Сокрушитель (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

- Да, хорошо. А что по второй награде?

- О, тут довольно интересная ситуация. После побега из плена, я в госпитале лежал, недалеко от Рославля, две недели, уже слух вернулся, ходил сам, и тут делая гимнастику у окна, приседал, не хотел физически деградировать. Это слово мне врач подсказал. Тяжёлые нагрузки она запрещала, в голову отдавало, а такие можно. Так вот приседаю и вижу на дороге клубы пыли, и что-то знакомое, такие угловатые коробки только у немецкой техники. А у меня под подушкой трофейный бинокль. Трофеи - это святое. Глянул, а там немцы на перекрёстке поворачиваю к городу, где мой госпиталь находится, и им до окраин минут десять. Я сразу рванул к главврачу, сообщил что у меня есть танк, «тридцатьчетвёрка», нашёл новую, у немцев, они собирают брошенную, и угнал. У меня с одним интендантом договорённость была, тот за одну услугу со своей стороны попросил германский автомобиль, кабриолет. Я ему отдал тот «Мерседес» оберста, за который орден «Ленина» получил, всё равно как раз «Хорьх» генеральский угнал, он получше будет. Ещё бы. От Брянска на нём до Москвы на награждение доехал. Сами знаете наши дороги, даже не скрипнула, как по волнам плыл. Отличная машина.

- Это тот «Мерседес», что сгорел? - уточнил диктор с ехидцей.

- У меня всё трофеи уничтожены огнём, чтобы немцам не достались. А так, да тот. Я ему и мотоцикл отдал. А вот бронетранспортёр оставил. Война закончится, буду на нём на рыбалку ездить. Проходимость неплохая.

- Сгоревшем?

- Пепел стряхну с сиденья и буду ездить, - отмахнулся я. - А вообще «Хорьх» неплох, но он для хороших дорог, нужно что-то вездеходное. Я пока бродил по немецким тылам, мне трофеями достались два «кюбельвагена», но оба заднеприводные, хотя есть у этих «фольксвагенов» и полноприводные. Пока не везло, таких трофеев нет. Однако и эти машины проходимые, я пробовал. Ничего, ещё добуду.

- А что там по немцам? - вернул меня к сути дела диктор.

Глава 4. Рассказы в радиоэфире.

- Так я и рассказываю. Тому интенданту я указал услугу, но тот ещё остался должен, поэтому часть моей добычи с немецких тылов, тот доставил к госпиталю. Это были три бывших советских грузовика, я их у немцев отбил, и танк, «тридцатьчетвёрка». Их там боец охранял. Сообщил об этом главврачу, сказал, что передаю грузовики для вывоза раненых, хотя на тысячу ранбольных их маловато, и нужен экипаж для танка. Тот о прорыве уже знал, не думал, что немцы уже тут, ну и дал добро подобрать экипаж и встать на защиту города, пока госпиталь эвакуируют. Город тыловой, армейских подразделений совсем нет, поэтому я удивился, услышав бой у въезда в город. Даже комендатуры в городе не было, только военкомат. Не зная кто там сдерживал немцев, но я мысленно искренне поблагодарил героев, мы успели подготовится, принять танк, и выехали по улочкам в сторону звуков боя. Я уже потом узнал, что там противотанковый взвод. Новички, утром приняли орудия у нас в городе, с ремонта, двинули к передовой и тут немцы, вот с не сбитыми расчётами те смогли сжечь два грузовика, подбить немецкий танк. Гусеницу ему разбили. Впрочем, это все их победы, лейтенанта, он потом с нами в госпитале лежал, также к «Боевику» представили, однако взвод дал нам время, и мы успели. Я очень хороший наводчик из танковых пушек, сам не знал, у немцев в тылу пришлось пострелять по немецким танкам на железнодорожных праформах. Эшелон горел весь, но уходил дальше. Стоит отметить, что от моего танка до железнодорожных путей было два километра и эшелон двигался, но я ни разу не промахнулся, и сжёг два вагона, надеялся там снаряды и они рванут, но те горели и не взрывались, и восемь танков на платформах, пока эшелон не ушёл за дальность стрельбы. Больше бы уничтожил, но я один в бронемашине был, там двигатель заклинен, но всё остальное в порядке. Танкисты на дороге бросили, отступая. Сам заряжал, сам стрелял, но такой вот результат. Ни разу не промахнулся, даже с запредельной дальностью из танкового орудия. В бою за городок я был за командира-наводчика, заражающий Дмитрий Воробьёв, и мехвод, старший сержант Буков, из выздоравливающих. Стрелка-радиста не было, не успели подобрать, втроём бой вели. Мы уничтожили мотоциклистов и завернув за угол, столкнулись немцами. Причём был танк, точно такая же «тридцатьчетвёрка», как у нас, но с крестами намалёванная. Выстрелили одновременно, но если снаряд немцев ушёл в рикошет, то наш точно поразил в погон башни и тот вспыхнул. После этого мы, маневрируя и часто меняя позиции, уничтожили пять бронетранспортёров, два броневика, тоже бывших наших, с крестами, ту подбитую артиллеристами «тройку» и полтора десятка грузовиков. Причём говоря уничтожили, я имел ввиду, что они горели. Если подбить, то немцы быстро их восстановят и те снова будут против нас воевать, а сожжённые только на переплавку. Что по бою, у немцев осталось шесть самоходок, а у них лобовая броня крепкая, далековато, не возьму. Поэтому я расстрелял им гусеницы, и уйдя в город, объехал стороной, выйдя с боку, и сжёг их, расстреляв в борта, все шесть. Ну и начал бить по пехоте и технике в колонне, поджигая её, вдали две гаубичные батареи, и до них доставал, тут как раз и появились кавалеристы и погнали немцев дальше. Думал целая дивизия, а оказалось два полка с приданной артиллерией. Они нам и дали время эвакуировать госпиталь. Немцы заняли город только на следующий день. Мы в разбитой колонне нашли целый грузовик, на нём доехали до госпиталя, погрузили в машину раненых, и колонной в тыл направились. Дальше мы лечились в Брянске. А после выписки уже вызвали в Москву на награждение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пока я общался, диктору принесли листок, тот потом передал его мне. Там было написано, что разрешают описать как я бежал из плена. Кого-то это заинтересовало. Ну я им сейчас и расскажу. Пока я особо грань не переходил.

- С подвигами, совершёнными вами, стало ясно. Скажите, вот вы оказались в плену. Как это произошло мы слышали, но как вы смогли бежать?

- Дело случая. Попал в плен я от контузии, форма разорвана осколками вдрызг, но сам особо не пострадал, тяжёлая контузия и полное отсутствие слуха. Я метров двадцать в колонне прошёл, иногда оборачиваясь и видя, как добивают обессиливших. Другие пленные проходили мимо, безразличные, никто не помогал ни им, ни мне, как будто не свои. А жить очень хотелось, умирать я не желал, мало немцев набил и трофеев добыл. И тут я почувствовал помощь, кто-то приобнял меня и помогал идти. Я на грани сознания плавал, вот-вот упаду, но рассмотрел девчонку, та была в форме военфельдшера, молоденькая совсем, блондинка, красивая, и она помогала мне идти. Видно, что тяжело, та ростом мне по плечо, но крепилась, плакала, видел слёзы текли, но помогала в меру сил. Другие шли мимо, отводили взгляд. Вот тогда я покаялся, сбегу, а это обязательно случится, на других плевать, но эту девушку вытащу. Сам лягу, но её спасу. Та договорилась с тремя артиллеристами, они парни крепкое, и те донесли меня до бараков. Я этого не видел, без сознания был. На себе несли, чтобы не дать немцам добить меня как других обессиливших на обочине. Парни специально считали, тридцать шесть тел на дороге осталось. Оказалось, за помощь белобрысая отдавала им свой паёк, свою еду, мне с ней своим пайком пришлось делится. Три дня я отлёживался в бараке. Их каждый день освобождали, командиров выявляли, в свои колонны отправляли, женщин. Я белобрысую прятал, а тут очнулся на третьи сутки, чуть легче было, но слух ещё не вернулся, а белобрысой нет. Сосед на пальцах сообщил, что её немцы увели. Ох я разозлился. Состояние так себе было, но идти мог. Утро, барак пустой, только раненые и смертельно уставший врач, что ими занимался. Дошёл до ворот и забарабанил. А когда открыли, сказал на немецком…

- Простите, что прерываю, вы знаете немецкий?

- Да. Не очень хорошо, у нас в деревне жила два года немецкая семья, агрономы, но потом уехали. Я с их ребёнком дружил, с сыном. Он и научил, и писать. Интересно было, его родители учили вместе со мной. Так вот, я сообщил, что выявил в бараке переодетого советского офицера и комиссара-жида. Мне главное покинуть барак, можно что угодно наболтать. Немцам это было интересно, комиссаров они сразу расстреливали, и евреев. Проверяли обрезанные или нет, немало разных парней с Кавказа, главное нос с горбинкой и кучерявость, так расстреляли. Отвели меня в кабинет к лейтенанту, из охраны лагеря. А у меня гвоздь зажат в руке, если знать куда бить, даже в моём состоянии, а я стоял нетвёрдо, можно убить. Только повезло, лейтенант сидя за столом заряжал «Наган», да не простой, с глушителем. У меня такой был, даже три штуки. Когда в окружении был, ночью самолёт прошёл над лесом, и в небе парашюты рассмотрел. Оказалось, там помимо десантников грузы скинули, вот один на меня и упал, я пока в форме морской звезды лежал и звёздочки считал, что перед глазами летали, те собрали грузы, тот что на меня упал не нашли, видимо сильно в сторону снесло, и убежали, задание у них какое-то. Вышли бы ко мне, пару челюстей точно свернул кулаками, пусть в следующий раз смотрят куда скидывают. Я потом, когда очнулся, вскрыл баул, там три «Нагана» с глушителями и патронами, припасы. В схроне оставил. Так что это оружие мне хорошо известно, уже использовал. Я же подошёл к столу лейтенанта, сообщив, что глухой из-за контузии, и кинул гвоздь в лицо офицера. Почему-то только это в голову пришло. Главное ошеломить. Тот зажмурился, что позволило мне вырвать револьвер у него и застрелить конвойного, ну и взял на прицел офицера и стал допрашивать. Тот писал ответы на блокноте. Печатными буквами. Прописью я читать пока не умею. Вот и узнал, что белобрысую увезли в лагерь для военнопленных…