подмосковного города только-только начинал загораться свет, когда к автобусной остановке подбежал худощавый мужчина лет тридцати пяти. Самый первый автобус, с хрустом наехав на подмерзшую за ночь лужу - начинался апрель, уже не зима, но еще не весна - принял редкого в этот час пассажира и помчался дальше по пустынной дороге.

            Оглядевшись в поисках кондуктора, мужчина увидел, что женщина с большой черной сумкой, из которой высовывались разноцветные змейки билетов, дремлет в высоком боковом кресле. Он показал двум старушкам с пушистыми веточками верб десять копеек, что, мол, готов заплатить за проезд. И, с трудом переводя дыхание, сел у окна.