Праздник покойной души - Валентина Андреева

– «Мила-а-а. Мне плохо, Мила-а-а. Ну где же ты-ы-ы?» – завыла вдруг Наташка не своим голосом.

– Нечего было вчера ржать до полуночи! – услышала я свой собственный голос. – Тогда и плохо бы не было.

– Мамуль, что это? – шепотом спросила меня Алена, подкатившись ко мне вплотную.

– Господи, вы тоже слышали? – трагически всхлипнула со своей кровати Милочка. – Какое счастье! Значит, я не сошла с ума!

«Сойдем вместе, – подумала я, окончательно проснувшись. – Если это не Наташка развлекается. Иначе давно бы заглушила этот жуткий призыв. Не зря в пионерском хоре запевалой была».

– Мила-а-а, мне душно-о-о. Где ты, Мила-а-а?…

То, что этот потусторонний голос принадлежал не Наташке, стало ясно буквально тут же:

– Заберите меня из туалета!!! – вопила она.

Не сговариваясь, мы рванули к ней. Впереди скакала обезумевшая Фимка.

Из-за закрытой двери в строящееся помещение продолжали нестись леденящие душу стенания…

– Эт-того не мож-жет б-быть, – довольно убедительно выговорила Аленка, крупно дрожа всем телом и прижимаясь ко мне. Милочка держалась лучше – за электрочайник и часто-часто потряхивала головой в знак согласия. Заледенев от ужаса, я убеждала себя взять ситуацию под контроль.

– Ирка! Сдвинься вправо, ты мне выход перегородила, я одна здесь боюсь, – тоненько провыла Наташка из туалетной кабинки.

– Мила! Почему не готов ужин?! – Голос покойной звучал громко, требовательно и решительно. – Хочешь, чтобы я сама поднялась и пришла на кухню?

Бледная Милка, обреченно уставившись в потолок и слегка приоткрыв рот, поливала из чайника пол. Пока я дрожащими руками не отняла этот чайник. И не начала поливать пол сама – никак не могла поставить его на стол.

– Лежите себе спокойненько, Антонина Генриховна, вам нельзя двигаться! – крикнула Наташка, выскакивая из туалетной комнаты, при этом ощутимо двинув меня дверью. Но я только слегка поморщилась.

Милочка шептала побелевшими губами «Отче наш…». Аленка требовала позвонить в службу спасения. А я вообще ничего не соображала.

Голос покойницы изменил тональность – стал низким, медленным, тягучим:

– Мила-а-а-а, – выдохнула она, и я не выдержала. Давно славлюсь безрассудными поступками. На то они и безрассудные, что разум в качестве консультанта и советчика не задействован. Мне вдруг показалось, что если я сейчас не прекращу это издевательство, то до утра не доживу. Сейчас выскочу в эту проклятую дверь, вцеплюсь в потустороннее «нечто» и буду рвать эту субстанцию на клочки. Ярость сильнее страха. Тем более когда соображения уже нет. Нечем бояться! Я рванулась в коридор.

– Не надо!!! Не ходи!!! – закричала Аленка, вцепившись в мою руку. – Я с тобой!!!

– Через мой труп!!! – гаркнула подруга, сверкнула глазами и уверенно добавила: – Пока живой! Лучше бежать на улицу… Там вместе и окочуримся. Зато не от страха!

Милочка ничего не сказала. Не смогла – удачно валялась без сознания: головой почти на диване, всем остальным – на полу. Странная какая-то… Уж ей-то пора бы и привыкнуть.

Я вдруг стала замечать некоторые детали: кухня какая-то слишком белая. На окна нужны более веселые занавесочки. Милка в одном тапочке, Аленка вообще босиком. А у Натальи волосы наэлектризованы… И черт с ним, с этим потусторонним завыванием. Ясное дело, уже на стрелку не побегу. Ярость прошла. Но и бояться устала.

– Милку верните в реальность, – проронила я спокойно. – Балдеет сама с собой наедине. Я чай поставлю.

Стенания, требования и призывы за дверью стихли. Теперь там что-то шуршало и возилось. Милочка очухалась и бессмысленно улыбалась, заладив одно и тоже:

– Я не сумасшедшая!

– Непонятно, чему радуешься? – разозлилась Наташка. – Все равно скоро сбрендишь, если не переедешь отсюда. Надеюсь, поймешь нас правильно, мы больше сюда не заявимся. Неизвестно, что взбредет в голову твоей… Интересно, у фантомов есть голова? Наверное, есть. А раз так, неизвестно, что в нее может взбрести Антонине Генриховне, царствие ей небесное. – Подруга перекрестилась. – Только бы у нас свет не погас, как в фильмах ужаса. Даю вам слово, если погаснет, я по сугробам в пижаме и тапочках до Москвы без передыха долечу. Милка, слушай добрый совет, сваливай отсюда! И чем скорее – тем лучше.

– Я не могу жить в рабочем кабинете!

– Сними квартиру, в конце концов! Либо себе, либо дочери.

Милочка протестующе затрясла головой:

– Да как я это людям объясню? Пойдут сплетни, снизится реализация…

– Господи, о чем она думает! – Наташка всплеснула руками, опрокинув на меня свой чай и меня же за это обругав – видите ли, путаюсь под руками. – А как ты объясняла то, что не живешь в своих московских хоромах?

– Ну-у-у, говорила, что нормально чувствую себя только в загородном доме.

– Людмила Станиславовна, вам действительно необходимо сменить обстановку, – вытирая лужу на столе, тихо сказала Аленка. – И необязательно всем говорить, что вы снимаете квартиру. Можно объяснить, что подруга попросила временно пожить у нее…

В строящемся отсеке что-то гулко грохнуло. Мы вздрогнули.

– Антонина Генриховна об раскиданную вагонку споткнулась! – прокомментировала Наташка. – Так ей и надо, не лежится спокойно на месте…

Я легонько дернула ее за пижаму, намереваясь призвать к совести. Но она у подруги спала. Время-то позднее.

– Что ты меня щиплешь? – разозлилась Наташка. – А кто там еще может шарахаться среди ночи? Милка, ты не пробовала оставлять в той части свет?

– Пробовала, он выключается.

– Может, стоит продать дом вместе с участком? – выдавила я из себя дельное предложение.

– Да я и сама уже задумывалась. Жалко, конечно. Деньги мне пока не нужны. Я имею в виду большие деньги. Не знаешь, в чем их хранить – то ли в рублях, то ли в долларах, то ли в евро… Недвижимость надежнее. – Мила вздохнула и провела рукой по столу, стряхивая невидимые крошки, видимые возила Наташка в чайной ложке. Любимое занятие при раздумье.

– Эти… скажем так, странности, начались сразу после смерти мамы? – спросила я, внимательно наблюдая за маршрутом ложки.

– Н-не совсем сразу… – Мила неожиданно всхлипнула и заплакала. Наташка вопросительно посмотрела на меня, я легонько покачала головой – не надо мешать. Может, легче станет…

Плакала она не очень долго. А потом, прерывая рассказ судорожными вздохами, рассказала, что мама умерла в ее отсутствие. В августе вконец измотанная Мила решила съездить на недельку по туристической путевке по маршруту: Хельсинки-Стокгольм-Хельсинки. Мама последнее время неплохо себя чувствовала, и именно она на этом и настояла. А тут еще ухаживающая за мамой сиделка Лиза поддакнула. Неделя – не велик срок.

Прощаясь с матерью, Мила не думала, что видит ее живой в последний раз. Антонина Генриховна была бодрой, улыбчивой и деятельной. «Поезжай с Богом, деточка. Вернешься, забот прибавится. Нам с тобой надо заняться старым фундаментом – до конца отстроить на нем то, что заслуживаем. Не умру спокойно, пока мечта не осуществится…»

– Что-то я плохо понимаю… – Наташка еще добавила в ложку крошек от бисквита и повезла ее в мою сторону. – Неужели твоей мамочке было мало места в этой, с позволения сказать, половине? Зачем ей, болезной, на старости лет огромная махина, с претензией на «дворянское гнездо»?

– Видишь ли… – договорить Милочка не успела. С улицы донесся слабый звук мощной техники. – Дорогу чистят! – обрадовалась она. – Я же говорила! Она еще раз прислушалась: – Вернее, уже почистили, возвращаются…

– Как замечательно осознавать, что кому-то в эту ночь тоже не спится. И не по собственному желанию… Честное слово, я бы и сейчас рванула домой, если бы нас здесь не замуровали… демоны! – Наташка возмущенно шарахнула чайной ложкой по столу, рассыпав весь груз крошек. – А почему со стола не вытерли?

– Мила, ты так и не пояснила, когда начались эти потусторонние явления…

Не очень хотелось возвращаться к прежней теме, но любопытство одолело.

– Ах, да… Мама умерла за день до моего возвращения. Я была уже в поезде, когда позвонила Маринка. Такую истерику закатила! Получилось, что я жуткая эгоистка, бросила ее любимую бабушку умирать и пустилась во все тяжкие… Хотя сама, паршивка, вообще у бабушки не появлялась. А ведь та ее вырастила! Но, честно говоря, Маринка кое в чем права – не следовало мне уезжать… И еще – Лиза говорила, что умерла мама тихо, во сне, а у меня такое ощущение… – Милочка замялась. – Словом, я думаю – это не совсем так. Ну просто уверена: мама не успела мне сказать что-то очень важное… Вот после смерти и разговорилась.

Наташка как-то странно выпрямилась и уставилась на Милочку немигающим взором:

– Так она… это… Она здесь умерла? В этой половине?

– Лиза говорила, что застала ее на кровати без сознания и почти без пульса. Смерть констатировала «скорая». Ее только успели вынести из дома. Соседка тетя Аня – она вообще-то Ася, но свое имя терпеть не может, ее все тетей Аней зовут, даже успела в одностороннем порядке с ней проститься у дома и пожелать счастливого пути. Мамина комната как раз напротив моей… Наташа! Ты меня пугаешь!